— Нет. Только тебя.
— Тогда я не пойду.
— Ты еще не готова, Шуль-сен, — сказал женщине один из светящихся вестников. — Слишком много в тебе темного. Всем хорошим, что в тебе есть, ты обязана своему союзу с этим человеком — единственные свои бескорыстные поступки ты совершила ради него. Он уже дважды отказывался от рая. Третий отказ будет последним — больше мы за ним не придем.
— Дайте мне побыть с ним наедине, — сказала она, и светящиеся фигуры отошли на пятьдесят шагов.
— Я не оставлю тебя, — прошептал Ошикай. — Больше мы не расстанемся.
Она обвила рукой его шею, пригнула голову к себе и прильнула к нему долгим поцелуем. Потом ласково коснулась его красивого лица и сказала с грустной улыбкой:
— Ты хочешь лишить меня рая, любимый?
— Что ты говоришь?
— Если ты откажешь им теперь, то никогда уже не увидишь Страны Небесных Грез — а значит, и я ее не увижу. Отказывая им, ты обрекаешь нас обоих вечно блуждать в Пустоте.
Он поднес ее пальцы к губам и нежно поцеловал.
— Я так долго ждал тебя. Я не вынесу новой разлуки.
— Но ты должен. — Она принудила себя улыбнуться. — Мы с тобой едины, Ошикай, и еще будем вместе. Но когда мы встретимся снова, это будет под голубыми небесами, среди журчащих ручьев. Ступай же туда — и жди меня.
— Я люблю тебя. Ты для меня и луна, и звезды.
Она отстранилась от него и сказала сияющим пришельцам:
— Берите его. Пусть он познает радость. — Они приблизились, и Шуль-сен пристально посмотрела в блистающий лик одного из них. — Смогу ли я заслужить себе место рядом с ним?
— Ты только что сделала первый шаг к этому, Шуль-сен. Ты знаешь, где нас искать. Странствие будет долгим, и от тебя еще многое потребуется. Иди вместе с Шаошадом. Ему тоже многому предстоит научиться.
Второй вестник возложил свою золотую руку на Друсса. Все раны воина зажили, и силы вернулись к нему.
Еще миг — и оба исчезли вместе с Ошикаем. Шуль-сен упала на колени, длинные темные волосы закрыли ее лицо.
— Мы найдем его, госпожа, — сказал ей Шаошад. — Вместе найдем. И велика будет наша радость.
Шуль-сен испустила глубокий, прерывистый вздох.
— Так пойдем же, — и она решительно поднялась с колен. Друсс тоже встал.
— Я хотел бы помочь тебе, — сказал он. Она взяла его руку и поцеловала.
— Я знала, что выбрала верно. Ты очень похож на него. Но теперь ты вернешься в мир, которому принадлежишь.
Она коснулась его головы, и тьма поглотила Друсса.
Глава 11
Очнувшись, он увидел рассвет в окне гробницы. Никогда еще он не испытывал такого счастья, видя рождение нового дня. Зибен и Носта-хан придвинулись к нему, загородив свет.
— Говори! — сказал шаман. — Добились ли вы успеха?
— Да, — пробормотал Друсс, садясь. — Они встретились.
— Спрашивал ты его о Глазах Альказарра?
— Нет.
— Что?! — взвился шаман. — Зачем же ты тогда пустился в это безумное путешествие?
Друсс, не отвечая, подошел к спящему Талисману, положил руку ему на плечо и позвал по имени. Талисман открыл темные глаза.
— Мы победили? — спросил он.
— На свой лад, парень. — И Друсс рассказал ему о явлении ангелов и о новой разлуке.
— Надеюсь, она найдет его. — Талисман встал и вышел. Носта-хан последовал за ним.
— От их благодарности у меня слезы на глаза наворачиваются, — съязвил Зибен.
— Дело сделано — это главное, — пожал плечами Друсс.
— Расскажи мне все, как было.
— Ну уж нет, поэт. Я не хочу, чтобы ты сочинил об этом песню.
— Песен не будет, даю тебе честное слово, — солгал Зибен.
— Как-нибудь после, — усмехнулся Друсс. — Сейчас мне надо поесть и вдоволь, не спеша, напиться холодной воды.
— Она очень хороша?
— Несказанно. Но лицо у нее недоброе. — Друсс вышел вместе с Зибеном на солнце и встал, любуясь густой синевой неба. — Пустота — скверное место: только огонь там ярок, а остальное все серое — камень, пепел и небо. Даже думать не хочется, что когда-нибудь мы все окажемся там.
— Что верно, то верно. Ну, рассказывай же, Друсс.
Талисман, Горкай и Носта-хан смотрели на них со стены.
— Он должен был умереть там, — сказал шаман. — Жизненная сила почти что покинула его — но потом вернулась снова.
— Подобного я еще не видел, — сознался Талисман. — Дивное это зрелище: Друсс и Ошикай, бьющиеся с демонами и чудищами. Встретившись, они сразу стали как побратимы и сражались так, точно знали друг друга целую вечность. Я не мог равняться с ними, шаман. Я был точно ребенок среди взрослых мужей. Но обиды я не испытываю — мне кажется, что я удостоился большой чести.
— Да, — прошептал Горкай, — сражаться рядом с Ошикаем, Гонителем Демонов, поистине большая честь.
— Но к Глазам нас это не приблизило, — буркнул шаман. — Может, он и великий воин, однако глупец. Шаошад сказал бы ему, если бы он спросил!
— Либо мы найдем их, либо нет. Сна меня это не лишит. — Талисман спустился вниз и вошел в дом для паломников.
Зусаи спала на топчане. Талисман сел рядом и погладил ее по голове. Она открыла темные глаза и сонно улыбнулась ему.
— Я ждала, пока Горкай не сказал мне, что ты вне опасности, а потом уснула.
— Теперь мы все вне опасности, и Шуль-сен не будет больше преследовать тебя. — Он умолк. Она села, взяла его за руку и увидела печаль в его глазах.
— Что с тобой, Талисман? Что тебя печалит?
— Их любовь длится целую вечность — а вот нам не суждено соединиться. Всю жизнь я мечтал помочь Собирателю объединить наш народ. Я думал, нет на свете более великого дела. Но теперь я думаю только о тебе, Зусаи. И знаю: если Собиратель возьмет тебя себе, я не смогу следовать за ним.
— Так не станем же слушать предсказаний, — сказала Зусаи, обнимая его. — И будем вместе.
Ласково, но твердо он освободился из ее рук.
— И этого я не могу. Долг воспрещает. Я попрошу Носта-хана увести тебя отсюда. Завтра же.
— Нет! Я не пойду.
— Если ты взаправду любишь меня, Зусаи, то пойдешь. Мне нужно очистить свои мысли для предстоящей битвы. — Он оставил ее и стал обходить укрепления, глядя, хорошо ли их починили, а после выслал Квинг-чина с тремя воинами в разведку навстречу врагу.
— Не нападай на них, друг, — сказал он Квинг-чину. — Ты нужен мне здесь.
— Я вернусь, — пообещал воин и выехал из форта. Горкай подошел и сказал Талисману:
