Рефреном в моих замечаниях, в логике моих рассуждений проходила мысль о том, что объединение Германии – это важнейшая часть общеевропейского процесса и мирный вклад в него. Германия берет на себя очень серьезную ответственность. Этот процесс должен развиваться во благо всех народов. Коль заверил меня, что так и будет, процитировал даже канцлера Аденауэра, который 35 лет назад сказал: «Германский вопрос можно решить только под европейской крышей».
Канцлер сообщил мне, между прочим, что он получил согласие своего правительства на предоставление Советскому Союзу финансового содействия в поставках продовольствия. «Возражений никаких не было. Все высказались за то, чтобы поддержать политику перестройки».
Далее цитирую по стенограмме, как я отреагировал:
«Мы ценим инициативу федерального канцлера, поддержку федерального правительства, понимание со стороны бизнеса, отношение к нам населения ФРГ».
В ответ последовало важное заявление канцлера ФРГ: «Мы хотим, чтобы перестройка шла вперед, чтобы ей сопутствовал успех. Что же касается данной конкретной акции, то это, бесспорно, принципиально новаторское мероприятие. Открыв новую главу в наших отношениях, мы как раз и должны быть новаторами.
…Хотел бы сказать с полной откровенностью, г-н Генеральный секретарь: если возникнет ситуация, когда Вам понадобится помощь или поддержка, и Вы решите, что я могу помочь, прошу Вас сразу же обращаться ко мне. Можете быть уверены, что в моем лице Вы вновь найдете внимательного и отзывчивого адресата».
Я не случайно столь подробно остановился на этой теме. Со стороны немцев решение о предоставлении нам финансовой помощи в действительно очень острой ситуации, которая сложилась в стране тогда с продовольствием, было актом необычным. Он отражал новый характер отношений между нашими странами, был следствием коренного изменения международной атмосферы по окончании «холодной войны». Это был и результат ускоренного изживания тяжелого послевоенного наследства, сохранявшего в себе семена враждебности между нашими народами.
Однако эта благородная и действительно новаторская акция, как и последующие кредиты, стала предметом вульгарной, отвратительной спекуляции со стороны наших ультрапатриотов. Меня обвиняли чуть ли не в том, что я за взятку согласился на объединение Германии. Будто бы без этой финансовой помощи я мог сказать «Стоп!» процессу, который стал уже необратимым.
12 февраля я проинформировал Модрова о своих беседах с Бейкером и Колем. Сообщил ему о сказанном мною Гельмуту Колю – что нельзя использовать тему объединения в предвыборных целях, подхлестывая процесс вопреки прежним обещаниям; что беседа показала: канцлер явно заручился поддержкой американцев, хотя я понял это еще из разговора с Бейкером; что позиции Великобритании и Франции Коль учитывает, «хотя в меньшей степени»; что Коль против нейтралитета и хочет оставить Германию в НАТО. Сказал Модрову и о своей формуле объединения, изложенной Колю: «Сейчас история ускорила свой ход. Какими будут выбраны государственные формы, темпы сближения ГДР и ФРГ, определят сами немцы, …но процесс объединения затрагивает интересы Советского Союза, Европы в целом, и эти интересы мы будем ограждать и отстаивать… Движение вперед „возможно только на основе такой формулы“.
Модров вновь говорил о тяжелейшем экономическом положении ГДР, о распаде власти на местах, о том, что настроения в пользу объединения с ФРГ очень сильны, что большинство ведущих политических сил на стороне Коля.
13 февраля в Оттаве проходила встреча министров иностранных дел 23 государств Европы, США и Канады. Там же министры СССР, США, Англии, Франции, ГДР и ФРГ договорились о создании «института 2+4» – для обсуждения внешних аспектов немецкого единства.
Я счел момент подходящим, чтобы публично обобщить свои подходы к объединению Германии и дал интервью газете «Правда». Мне представляется уместным напомнить о моих взглядах на эту проблему в тот период.
Вопрос: В редакцию продолжают поступать письма, в которых читатели просят разъяснений по вопросу об объединении Германии. Известно, что и на Западе на этот счет высказывается немало разных суждений, в том числе – и относительно итогов Вашей встречи с канцлером Колем. Что бы Вы могли сказать по этому поводу?
Ответ: Вопрос действительно очень важный, один из главных в современной международной политике. Я бы выделили тут два аспекта.
Первый – это право немцев на единство. Мы никогда не отрицали этого права. И хочу напомнить, что даже сразу после войны, которая принесла нашему народу и законную гордость победы, и ничем не измеримое горе, естественную ненависть к ее виновникам, Советский Союз выступал против расчленения Германии. Не нам принадлежит эта идея, и не мы несем ответственность за то, как потом, в условиях «холодной войны», стали развертываться события.
Добавлю к этому: даже после того, как появились два германских государства, Советское правительство совместно с ГДР продолжало отстаивать принцип единства Германии. В 1950 году СССР поддержал предложение ГДР о восстановлении общей германской государственности. 10 марта 1952 года Советское правительство выдвинуло план объединения Германии в едином демократическом и нейтральном государстве. Запад отверг и это предложение. В 1954 году на совещании министров иностранных дел в Берлине мы вновь предложили создание единой демилитаризованной Германии. И вновь получили отказ. Год спустя, 15 января 1955 года, Советское правительство выдвинуло предложение о создании единой Германии с избранным на свободных выборах правительством, с которым был бы подписан мирный договор. И это предложение осталось без ответа. В 1957 – 1958 годах не было даже рассмотрено выдвинутое ГДР и активно нами поддержанное предложение о создании германской конфедерации. В 1959 году последовало новое советское предложение на совещании министров иностранных дел четырех держав: заключить мирный договор с единой объединенной Германией, которая не входила бы в военно-политические группировки, но обладала бы определенным военным потенциалом. Результат – тот же.
Да и при заключении Московского договора СССР не исключал в перспективе преодоления раскола Германии. Свидетельством тому – принятие нашим правительством «Письма о германском единстве», которым Брандт и Шеель сопроводили подписание ими этого Договора.
Таковы факты.
Как видите, этот вопрос для нас не новый. Мы исходим из того – и об этом мне приходилось не раз и публично, и в контактах с немецкими политическими деятелями говорить, – что история так рассудила, что возникли два германских государства, и ей принадлежит рассудить, какой в конце концов будет государственная форма существования немецкой нации. И вот история заработала неожиданно быстро. В этих условиях мы еще раз подтвердили, что немцы сами должны определить, как, в какие сроки и в каких формах будет проходить их объединение. Об этом шла речь и в беседах с X. Модровом, и вскоре затем – с Г. Колем. Но это – лишь одна сторона проблемы, и в этих беседах не только об этом говорилось.
Вопрос: Что Вы имеете в виду?
Ответ: Прежде всего то, что объединение Германии касается не только немцев. При всем уважении к этому их национальному праву ситуация такова, что невозможно себе представить, чтобы немцы между собой договорились и потом предложили всем остальным одобрить уже принятые ими решения. Есть вещи фундаментальные, которые международное сообщество вправе знать и в которых не должно быть места для двусмысленности.
Далее. Должно быть изначально ясно, что ни сам процесс сближения ФРГ и ГДР, ни единая Германия не должны нести ни угрозы, ни ущерба национальным интересам соседей и вообще кому бы то ни было вовне. И конечно – исключается всякое посягательство на границы других государств.
Помимо незыблемости сложившихся в результате Второй мировой войны границ, что является самым существенным, есть и другие ее последствия. Никто не отменял ответственности четырех держав. И
