Зибен ненавидел опасности и дрожал при мысли о том, что его ожидает. А вот Друсс, несмотря на все его недостатки, живет полноценной жизнью, наслаждаясь каждым ее мигом.
Зибен чувствовал себя по-настоящему живым только рядом с ним: в поисках похищенной Ровены, на море в бурю, когда «Дитя грома» швыряло, как щепку, или в битвах, где каждое мгновение грозило смертью.
После своих странствий они с триумфом вернулись в Дренан, и Зибен сложил свою эпическую поэму «Друсс-Легенда». Она стала самой известной сагой в дренайских землях и была переведена на дюжину языков. За славой пришло богатство, за богатством — женщины, и Зибен с удивительной быстротой вновь погрузился в пучину праздной роскоши. Вздохнув, он поднялся с постели. Слуги приготовили ему одежду — штаны из бледно-голубой шерсти, высокие сапоги для верховой езды из мягкой кремовой кожи. Разрезы на пышных рукавах голубой шелковой рубашки открывали серую, тоже шелковую, подкладку, вышитую перламутром. Синий плащ, завершавший наряд, застегивался у горла плетеной золотой цепочкой. Одевшись, Зибен встал перед большим зеркалом и пристегнул перевязь, на которой висело четыре метательных ножа в черных ножнах, с рукоятками слоновой кости.
«Зачем вы едете с ним?»
Зибену очень хотелось бы ответить: «Потому что он мой друг», — и он надеялся, что в этом есть хотя бы доля правды. Но не это было истинной причиной.
— Я должен чувствовать себя живым, — сказал он вслух.
— Я купил двух лошадей, — объявил он Друссу, — чистокровку себе и ездовую тебе. Поскольку верхом ты ездишь, как мешок морковки, я счел, что она тебе как раз подойдет.
Друсс пропустил подковырку мимо ушей.
— Где это ты взял такие красивые ножички? — спросил он, кивнув на нарядную перевязь Зибена.
— Красивые ножички? Это превосходно уравновешенное смертельное оружие. — Зибен достал один клинок из ножен. Плавно закругленное книзу лезвие было острым как бритва. — Я поупражнялся с ними, прежде чем купить. Пригвоздил бабочку с десяти шагов.
— Твое искусство нам пригодится, — проворчал Друсс. — Я слыхал, надирские бабочки очень злые.
— Старые шутки самые лучшие, спору нет. Но эту уже пора проводить на покой.
Друсс старательно упаковал в седельные сумки вяленое мясо, сушеные фрукты, соль и сахар. Затянув ремни, он снял с кровати одеяло, туго скатал его и приторочил к поклаже.
— Майон недоволен тем, что мы уезжаем, — заметил поэт. — Завтра хоронят королеву, и он боится, что король воспримет наш отъезд как неуважение к постигшей его потере.
— Ты уже уложился? — спросил Друсс, взваливая сумки на плечо.
— За меня это делает слуга. Терпеть не могу эти сумки — шелк в них ужасно мнется. Рубашка или камзол, вынутые из них, не имеют никакого вида.
Друсс безнадежно покачал головой:
— Ты берешь с собой в степь шелковые рубашки? Полагаешь, что надиры оценят твой вкус?
— Увидев меня, они сочтут, что я бог! — хмыкнул Зибен.
Друсс снял со стены свой топор, Снагу. Зибен оглядел блестящие серебряные лезвия в виде крыльев бабочки, черную рукоять с серебряными рунами и с чувством сказал:
— Ненавижу это орудие.
Друсс спустился к входной двери. Посол Майон разговаривал с тремя королевскими гвардейцами, высокими молодцами в серебряных панцирях и черных плащах.
— Послушайте, Друсс, — сказал он. — Эти господа хотят проводить вас во Дворец Дознаний. Тут, очевидно, какая-то ошибка, но вам хотят задать несколько вопросов.
— О чем?
Майон откашлялся и провел рукой по аккуратно приглаженным серебристым волосам.
— Насколько я понял, в доме борца Клая произошло столкновение, в итоге чего человек по имени Шонан умер.
Друсс опустил Снагу на пол и скинул с плеча поклажу.
— Умер? От тычка в зубы? Ни в жизнь не поверю. Он был жив, когда я уходил.
— Вы пойдете с нами, — сказал гвардеец, выступив вперед.
— Соглашайтесь, Друсс, — вставил Майон. — Я уверен, что мы сможем...
— Ну, дренаи, довольно болтать. Этот человек обвиняется в убийстве, и мы берем его под стражу. — Солдат снял с пояса кандалы, и Друсс сузил глаза.
— Мне кажется, вы ошибаетесь, — начал Зибен, но опоздал: гвардеец уже наткнулся на правый кулак Друсса, угодивший ему прямо в челюсть, качнулся вбок и стукнулся головой о стену, потеряв свой шлем с белым плюмажем. Двое других ринулись вперед. Одного Друсс свалил боковым слева, другого — правым снизу.
Кто-то из поверженных простонал, и стало тихо.
— Что вы наделали? — дрожащим голосом воскликнул Майон. — Как могли вы напасть на королевских гвардейцев?
— Да вот так и смог. Ну что, поэт, ты готов?
— Вполне. Сейчас возьму свои вещи, и давай покинем этот город как можно скорее.
Майон без сил рухнул на мягкий стул.
— Но что я скажу им, когда они очнутся?
— Изложите им свои взгляды о преимуществе дипломатии над насилием, — посоветовал Зибен, потрепав посла по плечу, и бегом помчался к себе за вещами.
Лошади стояли у задней двери. Друсс приторочил свою поклажу и неуклюже влез в седло. Кобыла была шестнадцати ладоней высотой и сильная, хотя и вислозадая. Серый конь Зибена, той же вышины, был при этом, как и сказал поэт, чистопородным скакуном.
Зибен сел верхом и первым выехал на главную улицу.
— Ты, видно, от души врезал этому Шонану, старый конь.
— Не настолько, чтобы убить его. — Друсс покачивался, вцепившись в луку седла,
— Держись ляжками, а не икрами, — посоветовал Зибен.
— Никогда не любил верховой езды. Торчишь наверху, как дурак.
К Восточным воротам направлялось немало конных, и Друсса с Зибеном затерло в общий поток на узкой улице. Солдаты у ворот расспрашивали всех выезжающих, и Зибену уже начало становиться не по себе.
— Как ты думаешь, нас еще не ищут?
Друсс только плечами пожал. Наконец они подъехали к воротам, и часовой потребовал:
— Бумаги.
— Мы дренаи, — ответил Зибен. — Хотим прогуляться.
— Нужно подписать разрешение у караульного офицера, — заявил часовой, и Зибен, заметив, как напрягся Друсс, быстро выудил из кошелька мелкую серебряную монету и дал солдату.
— В городе так тесно, — сказал он при этом с лучезарной улыбкой. — Погуляешь часок на просторе — и думается легче.
Часовой сунул монету в карман.
— Я и сам люблю покататься верхом. Приятной прогулки. — Он махнул рукой, и двое всадников, пришпорив коней, поскакали к восточным холмам.
После двух часов езды Зибен выпил всю свою воду и начал смотреть по сторонам. До самых далеких гор простиралась плоская сухая равнина.
— Ни рек, ни ручьев. Где же мы будем брать воду?
Друсс указал на гряду скалистых холмов в нескольких милях от них.
— Откуда ты можешь знать?
Я вовсе не хочу умереть от жажды.
— Жив будешь, — усмехнулся Друсс. — Я воевал в пустыне и умею находить воду. Есть у меня
