что осуществлял оперативное руководство деятельностью «великолепной пятерки», Джона Блейка и других агентов, был отозван из Лондона, за что он затаил глубокую личную обиду на Родина. Это, кстати, чувствовалось даже в его лекциях, которые он читал в андроповском институте в начале восьмидесятых. На своих занятиях на примере Родина он показывал, как нельзя руководить резидентурой.
Но зато Родин прекрасно умел работать с агентурой. На протяжении четырех лет он лично контролировал работу Джона Вассалла, шпиона в Адмиралтействе, который являл собой классический образец никчемного и безвольного мелкого клерка, который, правда, имел доступ к весьма ценным сведениям. Сам Вассалл в своих мемуарах потом удивлялся, как это никому не пришло в голову, что он, «явный гомосексуалист», может представлять угрозу для безопасности, когда в 1954 году его направляли в Москву для работы в должности клерка в аппарате британского военно-морского атташе. В 1955 году его сфотографировали на вечеринке гомосексуалистов, организованной Вторым главным управлением, и при помощи шантажа вынудили работать на КГБ.
«В условленное время мне показали пачку фотографий, на которых я был снят во время той вечеринки. С меня хватило двух-трех фотографий. От них становилось не по себе. Да, это был я, и засняли меня, когда я занимался сексом в самых разных позах… Тут был и оральный, и анальный секс, и самые невероятные акты с разными мужчинами.»
Незадолго до его возвращения в Англию в 1957 году, Вассаллу выдали минифотокамеру «Минокс», настолько миниатюрную, что она помещалась в пачке сигарет, и объяснили, как ею пользоваться. Родин вылетел в Москву, представился Вассаллу как «Григорий» и договорился о встрече в Лондоне на станции метро «Финчли Роуд». На Вассалла он произвел впечатление «опытного человека, сильной личности»:
«То, что наша деятельность классифицируется как шпионаж, буквально шокировало его, по крайней мере, он пытался убедить меня в этом. Он внушил мне, что все передаваемые мной сведения будут использованы на благо мира, и в том, что я делаю, нет ничего предосудительного.»
Вернувшись в Лондон, Вассалл сначала работал в разведывательном управлении Адмиралтейства, потом у парламентского секретаря Адмиралтейства, а затем в военном отделе того же ведомства. На встречах с Родиным на протяжении почти четырех лет Вассалл передал тысячи совершенно секретных документов о военно-морской политике Англии, НАТО и о разработках военно-морских вооружений. Несмотря на презрительное отношение к Вассаллу, Родин изо всех сил старался продемонстрировать «искреннее сочувствие». По словам наивного Вассалла, «он был человеком светским и с пониманием относился к моим чувствам. У нас с ним было довольно много общего. Мы говорили о путешествиях, живописи, музыке, человеческой природе». Родину удалось убедить Вассалла, что ему нравились их «многочисленные интересные беседы» в дорогих ресторанах. Родин старался сделать так, чтобы Вассалл зависел от него в финансовом отношении. Он ему давал деньги, чтобы тот мог жить, не стесняясь в средствах, в роскошной квартире на Долфин Сквер.
Вторая командировка Родина в качестве лондонского резидента закончилась весьма внезапно после того, как польский перебежчик Михал Голеневский предоставил СИС и МИ5 сведения о Джордже Блейке. В апреле 1961 года по указанию СИС Блейк был отозван с курсов арабского языка в Ливане и арестован. Родин спешно вылетел в Москву, чтобы никогда уже не вернуться. Блейка приговорили к рекордному сроку тюремного заключения длиной в сорок два года, но через шесть лет его удалось вызволить из тюрьмы благодаря совместным усилиям террориста из ИРА и двух активистов антиядерного движения. Вассалл был разоблачен в 1962 году и приговорен к восемнадцати годам тюремного заключения, из которых он отбыл десять. В его квартире сотрудники МИ5 обнаружили миниатюрный фотоаппарат «Практика» для переснятия документов, камеру «Минокс» и фотографии 176 секретных документов на 35-миллиметровых кассетах, спрятанных в потайном ящике.
Вторая лондонская командировка Родина в качестве легального резидента совпала с пребыванием в Великобритании Конона Трофимовича Молодыя, одного из самых талантливых нелегальных резидентов КГБ, который работал совершенно независимо от легальной резидентуры. Молодый родился в Москве в 1922 году в семье видного русского ученого. Когда ему было семь лет, мать отправила его жить к тетке в Беркли (штат Калифорния), где он и пошел в школу. В 1938 году вместо того, чтобы принять американское гражданство, он решил вернуться в Советский Союз и во время войны поступил на службу в НКВД. В 1954 году Молодый приехал по фальшивому паспорту в Канаду, где достал метрику умершего канадца финского происхождения Гордона Арнольда Лонсдейла и присвоил себе его имя. В 1955 году вновь испеченный канадский гражданин Лонсдейл приехал в Лондон, записался на курсы китайского языка в Школе изучения стран Востока и Африки при Лондонском университете и на средства КГБ открыл собственное дело, став директором нескольких компаний по прокату музыкальных, игральных и торговых автоматов. Как он пояснил Гордиевскому, вернувшись девять лет спустя в Москву, занятия языком много сил не отнимали, поскольку он уже прилично владел китайским, хотя и скрывал это от преподавателей и сокурсников. Среди его сокурсников было много сотрудников западных разведслужб. Для того, чтобы завязать с ними знакомства, Молодый и поступил на курсы. Потом он любил вспоминать в разговорах в Центре, как один из сокурсников как-то сказал ему: «Гордон, наверное, кроме нас с вами, остальные здесь все шпионы.» Молодый гордился и своими предпринимательскими успехами. Он показывал Гордиевскому фотографию изготовленного на одной из его фирм электронного замка, который в 1960 году получил золотую медаль на выставке Международной организации ассоциаций изобретателей в Брюсселе. Очень скоро шпионская деятельность Молодыя перешла на самоокупаемость и, несмотря на то, что ему приходилось платить огромные суммы своим агентам, он еще приносил и существенную прибыль КГБ. Позже Молодый так сказал в беседе с советским журналистом: «Напомню: весь оборотный капитал и прибыль моих четырех фирм (а это миллионы фунтов стерлингов!), умножаемые каждый год не без моей помощи, были „социалистическим имуществом“. Парадоксально, но факт!».
К своим английским агентам Молодый относился с тем цинизмом, который был так характерен для профессионалов КГБ времен холодной войны:
«Резидент, которого еще называют „шефом“, если вербует агента, по-нашему „помощника“, делает вид, что вовсе его не вербует, а просто покупает нужную информацию… А коготок у агента увяз, он из этого уже не вылезет. Агент тот хорош, кто обладает следующими данными: служит, например, в военном ведомстве на невысокой, но ключевой должности, дающей доступ к информации, не выслуживается в старшие офицеры, носит амплуа неудачника (не сумел, положим, окончить академию генерального штаба, так как болезнь отняла „лучшие годы“), любит выпить (а это дорого стоит!), имеет слабость к женскому полу (что тоже недешево!), критически относится к своему правительству и лояльно к правительству резидента.»
Молодый признавал, впрочем, что было бы предпочтительно, если бы у агентов была «четкая идейная основа». Но, к сожалению, такие идейные агенты, как, например, «великолепная пятерка» и Джордж Блейк, в послевоенной Англии стали «чрезвычайной редкостью»: «Средний англичанин аполитичен и равнодушен: ему совершенно наплевать, кто им правит и куда ведет страну, чем хорош или плох „Общий рынок“, его интересует собственный заработок, работа и чтоб жена была довольна.»
Так же цинично отзывался Молодый и о том, что разведчик вынужден довольствоваться случайным сексом вместо большого чувства: «И без женщины разведчику нельзя, и с нею тоже невозможно! Один мой коллега, намучившись, поступил так. В Англию из Франции приезжали на языковую практику молодые женщины, это называется „опэр“ (на пару)… Главное их достоинство, с точки зрения моего коллеги, заключалось в том, что пребывание их в стране ограничивалось трехмесячным сроком. С этими молодыми и прекрасными дамами он и появлялся на людях. Через три месяца: гуд бай, май диа гел! Адью, сэр! И на память о замечательно проведенном времени невинный презент: то ли шубка, то ли колечко…»
Такое отношение Молодыя было весьма типичным для КГБ при Серове, да и после него. Серов был категорически против использования женщин в оперативной работе и считал, что их можно использовать только как приманку и лишь иногда для вербовки других женщин. Серьезные предубеждения существовали и против использования женщин на кабинетной работе. Несмотря на высокую репутацию Рыбкиной и нескольких других женщин, занимавших руководящие посты в ПГУ, Серов категорически запретил вербовать женщин для оперативной работы в КГБ, и этот запрет сохранился вплоть до времени Горбачева. Как и большинство его коллег по КГБ, Молодый имел предубеждение не только против женщин, но и против евреев. Вскоре после его возвращения в Москву в 1964 году, Гордиевский, который тогда был культоргом в Управлении С (нелегалы), достал ему билет в цыганский театр «Ромэн» в Москве. Через несколько дней
