Она закрыла глаза, задумавшись.
— Кто-то хочет сидеть у реки и каждый день ловить рыбу? — спросил он. — Замечательно. Такова его жизнь. Ты хочешь плавать в маленьком суденышке по внутренним морям и посещать незнакомые народы? Превосходно! Чем еще можно заниматься?
— Путешествовать в космосе? — спросила она, и была в ее голосе нотка вызова. Она открыла глаза.
— Да, Ты обратила внимание, что Союз и я не позволяем этого.
— Этого не позволяешь ТЫ.
— Верно. Если Союз выйдет у меня из повиновения, то больше не получит спайса.
— И приковав людей к своим планетам, удерживаешь их от злых выходок. — В этом есть кое-что поважнее. Это наполняет их тоской по странствиям. Это создает в них НЕОБХОДИМОСТЬ совершать дальние путешествия и видеть незнакомое. В конце концов, путешествие и свобода становятся синонимами.
— Но спайс иссякает, — сказала она.
— И свобода с каждым днем становится все драгоценней.
— Это может привести лишь к отчаянию и насилию, — сказала она.
— Мудрец из моих предков… который, на самом деле, тоже я сам, Ты ведь понимаешь? Ты понимаешь, что в моем прошлом для меня нет чужих?
Она кивнула в благоговейном страхе.
— Этот мудрец заметил, что богатство — это орудие свободы. Но погоня за богатством — это путь в рабство.
— Космический Союз и Орден поработили сами себя!
— Так же, как икшианцы, Тлейлакс и все остальные. Время от времени им удается разнюхать тайничок с меланжем — это постоянное разнюхивание и держит их в плену, не давая уделить внимание чему-то еще, Очень интересная игра, не правда ли?
— Но когда последует насилие…
— Тогда будут голод и суровые помыслы.
— Здесь, на Арракисе, тоже?
— Здесь, там, повсюду. Люди будут оглядываться на мою тиранию, как на СТАРЫЕ ДОБРЫЕ ДЕНЕЧКИ. Я стану зеркалом их будущего.
— Но это будет ужасно! — запротестовала она.
«Ее реакция и не могла быть иной», — подумал он.
И сказал:
— Поскольку земля откажет людям в поддержке, выжившие станут тесниться во все меньших и меньших убежищах. Жестокий процесс естественного отбора будет воспроизведен во многих мирах взрыв рождаемости и иссякание пищи.
— Но не способен ли Союз…
— По большей части, Союз окажется беспомощен из-за нехватки меланжа, чтобы использовать доступный транспорт.
— И богатые не спасутся?
— Некоторые из них.
— Значит, на самом-то деле Ты ничего не изменил. Мы будем точно также продолжать сражаться и умирать.
— До тех пор, пока Песчаный Червь не воцарится вновь на Арракисе. Тогда мы проверим себя на основополагающий жизненный опыт, к которому все причастятся. Мы усвоим, что происшедшее на одной планете может произойти на любой.
— Так много боли и смерти, — прошептала она.
— Разве Ты не понимаешь насчет смерти? — спросил он. — Ты должна понять. Народы должны понять. Вся жизнь должна понять.
— Помоги мне, Владыка, — прошептала она.
— Это самый глубинное знание любого создания. — Когда жизнь недостаточно соприкасается со смертью, тогда для ее осознания на помощь приходят угрожающие ей признаки: опасные болезни, травмы, несчастные случаи… роды для женщины… и, некогда, боевые баталии для мужчин.
— Но твои Рыбословши…
— Они учат выживаемости, — сказал он.
Ее глаза широко раскрылись — она вдруг поняла.
— Способные выживать. Разумеется!
— Как же Ты чудесна, — сказал он. — Как редка и чудесна. Да будут благословенны икшианцы!
— И прокляты?
— И это тоже.
— Я не думала, что когда-нибудь смогу понять насчет Твоих Рыбословш, — сказала она.
— Даже Монео этого не видит, — сказал он. — А Данканы — это мое отчаяние.
— Для того, чтобы пожелать сохранить жизнь, Ты должен ценить ее очень высоко — сказала она.
— И именно способные выживать восприимчивей и ярче видят красоты жизни. Женщины понимают это намного лучше мужчин, потому что рождение это отражение смерти.
— Мой дядя Молки всегда говорил, что у Тебя есть веские причины отказывать мужчинам в войнах и в случайном насилии. Какой же горький урок! — Кроме легкодоступной жестокости у мужчин очень немного возможностей выяснить, как же они встретят свой последний жизненный опыт, — сказал он. — Что-то упущено. Развитие психики остановилось. Это ли подразумевают люди, говоря о мире Лито?
— Что Ты заставляешь нас барахтаться в бесцельном упадке, как свиньи барахтаются в своей собственной вонючей жиже.
— Как точна народная мудрость! — усмехнулся он. Упадок.
— Большинство мужчин не имеют принципов, — продолжила она. Икшианские женщины постоянно на это жалуются.
— Когда мне нужно распознать мятежников, я выглядываю мужчин с принципами, — сказал он.
Она безмолвно на него поглядела, и он подумал, каким же глубоким свидетельством ее разума является эта простая реакция.
— Где, по-твоему, я нахожу моих лучших управляющих? — спросил он.
Она резко выдохнула.
— Принципы, — продолжил он, — это то, за что Ты сражаешься. Большинство мужчин проходят сквозь всю жизнь не изменившимися, кроме самого последнего момента. У них так мало неприятных обстоятельств, в которых можно было бы испытать себя.
— У них есть Ты, — сказала она.
— Но я настолько могуществен, — сказал он. — Я равнозначен самоубийству. Кто пойдет на верную смерть?
— Сумасшедшие… или отчаянные. Бунтовщики?
— Я — их эквивалент войны, — сказал он. — Хищник из хищников. Я — та связующая сила, которая сотрясает их.
— Я никогда не думала о себе, как о бунтовщице.
— Ты — кое-что намного получше.
— И Ты каким-то образом меня используешь?
— Да.
— Не как управляющего, — сказала она.
— У меня уже есть хорошие управляющие — не подверженные порче, смышленые, рассудительные, открыто признающие свои ошибки, быстрые в принятии решений.
— Они были бунтовщиками?
— В большинстве своем.
