— Он был повязан бельм платком. Ага... и зубы у чего гнилые. Желтые с черным — мерзость, да и только.
— Проверь зубы у всех убитых и найди мне его, — приказал Премиан.
— Слушаюсь, — без особого пыла ответил солдат. Премиан вернулся к Джомилу и помог ему подняться на ноги.
— Пора браться за дело, сержант. Выведи пехоту на склон, и пусть расчистят тропу от валунов. Сюда едет четырнадцать повозок — им и без того трудно будет подняться в гору, незачем еще лавировать среди множества камней.
— Так точно, капитан.
Подошел улан, осматривавший трупы.
— Его там нет, капитан. Должно быть, сбежал.
— Сбежал? Человек, прыгнувший с двадцати футов в кучу улан? Человек, убедивший своих воинов стоять насмерть? Едва ли. Если его нет здесь... благая Карна! — Премиан рывком повернулся к Джомилу. — Повозки! Он пошел им навстречу!
— У него не могло остаться больше горстки людей — а при повозках у нас четырнадцать крепких, хорошо вооруженных возниц.
Премиан бросился к своей лошади и вскочил в седло. Кликнув двух своих офицеров, он приказал им построить людей и следовать за ним, а сам поскакал прочь от пруда. На гребне подъема он увидел дым в миле к югу от себя и погнал коня вскачь. Пятьдесят улан скакали за ним.
Не прошло и нескольких минут, как они, обогнув поворот, увидели горящие повозки. Упряжь была перерезана, и несколько возниц лежали со стрелами в груди. Премиан осадил измученного коня и обозрел всю картину. Густой дым ел глаза. Горело пять повозок.
Внезапно Премиан увидел в дыму человека с полыхающим факелом, с белым платком на голове.
— Взять его! — взревел капитан, пришпорив коня. Уланы ринулись вперед.
Горсточка надирских воинов отчаянно спешила поджечь оставшиеся повозки. Услышав сквозь рев пламени топот копыт, надиры побросали факелы и бросились к своим коням, но тут на них налетели уланы.
Что-то темное метнулось на Премиана от пылающей повозки. Он безотчетно пригнулся, но надир в белом платке врезался в него и выбил из седла. Оба грянулись оземь. Премиан стал нашаривать меч, но надир, не глядя на него, схватился за луку седла и вскочил на коня, а после выхватил саблю и бросился в гущу улан, рубя напропалую. Один солдат упал с рассеченным горлом, другой сполз набок, раненный острием в лицо. Копье вонзилось в спину надира, чуть не вышибив его из седла, но он, повернувшись, попытался еще достать улана. Другой солдат, послав коня вперед, рубанул надира по плечу. Тот, уже при смерти, еще ткнул мечом и поранил улану руку, а сам накренился вправо. Конь взвился и сбросил его наземь. Копье так и торчало у него из спины. Надир поднялся на ноги и подобрал свою выпавшую саблю. Кровь лилась у него изо рта, ноги подгибались. Улан наехал на него, но он ткнул саблей в бок коню.
— Оставьте его! — крикнул Премиан. — Он умирает.
— Мы надиры! — воскликнул воин, обернувшись к Премиану.
Один из солдат пришпорил коня и рубанул надира мечом, но тот пригнулся, схватил улана за плащ, наклонил навстречу собственной сабле и ткнул в живот. Улан с воплем вывалился из седла, и оба упали наземь. Солдаты соскочили с коней и окружили надира, рубя и кромсая его.
— Прочь, дурачье! — крикнул, подбежав к ним, Премиан. — Спасайте повозки!
Уланы принялись сбивать огонь плащами, но это было бесполезно. Сухое дерево разгорелось и не хотело гаснуть. Премиан приказал оттащить прочь уцелевшие повозки и послал солдат собрать упряжных лошадей, которые, почуяв воду, медленно брели к пруду. Десятерых возниц нашли в ближней балке и привели к капитану.
— Вы бежали от семерых надиров, — сказал им Премиан. — Из-за этого мы лишились половины повозок. Ваша трусость поставила под угрозу судьбу целой армии.
— Они прискакали, визжа, из степи, в облаке пыли, — стал оправдываться кто-то. — Мы думали, их тут целая орда.
— Садитесь в оставшиеся повозки, грузите их и везите воду в лагерь. Там явитесь к генералу Гаргану. Могу вас уверить, что плетей вам не миновать. Убирайтесь с глаз долой!
Премиан повернулся к ним спиной, производя в уме вычисления. Пять повозок на восемь бочек каждая. В бочке помещается около пятнадцати галлонов воды. В таких условиях каждому бойцу требуется по меньшей мере две пинты воды в день. Стало быть, один бочонок может напоить шестьдесят человек. Сорока бочонков едва хватит на всех солдат. А лошади? Им сколько требуется в день? Обозу безостановочно придется сновать между лагерем и водоемом.
Впрочем, могло быть и хуже. Не спохватись он вовремя, погибли бы все повозки. Но эта мысль его не порадовала. Если бы он оставил при обозе охрану, надиры ничего бы не добились.
Дикий хохот и свист клинков прервал его размышления. Надира в белом платке обезглавили и четвертовали. Премиан кинулся на регочущих солдат.
— Смирно! — взревел он, и они испуганно построились в шеренгу. — Как вы смеете? Как смеете вести себя подобно дикарям? Да знаете ли вы, на кого сейчас похожи? Что, если бы ваши родные увидели, как вы рубите на куски тело мертвого воина? Вы же готиры! Оставьте эти зверства... варварам.
— Разрешите сказать, капитан? — спросил кто-то из солдат.
— Говори.
— Но ведь генерал Гарган посулил отрубить руки всем надирам, разве не так?
— Это было сказано, чтобы напугать надиров. Они верят, что если умрут увечными, то такими и отправятся на тот свет. Не думаю, что генерал намерен осуществить эту угрозу на деле. Я, конечно, могу ошибаться, но здесь и сейчас командую я. Вы выроете могилу для этого человека и сложите вместе все части его тела. Он был нашим врагом, но сражался храбро и отдал жизнь за дело, в которое верил. Похороните его как подобает. Ясно?
Солдаты закивали.
— Тогда за дело.
Джомил отвел Премиана в сторону и сказал, понизив голос:
— Это неразумно, капитан. Вас прозовут любителем надиров и станут говорить, что вы проявляете мягкость к врагу.
— Наплевать мне на это, дружище. Как только наша кампания завершится, я подам в отставку.
— Может, оно и так, капитан, — только вы уж простите мою прямоту: я не думаю, чтобы генерал грозился попусту. И мне не хочется, чтобы он отдал вас под суд за неповиновение.
Премиан с улыбкой посмотрел в обветренное лицо старого солдата:
— Ты верный друг, Джомил, и я очень это ценю. Но отец учил меня никогда не участвовать в бесчестном деле. Как-то он сказал, что нет большей отрады для мужчины, чем смотреться в зеркало во время бритья и гордиться тем, что видишь. Я в настоящее время такой гордости не испытываю.
— А напрасно, — покачал головой Джомил.
Было три часа пополудни, а враг все не шел в атаку. Пехотинцы сидели в лагере, соорудив из мечей и плащей навесы для защиты от палящего солнца. Уланские лошади были собраны в загон на западной стороне. Одни кони стояли смирно, понурив головы, другие легли — так истомила их жажда.
Друсс, заслонив рукой глаза, увидел, как возвращаются пять повозок с водой, и выругался вполголоса. Готиры бросились к телегам и окружили их.
Талисман поднялся на стену к Друссу.
— Надо было дать Кзуну побольше людей, — сказал он.
— Мне помнится, ночью за водой отправилось четырнадцать повозок, — пожал плечами Друсс. — Твои ребята хорошо поработали. Этой воды им и на день не хватит. Одним только лошадям нужно больше, чем они привезли.
— Тебе и раньше доводилось бывать в осаде? — спросил Талисман.
— Да, парень. Чаще, чем мне бы хотелось.
