Конечно. Просто то, как она вбежала в гостиную… И ее голос, и улыбка, и посадка головы… Но она научилась грациозности от вас, Селия, я уверен.
— Мне приятно слышать это, — благодарно отозвалась мама, — но я лично считаю эту девочку далеко не образцом хороших манер.
Он улыбнулся, и тепло, заблиставшее в его глазах, заставило меня порадоваться за маму. Я сразу поняла, что он любит ее. И если в самую первую минуту этот усталый, с желтым лицом, нездоровый человек разочаровал меня своим видом, то теперь передо мной предстал веселый и умный дядя Джон, старающийся казаться серьезным, — такой, каким я знала его по рассказам мамы.
— Дядя Джон, — лукаво сказала я, — тут у нас еще кто-то…
Он резко повернулся к своему сыну, и его плечи поднялись, словно готовясь принять давно обещанную самому себе ношу. Он приветливо протянул руку вошедшему за мной Ричарду и улыбнулся ему.
— Ричард, — сказал он. — Я так раз видеть тебя. — И он обнял сына за плечи, крепко прижал его к себе, а затем повернулся к маме и рассмеялся.
— Селия, все эти годы я представлял вас себе в сопровождении маленьких детей. А теперь вижу, что Ричард, оказывается, почти с меня ростом, а Джулия достает мне до плеча.
Мама с готовностью рассмеялась, но я видела, что небольшое колебание дяди Джона не прошло незамеченным для нее.
— А сколько одежды они износили за эти годы! — смеясь, воскликнула она. — А сколько башмаков стоптали!
— Да, я вижу, что мне для их воспитания понадобятся все мои рубины и бриллианты! — просиял дядя Джон.
— А у вас, сэр, есть рубины и бриллианты? — быстро спросил Ричард.
— Целые копи, — был ответ.
— Мы их быстренько потратим, — пообещала мама. — Присядьте, Джон, отдохните, пока Страйд не пригласит нас к обеду. И рассказывайте ваши новости. Своих слонов можете распаковать позже.
Обед был лучшим из того, что могла приготовить миссис Гау в такой спешке, и его подали на фамильном серебре Хаверингов с их монограммой, и пили мы из наших лучших хрустальных бокалов. Посуду прислала с Джемом леди Хаверинг, когда тот во второй раз был отправлен к ней с известием, что вернулся Джон Мак-Эндрю. Она даже передала с ним бутылку охлажденного шампанского, которое мы пили за наше будущее.
— Нам следует поговорить, Селия, — сказал дядя Джон в конце обеда, когда мама приказала Страйду убрать со стола.
— Мы можем поговорить попозже, — и она с теплой и заботливой улыбкой взглянула на его утомленное лицо.
— Не стоит, — улыбнулся в ответ Джон. — Я действительно устал и не могу не признать это. В Индии у меня бывали приступы лихорадки, и я сильно ослабел после них. Но есть вопросы, касающиеся всей нашей семьи, и я хотел бы, чтобы мы обсудили их без промедления. Давайте перейдем в гостиную и устроим военный совет.
— Против кого мы собираемся воевать, дядя Джон? — спросила я, пока мама распорядилась, чтобы принесли свежих поленьев для камина, и мы все расселись вокруг стола.
— Думаю, что мы объявим войну прошлому, — серьезно ответил он. — Прежним неправильным идеям и прежним неправильным поступкам. Я хочу, чтобы мы восстановили Вайдекр, и это было бы нашей серьезной победой.
В Индии мне, должен признать, посчастливилось, — начал дядя Джон вместо вступления. — Мне удалось оказать серьезную услугу одному из независимых раджей. — Тут он криво улыбнулся. — Так сложились обстоятельства, что селения, вверенные моему попечению, миновала серьезная эпидемия, которая прошла по Индии. И раджа подарил мне за это огромный участок земли, где растет превосходный чай и различные растения, из которых делают специи. Кроме того, там имеется маленький рудник, который теперь является весьма прибыльным.
— Рудник? — поднял голову Ричард. — А что там добывают?
— Опалы, — ответил дядя Джон. И с иронией добавил: — Судьба предоставила мне еще одну возможность стать богатым человеком. Первое свое состояние я потерял в Вайдекре. Вторым надо будет распорядиться получше.
— Опалы! — тихо повторил Ричард и облизнул губы, словно съел что-то вкусное.
— Я вернулся домой, чтобы начать работать, — уверенно продолжал дядя Джон. — Чтобы принести пользу и земле и людям. Вайдекр имеет плохую репутацию, а его жители известны как смутьяны и не могут нигде найти работу. Никто не станет держать у себя поджигателей. Но это не их вина. Это вина Беатрис, — продолжал он спокойно. — Нищета в Экре, ненависть между нами и ими — недоброе наследство для детей.
— Дядя Джон, — прервала я его. — Я ничего не понимаю.
Он взглянул на маму.
— Вы ничего им не рассказывали?
— Как мы и договорились, — ровно ответила она. — Мы с вами договорились, что не станем отягощать их этими заботами, пока они маленькие. Я не рассказывала им только о пожаре и разорении Лейси, хотя они много раз просили меня об этом. Я думаю, что сейчас им можно рассказать нашу историю в общих чертах.
Мне показалось, что последние слова она произнесла с ударением.
— Что ж, очень хорошо, — кивнул Джон. — Вы, должно быть, слышали, что имением в полном согласии совместно управляли сквайр, отец Джулии, и его сестра, Беатрис. Но это не совсем так. Они отяготили поместье долгами, сделанными для того, чтобы изменить майорат в вашу, дети, пользу. Селия и я не были согласны с этим.
Крестьяне разорились, и целые семьи стали голодать. Они взбунтовались, и однажды ночью огромная толпа двинулась на Вайдекр Холл. Мы получили предупреждение и, взяв вас, покинули дом. Но Беатрис предпочла остаться. Она погибла в пожаре. Отец Джулии умер в ту же ночь от апоплексического удара. У него всегда было слабое сердце, это было наследственной болезнью.
Ричард и я обменялись изумленными взглядами.
— О… — проговорил Ричард. — Мою маму оставили совсем одну в пустом доме, лицом к лицу с бунтовщиками?
— Да, — ровно ответил дядя Джон. — Таков был ее выбор. Мы с ней уже довольно давно перед тем не жили как муж с женой, и я не считал своим долгом остаться с ней и защищать ее. Я должен был думать о вас. Если бы Беатрис захотела, она могла бы взять экипаж и уехать следом за нами. Но она предпочла остаться.
На столе стояла ваза с увядающими подснежниками, и они напомнили мне мой сон, осыпающиеся чайные розы в серебряной вазе на огромном столе и голос моей мамы: «Ты разрушительница, Беатрис».
Они оставили ее в порыве ненависти. Я знала это. Я только не понимала, почему. Но я помнила ощущение покоя и мира в брошенном доме, радость оттого, что все наконец уехали и дом пуст. Что вся бесконечная работа, ложь и обманы более не нужны. И я помнила, как жадно глядела Беатрис на дорогу, ожидая прихода толпы.
— У них был предводитель? — спросила я вдруг, вспомнив легенду о полубоге-получеловеке.
— Никого не нашли, — последовал ответ.
Я подняла глаза и встретила взгляд дяди Джона, устремленный на меня. Я поняла, что он открыл нам не всю правду. Беатрис все знала, она знала и того человека, которого сейчас называют в Экре полубогом. Но меня приучили с уважением относиться к тайнам взрослых, и мне ничего не было известно наверняка.
— Что это означает для нас? — спросила я.
— Это означает, что я хочу дать нашему имению еще один шанс, а всем нам — новую жизнь. У меня есть некоторые идеи о выращивании здесь новых культур — овощей и фруктов, которые мы могли бы
