Я снова выглянул в окно и убедился, что она права. Уличная реклама отсутствовала.
Законы штата запрещали вывешивать знаки, превышающие определенные стандарты. В этом заключалась одна из причин, почему Гавайи всегда казались туристам такими тихими. Когда вы гуляете в центре любого города мира, на вас обрушивается шквал рекламы, напоминающий постоянный назойливый шум в ушах, и в целях самосохранения необходимо закрывать глаза и затыкать уши, спасаясь от назойливой галиматьи. Рекламодатели знают это и увеличивают размер реклам, делают их ярче, усиливают эмоциональность, все настойчивее вдалбливают их в ваши головы. И вы с еще большим трудом стараетесь их не замечать.
Но… стоит попасть в место, где сей источник мозгового шума отсутствует, как внезапная тишина оглушает. Та дамаа из Гонолулу рассказала мне, что большинство людей даже не замечают рекламных щитов, но как только реклама ж чезает, тут же ощущают какую-то смутную тревогу.
«Как и ты, — добавила она. — Они воспринимают это как внезапно наступившую тишину».
«Мне нравится», — ответил я тогда.
Такая же тишина стояла в стаде.
Пока сам не прочувствуешь тишину, нельзя оценить, какой шум стоит вокруг. Шумы всего мира, пульсирую щие в нашем мозгу, делают нас ненормальными, не дают увидеть небо, звезды, заглянуть в душу любимого человек ка. Не дают нам прикоснуться к лику Творца.
А в стаде шум отлетает, и с тобой остается только радо-стное чувство пустоты и света. Покоя.
Я подумал, что именно за этим люди и приходят За покоем. Пришел и я. И не собирался уходить.
НОВОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО
Род человеческий продолжает существовать — даже вопреки тому, что он человеческий.
Я помню крики. Все кричат и бегут. Я помню бегство. Куда? Я помню оплавленные ущелья улиц, разбитые мостовые, толпу, бросившуюся врассыпную. Выстрелы. Сирены. Пурпурный рев.
Я помню, как прячусь.
Грязь. Отвратительный запах. Солоноватая вода в лужах. Голод. Скитания. Поиски. Стремление снова попасть в стадо.
Кто-то громко кричит прямо в ухо, бьет меня по лицу. Больно! Разве можно бить по больному? Не бейте меня!
Я помню, как плачу…
И снова удары… Еше удары…
Наконец я заорал:
— Черт возьми!.. Прекратите сейчас же!
— Слава Богу! Он приходит в себя. Я помню…
— Джим! Посмотри на меня! — Кто-то схватил меня за подбородок. Женщина. Темные волосы. Напряженное лицо. — Джим! Как меня зовут?!
— Мя?.. Мя?.. Ня?.. Удар! Слезы текут из глаз.
— Мя?.. — Я пробую снова: — Ня?.. И снова удар!
Я кричу.
Она держит мое лицо и кричит в ответ. Если бы я мог издать нужный звук… Ведь один раз это удалось…
— Черт возьми!.. Флетчер, да прекратите же, в самом деле! Больно.
— Кто я такая?
— Вы — Флетчер! А теперь оставьте меня в покое. Хотелось свернуться калачиком и укрыться чем- нибудь с головой.
— А вы кто такой?
— А?
— Ну-ну, Джеймс, кто вы такой?
— Я был… Жем…
— Кто?
— Жем… Нет, Джеймс. Эдвард.
— Джеймс Эдвард, а дальше?
— Дальше?
— Фамилия как?
— Ка? Ка? — Мне так мягко и тепло. — Как? Сейчас покакаю…
Бац! Мое лицо звенело, горело от ударов.
— Кто вы такой?
— Джеймс Эдвард Маккарти. Лейтенант армии Соединенных Штатов, Агентство Сил Специального Назначения. Нахожусь на выполнении особого задания! Сэр!
Может быть, теперь она оставит меня в покое.
— Хорошо! Ну же, возвращайся, Джим. Не останавливайся!
— Не желаю, черт возьми! Не хочу! Дайте мне досмотреть сон!
— Он закончился, Джим! Ты просыпаешься! Ты больше не заснешь!
— Почему?
— Потому что сегодня уже суббота.
— Суббота?! Вы должны были забрать меня во вторник.
— Мы не могли найти тебя.
— Но ведь ошейник?..
Я посмотрел на Флетчер как побитая собака.
— Где он, Джим? Ты не помнишь?
Я потрогал шею. Контрольный ошейник исчез. Я был голый и дрожал. Холодно.
— М-м.
Я совсем смутился.
Флетчер закутала меня в одеяло, и я снова стал проваливаться в небытие. Мне было необходимо успеть спросить кое-что:
— Я… Э-э… Как нашли… меня?
— Мы наблюдали за стадом. И надеялись, что ты сумеешь вернуться. К счастью, ты смог.
— Вернуться… Я сам вернулся?
— Несколько подонков из Южной Калифорнии нагрянули сюда в поисках грязных развлечений и спугнули стадо. Началась паника. Что самое поганое — были убитые и раненые. Это самое поганое. Ты меня слушаешь?
— Да! — быстро откликнулся я.