заговорили, ею заинтересовались ведущие модельные агентства. Ее история грозила попасть в Книгу рекордов Гиннесса как самый головокружительный карьерный взлет. Всего за три месяца модельной работы она дослужилась до таких гонораров, о которых прочие и мечтать не могли. Сначала ее называли новой Твигги, потом имя Элен Валуа стало нарицательным. Все говорили о новой эпохе в модельном бизнесе – на смену роскошным женственным красоткам Клаудии Шиффер и Синди Кроуфорд пришли модели нового поколения, бесплотные, бесполые, похожие на тени. Конечно, некоторые «желтые» журналисты злословили – мол, она не женщина, а мечта педофила. Антонио Фарбоначчи, мол, известный гей и даже собирался бракосочетаться с мужиком, что с него взять. Разве такому может понравиться нормальная женщина? Никто не обращал на глумливые статейки внимания, потому что Элен Валуа стала звездой, а победителей не судят.
А в январе того же года на другом конце света, в далекой Бразилии, в сельской больнице в результате двадцатидневной добровольной голодовки скончалась пятнадцатилетняя Лучана Альварес. Все стены ее палаты были обклеены рекламными плакатами с Элен Валуа, которую девушка считала идеалом.
До того, чтобы стать похожей на известную модель, символ эпохи новых эстетических идеалов, ей надо было похудеть всего на двадцать три килограмма.
Не так и много, казалось ей…
Как ведут себя нормальные депрессирующие девушки?
Выщипывают по-новому брови, пьют вино с подругами, по сотому разу смотрят BBC-шный сериал «Гордость и предубеждение» и с азартом старшеклассниц представляют себя рядом с Колином Фертом. Идут в «Кабаре», спьяну снимают волоокого латиноса в пиджаке Hugo Boss и устраивают порносет на заднем сиденье его внедорожника. Объедаются. Покупают четыре новых платья, три из которых непременно красные. Бронируют билет до Питера, а потом передумывают ехать, потому что – депрессия же. Снова объедаются. Плачут.
Что делала я?
С трудом продирала глаза в полдень, завтракала сваренным вкрутую яйцом и водкой с тоником и шла бездумно шляться по Москве. Не знаю почему, но с детства меня успокаивает движение вперед. Я даже думаю на ходу. У меня не было ни денег, ни планов. Просто шла незнамо куда и все. Иногда забредала в какие-то странные чебуречные, где приличным москвичкам вообще появляться противопоказано. Заказывала пятьдесят граммов и какую-нибудь нехитрую закуску – не хотелось покидать хмельных объятий искусственного пофигизма. Один раз зашла в какой-то дом, а там – выставка картин. Оказалось – альтернативная художественная галерея, я о такой даже ни разу не слышала. На картинах – пенисы и вагины, но понять это можно было не сразу, а только если отойти от полотна метров на пять и прищуриться. Я даже познакомилась с художником, он вручил мне свою визитную карточку, поигрывал в мою сторону кустистыми бровями, игриво намекал на возможный коитус (так и сказал – «коитус», а не «секс», честное слово!). Был он плешивым верзилой с гнилыми зубами, носил клетчатую рубаху в катышках и выразительную фамилию Мудайнов, и было ему лет шестьдесят, – так что моя депрессия только усугубилась. Я представила, что до конца жизни буду нравиться только таким вот Мудайновым, и чуть не завизжала от тоски.
К чему я это все рассказываю?
Просто в тот же самый день я встретила Людочку…
А дело было так. Отделавшись от Мудайнова (интеллигентно срулить не представлялось возможным, пришлось отпроситься в туалет и ретироваться через окно), я отправилась в сторону Патриарших. По пути купила в «Елисеевском» бутылку медовухи и три ватрушки, а в газетном киоске – тонкий журнальчик со сплетнями. На обложке была изображена разжиревшая после вторых родов Бритни Спирс, и я подумала, что созерцание как минимум семидесяти килограммов звездного целлюлита хоть как-то меня взбодрит.
Я нашла уютную лавочку под липой. Памятуя о светлых джинсах, подстелила под попу лист из позавчерашней «Комсомолки», обустроилась, закусила ватрушку, открыла журнал… А все-таки она хорошенькая, Бритни Спирс. Даже с тройным подбородком, даже с растолстевшими ляжками, даже с непрокрашенными корнями волос. Положа руку на сердце, любая мать двоих малышей отдала бы лучшую из своих зубных коронок, чтобы выглядеть так же свежо. Я приблизила журнал вплотную к глазам, прищурилась. Вряд ли снимки, сделанные папарацци, обрабатывают в фотошопе. Хоть бы один прыщик найти, хоть бы одну морщинку, хоть бы один бугорок. Я выгляжу в сто раз более потасканной, чем Бритни Спирс, а ведь у меня нет ни детей, ни мужа-альфонса.
И вдруг, сама того от себя не ожидая, я расплакалась. Ну просто ничего поделать с собою не могла. Хотя всегда относилась со снисходительной брезгливостью к чудачкам, устраивающим истерические представления на людях. Журнал полетел в ближайшую мусорную урну, за ним последовала ватрушка. К черту теплое тесто. К черту Бритни Спирс.
P.S. Ненавижу Бритни Спирс.
– Вам плохо? – мелодичный голос раздался прямо над моим ухом, так близко, что я даже вздрогнула.
Та женщина словно порхала над землей – только этим можно было объяснить ее дар подкрадываться столь незаметно. Она была маленькая, тоненькая, в дешевом, плохо сидящем на ней костюмчике, немолодая, блондинка.
Лицо у нее было будто нездешнее. Кожа словно прозрачная. На лбу, над правой бровью, трогательно трепыхалась фиолетовая венка, румянец сдержанный, как у фарфоровой пастушки. А глаза… глаза инопланетные, такие могли бы быть у марсианки из блокбастера Лукаса, но никак не у земной женщины в дешевом льняном костюме, подошедшей ко мне в скверике у Патриарших прудов.
Подошла – и стоит.
Молчит.
Улыбается.
Если бы на ее месте был кто-то другой, я бы за словом в карман не полезла – имею огромный опыт отхамливания городских фриков. А тут – словно онемела, язык не поворачивался сказать грубость этой странной женщине. Так и молчали, рассматривали друг друга, она меня – насмешливо, я ее – удивленно. В какой-то момент я грешным делом подумала, а уж не галлюцинация ли это, все-таки водки выпила, мягко говоря, немало. И тут незнакомка заговорила:
– Извините, что я вот так запросто подошла. Но мне показалось, что вам нужна помощь.
Голос у нее тоже был завораживающий – хрустальным колокольчиком прозвенел в полуденном мареве.
– С чего вы взяли? – устало поинтересовалась я.
– Не надо быть ясновидящей, чтобы сообразить. У вас такое лицо, – рассмеялась она.
Надо же, тетке никак не меньше сорока, а смех у нее детский, звонкий и заразительный. Я даже улыбнулась в ответ, хотя настроение по-прежнему было ниже нуля, но губы сами собою растянулись, словно резиновые.
– Ну вот видите, вы уже улыбаетесь. Я присяду?
– Да пожалуйста, скамеечка общая.
Прежде чем сесть, она аккуратно одернула юбку. Была в ней некая приятная выверенность – как у аристократки, как у Вивьен Ли в роли Скарлетт О’Хары. Как она держала спину, как поворачивала голову, как изящно складывала на коленях руки. Удивительно: невзрачная женщина с плохо прокрашенной сединой, катастрофическим отсутствием маникюра и рыночной дерматиновой сумочкой, а ведет себя, будто принцесса наследная.
– Ну и кто вы такая? – во мне проснулось любопытство.
– Людмила, – радостно объявила она, как будто бы это все объясняло, – но все меня Людочкой зовут.
– Вам что-то от меня нужно?
– Ну зачем вы так? – Она смотрела на меня так ласково, что даже не по себе становилось. – Я просто увидела, что девушка страдает, и решила подойти. У меня энергетика хорошая. Можно я вас за руку возьму?
– Я стопроцентно гетеросексуальна, – на всякий случай предупредила я.
– Какая вы смешная, – Людочка все же завладела моей ладонью. Руки у нее были сухие и прохладные. И вот что странно: я в ту же секунду успокоилась. Как будто меня окунули в бочку с новопасситом. Как будто обернули ватным коконом.
– Вы гадалка, – внезапно поняла я.
Но эта версия развеселила ее еще больше.
– Даже не пытайтесь угадать. Я вам все объясню, но немного позже, хорошо? А сейчас давайте просто поговорим. Расскажите мне.
– Что?
– Все, – просто сказала она, – я же вижу, что вам не с кем поделиться.
– Черт, как-то странно все, – я помотала головой, стряхивая с себя наваждение.
– А вы не бойтесь, – прищурилась Людочка, – что вы теряете?
– Я вас совсем не знаю… Я, пожалуй, пойду, – сказала я, но с места не сдвинулась. Взгляд незнакомки гипнотизировал.
– Вы же знаете о таком психологическом явлении, как «эффект попутчика», – улыбнулась она. – Иногда полезно вывалить свои проблемы на совершенно незнакомого человека. Это как очищение, катарсис. Потом мы разойдемся, и вы больше никогда меня не увидите. Вам станет легче, поверьте.
– Верю, – кивнула я, – только
– Какая вы хорошая… – Людочка замялась.
– Вера, – подсказала я.
– Вера, – она повторила мое имя с таким задумчивым смакованием, как только что разродившаяся женщина впервые произносит имя своего малыша, – сейчас мало кто называет своих дочерей Верами… Вас бросил мужчина, так ведь?
– У меня это на лбу написано? – хмыкнула я. – Не надейтесь, он меня не просто бросил. Я уже не девочка и не стала бы так убиваться по сбежавшему мужчине. Мой мужчина на моих глазах закрутил роман с проституткой, понятно? Я сама разрешила воспользоваться ее услугами. Хотела показаться продвинутой. Девушка оказалась ушлой и вцепилась в моего мужчину, как бультерьер. Не знаю уж, чем она его приворожила. Может быть, у нее брильянтовая вагина. Но в следующем месяце они женятся – это факт. Как вам такая история? – с мазохистским удовольствием я наблюдала за изменившимся выражением ее лица. – Не ожидали?
Людочкины прохладные пальцы коснулись моего лба. Черт возьми, почему я позволяла ей так фамильярничать? Наше странное знакомство стартовало десять минут назад, а ее пальцы уже по-хозяйски копошились в моих волосах. Между прочим, я, как и большинство городских невротичек, ненавижу, когда посторонние касаются моей головы. В наше время у каждой девушки истероидного типа найдется подобный бзик. Даже случайным любовникам я не позволяла перебирать мои волосы, а тут какая-то непонятная тетка… И самое странное, ее прикосновения меня совершенно не раздражали. И даже наоборот – хотелось податься навстречу ее прохладной ладони. Чертовщина какая-то.
