– И не думал, что скажу это в такой идиотской ситуации, – рассмеялся он, – но ты сама виновата. А теперь давай выпьем за это шампанского и перейдем в другой бар, а то здесь становится скучновато.
И пусть этот разговор оставил где-то на дне моего сердца нехороший свинцовый осадок, и пусть несмотря на Мишино несвоевременное признание между нами просвистел ледяной сквознячок взаимной неловкости, я постаралась взять себя в руки. Позволила опоить себя дешевой розовой шипучкой. Что-то ему рассказывала, над чем-то мы вместе смеялись. Тему проституции интеллигентно обходили, барных девиц больше не обсуждали, хотя я все равно краем глаза на них посматривала, недоумевая – ну неужели он может считать этих кузнечиков идеалами женщин?
В какой-то момент Миша оставил меня одну, устремившись в глубину бара, где мигали неоновые буквы WC. Воспользовавшись паузой, я извлекла из вечерней бисерной сумочки зеркало, чтобы немного привести в порядок «поплывшее» от удушающей жары лицо. Промокнула лоб влажной салфеткой, подправила подводку на глазах, расчесала слипшуюся от влажного воздуха челку.
И вдруг почувствовала на себе чей-то внимательный взгляд.
Удивленно вскинула глаза – рядом со мною стояла та самая платиновая блондинка в купальнике, на которую я обратила внимание, еще когда она извивалась на шесте. Перехватив мой вопросительный взгляд, она отвернулась, присела на соседний стул и неожиданно низким для азиатки голосом попросила сигарету. Что-то в ее манере поведения меня сразу насторожило, но я не видела иных причин ей отказать, кроме своей дурацкой мнительности, которую вообще лучше не брать в расчет. Я протянула ей открытую пачку Vogue, она с нарочитым простодушием, за которым угадывалась элементарная наглость, вытащила сразу три сигареты – одну томно прикурила, одну через барную стойку протянула подруге, третью спрятала за ухо.
– Спасибо. Я уж думала, время остановилось, и моя смена не закончится никогда. Устала, как чернорабочий.
Она проговорила все это, глядя в пространство прямо перед собой, но я поняла, что обращается девчонка ко мне, ибо других иностранцев поблизости не наблюдалось. Ее английский был безупречным, что нехарактерно для тайцев с их плавным мяукающим произношением, которым они, словно хитроумным шифром, засекречивают чужеземные языки. Понять, что говорят официанты, горничные, пляжные спасатели, было невозможно, а эта девчонка шпарила по- английски так, словно ей довелось учиться в Оксфорде. Подумав, я сказала ей об этом. Она повернула ко мне усталое накрашенное лицо и вдруг улыбнулась так широко, белозубо и искренне, что сразу показалась мне красавицей. У нее было странное, гипнотическое обаяние. Вроде бы еще пять минут назад она казалась мне тощей обезьянкой в неуместно «взрослом» для ее подростковой фигуры купальнике, и если бы не скандинавски платиновая волна волос, я бы вряд ли на нее обратила внимание. Но стоило ей посмотреть на меня своими каре-зелеными бархатными глазами, стоило растянуть полные, липкие от розового блеска губы в улыбке, стоило заговорить, обращаясь непосредственно ко мне, сверля меня одновременно нахальным и бесхитростным взглядом, как я растаяла и пропала.
– Меня зовут Нан, – представилась она, протянув унизанную массивными серебряными перстнями загорелую ручку.
– Вера.
– У тебя медовый месяц? – спросила она.
Я удивилась:
– С чего ты взяла?
– А я, когда танцую, всегда людей рассматриваю, – рассмеялась Нан, – и за вами тоже наблюдала. Твой мужчина симпатичный.
– Спасибо.
– Нет, правда! Очень симпатичный для farang, иностранца. И от него не пахнет.
– Что-о? – в первый момент мне показалось, что я плохо расслышала.
И снова этот глухой гортанный смех.
– Он проходил мимо меня, когда шел в уборную. Обычно от ваших мужчин пахнет так, как будто они таскали камни по солнцепеку, а потом, не сменив рубашку, пришли в бар.
Ее презрительные слова неожиданно всколыхнули волну несвойственного мне патриотизма.
– Если тебе так кажется, что же ты с нашими мужчинами спишь? – спросила я, решив с ней не церемониться.
Нан и не подумала обидеться. Удивленно вытаращив глаза, она пожала смуглыми точеными плечиками:
– Деньги. Мне нужны деньги, у меня три младших брата и сестра. Кто-то ведь должен их содержать. Если бы у моих родителей были деньги отправить меня учиться, я бы зарабатывала как-то по-другому. Но у меня нет образования, а есть только это, – она провела наманикюренной рукой вдоль умащенного пряным массажным маслом тела. – Мое лицо называют красивым. Мое тело считают безупречным. Я зарабатываю, как умею. И я не стыжусь своей работы, хоть и не горжусь ей.
– Ладно, извини, – ее рассудительный ответ произвел на меня впечатление. – И сколько же ты этим занимаешься?
– С пятнадцати лет. Мне двадцать четыре.
– Надо же, а выглядишь моложе!
– Знаю, – усмехнулась она. – Так у вас не медовый месяц?
– Нет. Мы не так давно познакомились. И сразу же решили отправиться в Таиланд.
– И ты не побоялась? – улыбнулась Нан.
– А чего я должна бояться?
– Меня, – перехватив мой удивленный взгляд, она развила мысль, – ну, нас. Девушек, готовых на все, чтобы заполучить твоего богатого и красивого мужчину.
Мне стало не по себе. Хотя Нан, видимо, шутила – выдержав эффектную паузу, она рассмеялась. На этот раз ее смех был похож на птичье чириканье.
– Мой мужчина вовсе не богат, – вырвалось у меня.
– Для тебя да. Но по нашим меркам он король. Так что мой тебе совет, будь осторожнее. И не отпускай его в go-go бары одного.
В этот момент появился Миша – незаметно подкравшись сзади, он положил горячую ладонь мне на плечо. От неожиданности я вздрогнула, а Нан, заметив это, расхохоталась.
– Вижу, ты тут времени зря не теряла? – он сказал это по-английски, чтобы не исключать из разговора Нан.
Скажу честно, мне это не понравилось. После нашего разговора о тайских женщинах, после недвусмысленного предупреждения Нан… И потом, я прекрасно помнила, какими глазами он смотрел на нее, когда она танцевала на подиуме. Неловкая пауза – по законам вежливости я должна была представить их друг другу, однако мой внутренний голос во всю силу вопил, что делать этого не стоит.
Нан сориентировалась раньше, чем я смогла придумать предлог, чтобы увести своего мужчину из этого ужасного заведения, где шоколадные мускулистые красавицы всего за двадцать баксов готовы воплотить в жизнь самые сокровенные и непристойные мечты.
– Я разговаривала с Верой о вас, – сказала она, обволакивая своим кружевным обаянием Мишу. – Я как раз говорила ей, что в отличие от других иностранных мужчин вы красивый, и пахнет от вас хорошо.
Под загаром Миша – я заметила – покраснел. Я тронула его за локоть. Обернувшись, он не сразу сфокусировал на мне взгляд. Я поняла, что ведьминское обаяние Нан действует не только на меня.
– Может, пойдем? – с надеждой предложила я. – Я так устала. Выпьем в номере вина, выспимся, а завтра продолжим знакомство с ночной жизнью. А можно перед сном в ночном море искупаться.
Я нарочно говорила по-русски, чтобы просигнализировать Нан: чужая территория, вторжение опасно для жизни. Та и ухом не повела.
А мой наивный мужчина вместо того, чтобы вместе со мною покинуть этот рассадник венерических инфекций, сказал, обращаясь к Нан:
– Вера предлагает пойти купаться! Мне кажется, ночное купание может быть опасным в этих местах, разве нет?
Она рассмеялась. И – вот тварь! – положила руку ему на плечо.
– Ты прав. Иногда ночью на пляж выползают скаты – погреться в теплом песке. Чтобы отважиться на купание, надо знать места… Ты так любишь купаться ночью, Вера? – она невинно посмотрела на меня. – Никогда бы не подумала, что русские женщины такие романтичные.
– Люблю, – попалась я на крючок. – Русские женщины в отличие от тайских не берут с мужчин денег за любовь.
Черт, все-таки я не сдержалась, показала слабину, дала Нан повод меня возненавидеть, а Мише – задуматься о моей ревности и слабохарактерности. Естественно, мой выпад не прошел мимо его ушей, и он посмотрел на меня так укоризненно, что мне стало не по себе. В зеленых глазах Нан зажегся опасный огонек, но внешне она держалась хладнокровно.
– Что ж, у меня есть отличная идея! – певуче воскликнула она. – Я знаю пляж, недалеко отсюда. У меня есть мотороллер, мы домчим за десять минут. Это дикий пляж, там нет камней и рифов, так что уединенность от морской нечисти гарантирована.
Миша оживился, и я поняла, что проиграла первый раунд.
– А как же мы доедем на одном мотороллере втроем?
Лучше бы я этого не спрашивала, потому что Нан, скептически обозрев мой замаскированный платьем зад, вздохнула:
– Конечно, ты крупновата, но у Миши великолепная фигура. А у меня вообще тело как у девочки-подростка. Уж как-нибудь поместимся, ехать-то совсем недалеко.
«Сука! Идиотка! Тварь!» – на волю рвались ругательства, но я приказала себе заткнуться. Ничего, пусть у нее фигура мальчишки-атлета, пусть Миша к таким женщинам неравнодушен… Но кто она и кто я? Кого предпочтет любой нормальный мужик? Малограмотную путану из страны третьего мира с бюстом минус первого размера, крашеными наращенными патлами, вульгарными туфлями на прозрачных каблуках, которая почти десять лет спит с мужчинами за тридцать долларов, и кому известно, чем она еще не переболела? Или интеллигентную, умную, красивую (ну ладно, просто симпатичную) журналистку из Москвы, с отточенным чувством юмора и прекрасными манерами?
– Но у меня нет с собой купальника, – промямлила я.
Они оба уставились на меня так удивленно, что я окончательно почувствовала себя некоронованной победительницей конкурса «Лузер года».
– Купальник нам и не понадобится, – наконец сказала Нан с нехорошей ухмылкой, – по-моему, главная прелесть ночного купания и состоит в том, что можно войти в море голышом.
И что мне оставалось делать, кроме как с овечьей улыбкой кивнуть, выражая согласие и принимая вызов?
Пляж, на который привезла нас Нан, выглядел волшебно в скупом свете полной луны. Мы долго петляли по горным тропинкам, потом оставили мотороллер в кустах и какое-то время шли пешком по узкой песчаной тропе, раздвигая руками ветки, лезущие в лицо. Нан бодро шла впереди. Поверх танцевального купальника она набросила тунику, едва прикрывающую ее сильные спортивные бедра. Ее маленький вертлявый задок был таким подвижным, что
