Достаточно ей было единожды упомянуть о своем происхождении, как он сразу сообразил, на кого же она похожа — на Харк ал-Аду. «В ней течет кровь Коррино. Мы более близкие родственники, чем я думал».
— Мой Владыка великодушен, — сказала она и удалилась, с новой силой в походке. Он услышал ее голос в приемной:
— Леди Хви, наш Владыка тебя сейчас примет.
Хви, проходя в дверь, на секунду предстала темным силуэтом на фоне горящего сзади света. Ее шаг сделался неуверенным, потом, когда ее глаза приспособились к другому освещению, неуверенность исчезла. Как мотылек на свет, она устремилась к лицу Лито, кинув взгляд в полутьму, окружавшую его тело, лишь для того, чтобы убедиться, что он не ранен. Лито знал, что на нем нет ни одного следа ранений — вот только пепел, и внутреннее содрогание еще оставалось при Нем. Он заметил, что она слегка прихрамывает. Хви оберегала правую ногу, но длинное одеяние из твида зеленого цвета скрывало ее ранение. Она остановилась на краю углубления, где стояла его тележка, и поглядела прямо в его глаза.
— Мне сказали, что Ты ранена. Тебе больно?
— У меня нога порезана чуть ли не до колена, Владыка. Небольшим куском каменной кладки, отлетевшим при взрыве. Твои Рыбословши уже обработали рану бальзамом, унявшим боль. Владыка, я боялась за Тебя.
— А я боялся за тебя, ласковая Хви.
— Кроме первого взрыва, я не подвергалась ни какой опасности, Владыка. Меня быстро спрятали в помещении глубоко под посольством.
«Значит она не видела устроенного мной спектакля», — подумал он. — «Я могу быть за это благодарен».
— Я послал за тобой, чтоб попросить у тебя прощения, — сказал он.
Она опустилась на золотую подушку.
— Что мне прощать тебе, Владыка? Ты ведь не причина…
— Меня испытывали, Хви.
— Тебя?
— Есть желающие узнать, насколько глубоко я озабочен безопасностью Хви Нори.
Она сделала жест в сторону внешнего мира.
— Это… произошло из-за меня?
— Из-за нас.
— О! Но кто…
— Ты согласилась выйти за меня замуж, Хви, и я… — он поднял руку, призывая ее к молчанию, когда она попробовала заговорить. — Антеак рассказала нам то, что Ты ей поведала, но происходит это не из откровений Антеак.
— Тогда кто же…
— Кто — не важно, важно, чтобы Ты еще раз подумала. Я должен дать тебе еще возможность подумать.
Она опустила взгляд.
«Как же свежи и не испорчены ее черты» — подумал он.
Его воображение, оно одно, способно было представить во всей полноте его человеческую жизнь вместе с Хви. Из множества его жизней-памятей вдоволь можно было почерпнуть, чтобы достоверно нафантазировать супружескую жизнь. Она тут же обрастала нюансами — небольшими подробностями взаимного опыта, прикосновениями, поцелуями, всей блаженной сопричастностью, на которой строилось и возвышалось то, что было прекрасно до боли. И эта боль, одолевшая его, была намного глубже, чем физические напоминания о устроенном им перед посольством побоище.
Вскинув подбородок, Хви, переполненность состраданием, жаждой помочь, поглядела ему в глаза. Он увидел в ней.
— Как еще я могу Тебе послужить, Владыка?
Он напомнил себе, что она — человек, в то время как сам он — уже не человек. Это различие между ними будет увеличиваться с каждой минутой. Ноющая боль его не отпускала.
Хви была неизбежной реальностью, чем-то настолько важным, что ни одно слово никогда не могло бы этого полностью выразить. Ноющая боль внутри него была почти невыносимой.
— Я люблю тебя, Хви. Я люблю тебя, как мужчина любит женщину… Но этого не сможет состояться и никогда не будет.
Из глаз ее брызнули слезы.
— Следует ли мне уехать? Следует ли мне вернуться на Икс?
— Они лишь замучают тебя, стараясь выяснить, где дал сбой их план.
«Она разглядела мою боль», — подумал он. — «Ей знакомы тщета и разочарование. Что она сделает? Она не станет лгать. Не заявит, что отвечает на мою любовь, как женщина мужчине. Она видит бесполезность. Она знает, что ее собственные чувства ко мне — сострадание, благоговение, любознательность, пренебрегающая страхом».
— Тогда я останусь, — сказала она. — Возьмем столько радости из пребывания вместе, сколько получится. Я думаю, это самое лучшее, что мы можем сделать. Если это означает, что нам следует пожениться, то так тому и быть.
— Тогда я должен доверить тебе знание, которое я не доверял ни одному другому человеку, — сказал он. — Оно даст тебе такую власть надо мной, которая…
— Не делай этого, Владыка! Что, если кто-нибудь заставит меня…
— Ты никогда больше не покинешь пределы моего домашнего круга. Мои апартаменты здесь и в Твердыне, безопасные места в Сарьере будут твоим домом.
— Как пожелаешь.
«До чего ласково и открыто ее тихое согласие», — подумал он. Надо укротить болезненную пульсацию внутри себя. Чем цепче она врастает, тем опасней и для него самого, и для Золотой Тропы.
'До чего Икшианцы умны!?
Молки повидал на своем веку, как всесильные поневоле сдавались несмолкающей песне сирены — желанию пожить в собственное удовольствие. «Ведь любая малейшая прихоть сразу напоминает об имеющейся у тебя власти».
Хви приняла его молчание за признак неуверенности.
— Мы поженимся, Владыка?
— Да.
— Не следует ли как-нибудь позаботиться, чтобы тлейлаксанские сплетни, что…
— Не следует.
Она поглядела на него, припоминая их прежние разговоры. «Посев зерен распада на множество частей».
— Я боюсь, Владыка, что ослаблю Тебя, — сказала она.
— Ты обязательно должна найти способ меня усилить.
— Может ли усилить Тебя, если мы уменьшим веру в Бога Лито? В ее голосе прозвучало нечто от Молки — оценивающее взвешивание, делавшее Молки столь отталкивающе очаровательным. «Мы никогда не избавляемся до конца от учителей нашего детства».
— Твой вопрос требует ответа, — сказал он. — Многие будут продолжать поклоняться мне, согласно моему замыслу. Другие будут считать это ложью.
— Владыка… Ты просишь меня лгать ради тебя?
— Разумеется, нет. Но я попрошу тебя хранить молчание, когда у тебя может появиться желание заговорить.
— Но если они будут поносить…
— Я протестовать не буду.
И опять слезы потекли у нее по щекам. Лито так хотелось их коснуться, но они были водой… причиняющей боль водой.
— Вот как следует тому совершиться, — сказал он.
