Зейн Грей
Охотник за каучуком
Иквитос словно тянул к себе всяких бродяг и давал надежное убежище всем, кому следовало укрыться от добропорядочного мира. В этот город на границе Перу искателей приключений привлекал каучук, как в Клондайк когда-то людей манило золото.
В пестрой толпе охотников за каучуком, что грузилась на «Амазонас», отправлявшейся вверх по реке. толкался испанец, на котором все задерживали взгляд. У трапа, где собралась вся эта шайка, капитан Вальдес остановил его, пытаясь не пустить. Но тот оказался человеком, свернуть с пути которого невозможно.
— Вот билет! — крикнул он. — Я пройду на судно.
В Иквитосе испанца звали просто Мануэлем. Имя его стояло первым в списке тех, кто незаконно добывал каучук; к тому же его подозревали еще и в том, что он — охотник за рабами. Правительство находилось далеко за Андами; если оно и знало кое-что о торговле рабами, то не имело власти здесь, на границе. Однако Вальдес и другие владельцы пароходов объединились и взяли закон в свои руки, ибо подобные браконьеры губили каучуковые деревья, валили их, вместо того чтобы делать надрезы; последнее считалось делом дозволенным, иные же способы добычи грозили уничтожить весь каучуковый промысел; более того, озлобляли индейцев и тем самым обращали их во врагов.
Капитан Вальдес с сомнением глядел на испанца. Мануэль был высок, его глубоко посаженные глаза сверкали из-под косматых бровей, твердо очерченный рот виднелся под редкими усами, не знавшими бритвы. Здесь, на реке, Мануэль зарабатывал и просаживал денег, больше, чем полдюжины любых других охотников за каучуком, он пил чичу и питал страсть к азартным играм, он дрался и в драке мог убить.
— Я пройду на судно, — повторил испанец, протискиваясь мимо Вальдеса.
— Ладно, еще одна поездка, Мануэль, — медленно произнес Вальдес. — Мы собираемся запретить добычу тем, кто вне закона.
— Все они вне закона. Каждый, у кого хватает мужества дойти до Пачиты, — вне закона. Ты, Вальдес, думаешь, — я работорговец?
— Среди других подозревают и тебя, — осторожно заметил Вальдес.
— Никогда я не охотился за рабами, — рявкнул Мануэль, размахивая мускулистыми руками. — У меня и нужды: не было торговать ими, Я всегда находил каучука больше, чем любой тут, на реке.
— Ловлю тебя на слове, Мануэль. Но если тебя когда-нибудь поймают с захваченными индейцами, то закуют в цепи или пустят вплавь по Амазонке.
— Я согласен на твои условия, Вальдес. Это моя последняя поездка. Я уеду далеко и вернусь богачом.
Вскоре «Амазонас» снялся с якоря. Это был двухпалубный пароход с колесом на корме — старая посудина, столь же грубая и неопрятная, как и ее человеческий груз. На верхней палубе находились кабина лоцмана, капитанское жилье и небольшая каюта первого класса, которая теперь пустовала. Двадцать четыре человека, плывшие во втором классе, занимали нижнюю палубу. Впереди она оставалась открытой, здесь спали команда и пассажиры; кто в гамаках, а кто и просто растянувшись на палубном настиле. Далее шло машинное отделение. Топили дровами, и пароход останавливался, лишь когда требовалось пополнить их запасы. Узкое, мрачное помещение длиной в двенадцать футов, по обеим стенам которого тянулись скамьи, служило столовой; помещалось оно на корме. Во время еды на грубых приспособлениях из тросов и шкивов с потолка спускали стол.
Что за зрелище являл собою этот салон в ночь отплытия! Тесное помещение, освещенное тусклой лампой, что чадила голубым дымком, казалась какой-то жуткой декорацией среди бескрайних просторов черной реки. Сгрудившиеся в салоне пассажиры пили, курили, азартно играли; Собравшись вместе, охотники говорили громко, ибо в первозданной тишине и одиночестве пустынной Амазонки они отвыкли от звука собственного голоса. Слышалась разноязыкая речь, но испанский оставался единственным доступным всем средством общения.
Ночь стояла удушливая, и в набитом людьми помещении было не продохнуть от запаха табака, пота, паров чичи. Пассажиры сидели без пальто, нечесаные, многие — сняв рубахи. Шум веселящейся братии становился все громче, всякий вливал свой голос в общий галдеж.
Неожиданно вход в салон заслонила могучая фигура. Белолицый, светловолосый, человек этот мог сойти за англичанина. Несколько групп игроков шумно звали его к себе. Настороженный, тревожный взгляд пришельца не изменился, даже когда он принялся играть. Делал это он равнодушно, изредка роняя слова, и всякий раз оставаясь в убытке. Казалось, не было конца ни его невезению, ни его деньгам. Стали подходить другие игроки. Ставки, гомон, количество выпитой чичи — все нарастало с наступлением ночи.
И вдруг, будто прилив — счастье молчаливого незнакомца переменилось. Почти после каждой партий выигрыш переходил к нему. Все мрачнее становились угрюмые лица тех; кто сидел у стола, и взгляды людей многозначительно загорелись. Наконец за спиной пришельца, которому начало везти, тускло блеснул в тощей руке нож. Не миновать убийства, если б чей-то тяжелый кулак не опрокинул этого человека и не выкинул за дверь, где тот исчез в темноте.
— Он играл честно! — воскликнул Мануэль. Во тьме глаза его ярко блестели.
В воцарившемся безмолвии стал слышен шум машинного отделения, пароходного колеса, плеск воды. Все взоры устремлены были на высокого испанца. Затем игра возобновилась и под горящим взглядом Мануэля продолжалась далеко за полночь.
Наконец он швырнул на стол золотую монету и заказал чичу на всех.
— Люди, выпьем за Мануэля, за его последний улов на реке, — провозгласил он. — Я вернусь богачом!
— Каучук или индейцы? — зло спросил похожий на куницу испанец.
— Бустос! Ложь уже в твоем вопросе, — с горячностью отвечал Мануэль. — Не делай из меня торговца рабами. Я отправляюсь за каучуком. Привезу полное каноэ.
Очень часто те, кто был вне закона, не найдя богатого каучуком леса, обращали всю свою предприимчивость на похищение детей индейцев и продавали в рабство жителям селений на берегу Амазонки.
— А где собираешься высадиться, Мануэль? — спросил один.
— В устье Палькасу. Кто пойдет со мной?
Мало кто из охотников, кроме Мануэля, бывал когда-либо выше слияния Пачиты и Укаяли, а Палькасу бежала с предгорьев Анд. О реке этой знали мало, разве только, что она течет по земле кашибос — таинственного племени каннибалов. Никто из охотников не выразил желания присоединиться к Мануэлю. Со злым презрением он посмотрел на них и обругал сворой трусов.
После той ночи Мануэль почти не обращал внимания на своих попутчиков, скупо расходовал табак, перестал пить и угрюмо замкнулся в себе. Он никогда не уходил в джунгли будучи не в форме.
«Амазонас» свернул на Укаяли и день и ночь полз вверх по реке, протянувшейся на много тысяч миль, останавливаясь, чтоб погрузить топливо или оставить в разных местах охотников за каучуком. Каждый прощался с Мануэлем весело и словно навсегда. В Ла Бока, лежавшем в устье Пачиты, где и находился конец маршрута капитана Вальдеса, на борту оставалось всего трое пассажиров из прежних двадцати четырех: Вустос, Мануэль и тот незнакомец, кто, казалось, не имел ничего общего со своими спутниками.
— Мануэль, — спросил Бустос, — ты слыхал, что такое Палькасу: жуткое полуденное солнце, роса, несущая смерть, и людоеды-кашибос. Ты никогда не вернешься.
Тут к Мануэлю обратился капитан Вальдес:
— Неужто, правда, будто ты идешь в Палькасу?
