— Я тебе говорила, что умею, — ответила она. — Но просто я боюсь глубины.
— А как ты узнала, что нужно делать, чтобы его откачать?
— Хорошо, я расскажу. Но только обещай, что не будешь жалеть меня.
Гордон удивленно посмотрел на нее, промолчал и лишь согласно кивнул головой.
— Однажды, когда я была еще девочкой, я убежала со двора через заднюю калитку и пошла к берегу озера Лох-Эйв, — начала Роберта, стараясь не смотреть ему в глаза. — Я слышала, как другие дети играют на берегу, и хотела к ним присоединиться. Но когда я приблизилась, они… они… — Голос ее пресекся при этом мучительном воспоминании, — они закричали, что я чудовище, и отбежали в сторону от меня.
Гордон почувствовал, как у него сжалось сердце. Как могли эти Макартуры быть такими глупыми и жестокими? Неужели их тупые головы не могли понять, что ребенок тут ни при чем? С каким удовольствием он бы отомстил им за то зло, что они ей причинили. Когда он станет герцогом Арджилом, он…
— Только не жалей меня, — прошептала Роберта, касаясь рукой его щеки и заглядывая в глаза.
— Я вовсе не жалею тебя, — заверил ее Гордон.
Но Роберта заметила тень сострадания в его глазах и, хоть и знала, что он говорит неправду, все же была благодарна ему. Она бросила на него понимающий взгляд и продолжала:
— Крестьянская девочка стояла на самом краешке крутого берега. В паническом страхе попятившись от меня, она вдруг сорвалась и упала в воду. К счастью, отец уже отправился искать меня и подоспел как раз вовремя. Он кинулся в воду и вытащил девочку на берег. Сначала он сдавил ей ребра, заставив вылиться попавшую в легкие воду, а затем, перевернув на спину, стал дышать ей в рот. Так он и оживил ее.
— Значит, дети Макартуров никогда не играли с тобой? — спросил он, ласково поглаживая ее по спине.
— Я никогда больше не подходила к озеру, — сказала Роберта. И с горькой усмешкой добавила: — Однажды я взяла и потребовала у отца, чтобы он приказал детям играть со мной.
— И что он на это ответил?
Роберта печально покачала головой:
— Отец сказал, что не может силой заставить детей играть со мной, потому что весь клан сильнее, чем один его глава.
Горечь за нее и нежность к этому ангелу, что был сейчас в его объятиях, смешались в груди у Гордона. Он провел губами по ее виску и сказал:
— Значит, в детстве ты дружила только с кухаркой, которая и научила тебя печь эти замечательные лепешки.
— И еще готовить «молоко старой Мойры», — уточнила она.
— Прости меня, любовь моя, — с глубоким чувством прошептал Гордон.
— За что?
— За то, что я не прислал тебе куклу, как обещал.
— Я простила тебя еще много лет назад, — ответила она.
Гордон опустил голову и приник к ее губам в горячем долгом поцелуе. Ему хотелось как можно быстрее изгнать из памяти Роберты мучительные воспоминания детства, и вскоре ему это удалось. А еще через час они уже мирно спали в обнимку, пресыщенные любовью, и видели хорошие сны.
Наутро Гордон проснулся рано и встал, чтобы разжечь огонь в очаге. Бесшумно одевшись, он присел на край постели — ему хотелось посмотреть на свою спящую жену.
Улыбка появилась на его губах, когда он провел пальцем по ее гладкой шелковистой щеке. Его жена была так же очаровательна во сне, как и днем, когда не спала. Она была прекрасна, и он любил ее.
«Черт побери, когда же я успел так влюбиться?» — подумал вдруг он. Любовь — это удел женщин и дураков, ведь так он всегда считал. А поскольку женщиной он не был, то, стало быть, сделался дураком.
Гордон и теперь не сомневался, что признаться Роберте в своей любви было бы величайшей ошибкой. При дворе он видел много мужчин, попавших в рабство к женщинам, которых они любили. Когда оба они покроются морщинами, поседеют и сделаются дряхлыми стариками, он, возможно, скажет ей, что любил ее всю жизнь. Но сейчас…
Наклонившись, Гордон приложился в легком поцелуе к ее полураскрытым губам. Ресницы ее дрогнули, а руки сразу обвились вокруг его шеи. Он слегка хмыкнул у ее губ.
— Доброе утро, — поздоровался он. — Час еще ранний, но у меня неотложное дело. Ты встанешь, чтобы испечь свои знаменитые лепешки, пока меня не будет?
Роберта сонно улыбнулась и кивнула:
— Ваше желание — закон для меня, милорд.
— Хотелось бы верить, — пошутил он. — И приоденься — я вернусь не один.
— Ас кем? — спросила Роберта, испытующе глядя на него.
— Это сюрприз. — И, еще раз поцеловав ее на прощание, Гордон вышел из охотничьего домика.
Напевая песенку, он пошел по тропинке, ведущей в Глен-Эрей. Эти дни, что он проводил на летних пастбищах, оказались на редкость богатыми всякими событиями. Тут Роберта стала его женой на самом деле, а не только формально, но тут же он едва не потерял ее. А вчера произошел этот несчастный случай с его младшим сыном, которого не было бы на свете, если бы Роберта не подоспела вовремя.
И ко всему прочему, он влюбился.
При этой ошеломляющей мысли Гордон улыбнулся. Осознав, что идет и ухмыляется в одиночестве как идиот, он вернул своему лицу строгое и непроницаемое выражение. Иначе какой-нибудь случайный прохожий решит, что он свихнулся.
Но некоторые события вышли из-под его контроля, и, как будущий герцог Арджил и глава клана, он должен проявить свою власть. Его жена оказалась в сложной ситуации и, несомненно, нуждалась в его защите. Кора настроила против нее детей, и его долгом было исправить это.
Без стука он ввалился в одну из хижин и ухмыльнулся при виде того, что предстало его взору. Застигнутая врасплох любовная парочка на кровати быстро натянула на себя одеяло. Гэбби взвизгнула от замешательства, а Дьюи громко расхохотался.
— Ах, вы тоже играете иногда в Адама и Еву, — пошутил Гордон. — Ну что ж, я подожду на улице, если вы еще не наигрались. И учти, Дьюи, что ты не вернешься в свое гнездышко до завтра.
Когда спустя несколько минут Дьюи появился в дверях, Гордон решительно зашагал к следующей хижине.
— Отвези Кору и ее младшего ребенка назад в Инверэри, — приказал он слуге. — Проведешь там ночь, а когда поедешь обратно, прихвати с собой бабушку Бидди.
— Бабушку Бидди? — отозвался Дьюи. — Она не захочет подниматься в горы.
— Скажи, что Роберта заболела, — прервал его Гордон. — Скажи, что ей нелегко самой приехать в Инверэри.
Дьюи понимающе кивнул.
Дойдя до хижины Коры, Гордон без стука вошел внутрь. Слегка толкнув спящую Кору в плечо, чтобы разбудить, он сказал:
— Собирай свои пожитки. Я отсылаю тебя назад в Инверэри. А ребята останутся со мной.
— Я не хочу, чтобы эта ведьма была рядом с моими сыновьями, — завелась та. — Я никуда не поеду.
Гордон невольно сжал кулаки, борясь с неодолимым желанием ударить ее.
— Меня не интересует, хочешь ты или нет, — сказал он тоном, не терпящим возражений. — И если ты когда-нибудь еще назовешь мою жену ведьмой, я велю Фергусу выпороть тебя кнутом и выгоню вон из Арджила.
Кора поджала губы, но благоразумно промолчала и быстро собрала свои вещи. Потом подошла к соломенному тюфяку, на котором спали Дункан и Гэвин. Мягко потеребив того и другого, чтобы разбудить, она улыбнулась их сонным личикам и поцеловала каждого в щеку.
— Фергус просит меня вернуться в Инверэри, — сказала она. — А ваш отец возьмет вас с собой в
