Мавр отстал, видимо удовлетворившись таким объяснением.
Пройдя опасное место, пленники поспешили свернуть на другую дорогу. Они боялись, что жители деревни, опомнившись, начнут преследование. Но обитатели здешних мест не привыкли к тому, что сбежавшие рабы тащились на юг, а их собаки не были обучены охоте на людей.
Только при первых лучах зари они позволили себе остановиться. Анжелика рухнула без сил. Она шла, гонимая страхом, как бы в некоем беспамятстве, но теперь почувствовала, что босая нога, изодранная об острые камни дороги, болит нестерпимо.
— Что-нибудь не так, малышка? — спросил Колен Патюрель.
— Я потеряла сандалию, — призналась она, чуть не плача.
Ведь это была катастрофа… Нормандец не выказал беспокойства. Положив свой мешок на землю, он извлек оттуда пару женских сандалий.
— Я попросил Рахиль, жену Самуила, дать мне их для вас. Надо было предвидеть подобный случай. Мы-то, по крайности, смогли бы идти босиком, но вам следует поберечься.
С пузырьком и тряпочкой в руке он опустился перед ней на колени и смазал бальзамом раны.
— Что ж вы раньше не предупредили, — спросил он, — вместо того, чтобы доводить ногу до такого состояния?
— Нужно было пройти деревню. Я ничего не чувствовала. Мне было так страшно!
В огромной руке нормандца больная нога казалась нежной и хрупкой. Он забинтовал ее, подложив корпию, затем поднял на Анжелику внимательные голубые глаза:
— Вам было страшно и вы все же шли? Это славно. Вы хороший спутник.
Немного погодя, размышляя об этом, она сказала себе: «Я понимаю, почему его прозвали Королем. Он внушает страх и вместе с тем ободряет».
Анжелика была уверена, что Колен Патюрель непобедим. Под его покровительством она достигнет христианской земли. Увидит конец этого пути, какие бы страдания ни пришлось еще пережить. Враждебность природы, дикий и злобный народ, населяющий этот край, опасность, подстерегающая их ежеминутно, словно канатоходца, идущего над пропастью, — все пройдет. Она вдохнет воздух свободы. Сила Колена Патюреля одолеет все.
Она уснула, прячась за раскаленными камнями, прижавшись лицом к земле в поисках недостижимой прохлады. Близость пустыни все отчетливее чувствовалась в этом огромном пространстве, где еще попадались редкие пальмы, но не было видно ни одного источника. В низинах светились лишь большие пятна солончаков на месте высохших водоемов, куски белоснежной соли.
Колен Патюрель запасся ими и сложил в мешок на случай пиршества, если попадется дичь, когда они продвинутся к северу. Они будут убивать газелей и кабанов, жарить их на большом костре, натерев солью и дикими пряностями, и наедаться до отвала, запивая жаркое прохладной водой из ручья. Боже! Где она, эта чистая вода? От жажды язык прилипал к гортани.
Анжелику разбудили жажда и боль в щеке, опаленной солнцем: во сне сползло покрывало. Ее кожа, должно быть, стала красной, как у вареного рака. До нее не дотронуться, так болезнен ожог. Позади камня, за которым она пряталась, раздавались глухие удары. Это Колен Патюрель, безразличный к жажде и усталости, воспользовался остановкой, чтобы заняться физической работой. Он вырвал небольшое дерево, обрубил и отполировал, сделав из него огромную палицу, которую сила его превращала в грозное оружие. Теперь он испытывал дубину на прочность, колотя ею по скале.
— Вот штуковина, вполне стоящая шпаги господина де Кермева! — торжественно заявил он. — Конечно, никто ловчее его не умеет проткнуть кому-нибудь пузо. Но и моя дубина сгодится, если понадобится вбить в голову мавра праведные мысли!
Сумерки набросили на окрестные холмы свою подсвеченную солнцем вуаль. Беглецы угрюмо смотрели на вершины этих холмов, которые в лучах заката выглядели еще более бесплодными. Долины обволакивал синий бархат, и казалось, будто в них светится вода.
— Колен, мы хотим пить!..
— Потерпите, друзья! В горах, которые мы будем переходить, есть глубокие расщелины. Там в тени бьют горные ключи. До завтрашнего вечера мы отыщем, чем утолить жажду.
Колен раздал каждому по кусочку ореха, что растет в сердце Африки. Такие орешки любили жевать черные воины Мулея Исмаила во время длительных переходов. На вкус этот орех горек, но его надо как можно дольше держать во рту: он придает сил и успокаивает приступы голода и жажды.
Как только стемнело, они пустились в путь. Вскоре началось восхождение через скалы, затрудненное почти полной темнотой. Лунного света не хватало, чтобы выбрать более удобную тропку. То и дело приходилось втаскивать друг друга за руку на каменную площадку. Они продвигались крайне медленно. Камни сыпались из-под ног. Было слышно, как они катятся, и звонкое эхо отзывалось при их падении на дно глубокой пропасти. Воздух стал ледяным, он высушил пот на их лбах, заставляя дрожать под влажной одеждой. Колен, который шел первым, был вынужден снова и снова высекать огонь, чтобы осветить дорогу. Это было опасно. Арабы могли заметить огонек в сердце неприступных скал и заинтересоваться, откуда он взялся.
Анжелика шла, дивясь собственной выносливости, которой, вне всякого сомнения, была обязана благодатному действию ореха колы. Белые бурнусы ее спутников виднелись на склоне горы, и она радовалась, что не слишком отстает от них. Вдруг послышался шум обвала, что-то во мраке пронеслось мимо, затем раздались нечеловеческий крик и эхо глухого удара из глубины ущелья. Взобравшись на скалистый гребень, Анжелика не осмеливалась двинуться ни взад, ни вперед.
Раздался голос баска:
— Патюрель, кто-то сорвался!
— Кто?
— Я не знаю.
— Малышка?
Анжелика была не в состоянии издать ни единого звука — так у нее стучали зубы.
— Анжелика? — вскричал вожак, уверенный, что разбилась именно она, неопытная молодая женщина. Какая же он скотина, не подумал ее поручить Колоэнсу, ловкому, как старый козел! Они бросили ее одну выпутываться, и вот теперь…
— Анжелика! — гремел он, будто раскаты его голоса могли спугнуть беду.
И чудо свершилось.
— Я здесь, — наконец сумела произнести она.
— Хорошо. Не шевелитесь. Жак-баск?..
— Здесь.
— Жан-Жан-парижанин?
— Здесь!
— Франсис-арлезианец?.. Пиччинино?..
— Здесь!
— Маркиз? Колоэнс?..
— Мы здесь…
— Значит, это арлезианец, — сказал Колен Патюрель, осторожно спускаясь к ним.
Они собрались, обсудили причины несчастья. Арлезианец должен был находиться чуть выше Анжелики. Она рассказала, что слышала, как он, оступившись, скатился по камням, а потом после хриплого крика и мгновения тишины — глухой стук тела, разбившегося о дно пропасти.
— Надо дождаться дня, — решил нормандец.
И они ждали, трясясь от холода, устав от неудобного положения в выемках скал. Рассвет наступил быстро, очень ясный и солнечный. Выступили рыжие горы на фоне лимонно-желтого неба, в котором парил орел с огромными крыльями. Против восходящего солнца зловещая птица казалась прекрасной, словно герб Священной империи, выбитый на бронзе. Осторожно, кругами хищник спускался ко дну ущелья.
Колен Патюрель следил за его величественным полетом.
— Значит, это там, — сквозь зубы пробормотал он.
С первыми лучами он так внимательно оглядел всех, будто еще надеялся увидеть черные глаза и волнистую бороду Франсиса. Но веселый провансалец исчез…
