Она подбежала к Кузьме и, прежде чем я успел ее удержать, сильно толкнула его в грудь. Кузьма охнул.
– Что? Что там?
Рита торопливо расстегивала ему рубашку. Резко раздвинула края. Я отвернулся – второй раз смотреть на шрам не хотелось.
– Что это?.. Так это твоя кровь?.. Это тебя в подвале?.. Из-за меня?.. Вот почему ты не мог меня нести… Кузьма…
Она заплакала.
– Ну что ты, воробышек! – Кузьма ласково утирал ей лицо здоровой рукой. – Рана – ерунда. Заживет…
– Это он нашел тебя в подземелье – там, где никто даже не предполагал искать, – заговорил я, понимая, что тем самым отрезаю себе всякую надежду, но, чувствуя, что не могу этого не сказать. – Если бы не он, мы бы никогда… В подвале был зверь. Тот самый, что убил Татьяну Сергеевну и деда Лешу. Хотел и нас… Спасая тебя, Кузьма едва не погиб! А еще раньше он сказал, что в монастыре спрятали женщину, которую он любит больше жизни, и, чтобы найти ее, он, если потребуется, взорвет монастырь к чертовой матери!
– Он так сказал?
На ресницах Риты блестели росинки. Я кивнул.
– Кузьма…
Она склонилась и бережно поцеловала его в раненое плечо. Уткнулась лицом ему в шею.
– Ну что ты, воробышек, – бормотал Кузьма, гладя ее по вздрагивающим плечам, – подумаешь… Это все ерунда, до свадьбы заживет.
– До чьей свадьбы? – быстро спросила она, сразу перестав всхлипывать.
– Ну вот! Опять ловишь меня на слове…
– Женщины! – проворчал Кузьма, когда Рита убежала в дом поправлять размытую слезами косметику. – В секретную командировку в глухой городок приезжаем на ярко-красном, с узорами автомобиле – таком, что даже те, кто машинами не интересуется, обратят внимание. К утреннему чаю выходим в вечернем платье и в боевой раскраске. А потом удивляемся…
– Это она для тебя так оделась и накрасилась, – возразил я.
– Знаю, – вздохнул Кузьма. – Разумеется, я всю жизнь об этом мечтал.
– Она тебя любит. Очень.
– Откуда знаешь?
– Она говорила.
– Вовремя я приехал, – задумчиво сказал Кузьма, окидывая меня оценивающим взглядом. – Раз до таких признаний дошло, дело осталось за малым. Хорошо, что ты не блондин.
– ??
– Первую жену у меня увел такой же двухметровый гренадер. Блондин, эсэсовец гадский, – пояснил Кузьма. – И отчего их к дылдам тянет? Чуть опять не прозевал… Первые ее отчеты я читал, улыбаясь, – продолжил он, – особенно про этого еретника в одежде девятнадцатого века. Их уже сто лет никто не видел. И тут на тебе – в Горке! Колдун, который умер, не предав свою силу, бродит с позапрошлого века! Невозможно еретника сто лет сохранять! Его же кормить надо! А ест он в три раза больше живого. Их в предыдущие века из-за этого сами родственники уничтожали – объедали семью. Сразу было ясно: кто-то забавляется. Если б знать тогда, чем кончится…
– Не надо было тебе уезжать.
– Теперь и сам знаю, – вновь вздохнул Кузьма. – Но не мог отказаться. Жутко интересно. Такие люди! Епископы, архиереи – и как только смогли столько собрать! А отношение к фактам? Меня даже на детекторе лжи проверили.
– И ты согласился?
– Почему бы и нет? Любопытно.
– Результаты их устроили?
– Вполне. Правда, накануне меня два дня допрашивали. Каждую детальку требовали! Вплоть до того, сколько мерцающих искорок видел в чаше. Зато потом… Сразу три епископа предложили рукоположить меня в священники. Еле отбился. Один особенно доставал. Говорил: не готов священником, давай я тебя хотя бы дьяконом сделаю! Хорош был бы дьякон, рыскающий аки серый волк по ночам! У меня теперь духовник есть, обзавелся на конференции. Как я ему это на исповеди расскажу? Выгонит!
Он раздосадовано умолк, и некоторое время мы слушали неотчетливые голоса, доносившиеся из дома. Судя по всему, разговаривали Дуня с Ритой. Слышались восклицания и громкий смех.
– Скажи, – робко спросил я, улучив момент, – а как это?..
Я не договорил, но он понял.
– Не успел толком почувствовать. Сколько я был в той шкуре? Помню смутно… Первое ощущение – свобода: все, что обременяло меня, человека, исчезло – остались сила и злость. Даже не злость – ярость необыкновенная. Непреодолимое желание вцепиться, рвать на куски…
Он виновато взглянул на меня.
– Когда мы ехали обратно, и я сидел позади… Шея твоя была совсем близко, и я слышал, как в артериях журчит кровь. Так хотелось полоснуть по ней клыками! Извини…
– Поэтому ты положил морду на грудь Риты?
– Если б не она, я бы не вернулся к себе, – твердо сказал он.
– Повезло нам, что ее в подвале сразу не задушили. Спешили, видно…
– Да нет, не спешили, – мрачно возразил Кузьма. – Это специально. Чтобы подольше мучилась… Гнида! Все продумал. Ты обратил внимание: стенка, за которой прятали сокровища, была выложена в полкирпича, а та, где нашли Риту, – в полный? Мужик вроде нас с тобою сумел бы ее выбить ногами, пока кладка свежая, а вот женщина… Она и так чудом выжила. Видимо, где-то в старой стене есть трещина, через которую воздух поступал. Иначе задохнулась бы…
Он вдруг заулыбался, глядя мне за спину. Я оглянулся. На крыльце стояли Рита и Дуня. Рита была обычных в джинсах и футболке, а Дуня красовалась в вечернем платье Риты и ее туфлях. Радостно поглядывала на меня. Рита даже взбила ей волосы. Все стало ясно: пришло время прощальных подарков…
4.
Рита и Кузьма уехали сразу после завтрака. Рита так спешила отвезти Кузьму к лучшим столичным медикам, что мы едва успели обменяться на прощание телефонами и адресами. А спустя час приехали за мной…
Ночью, сразу после нашего возвращения из монастыря, Дуня позвонила Виталику, а тот уже сделал, что нужно. Спустившись в подземелье и ужаснувшись увиденному, Виталик опечатал монастырь и выставил у него усиленную охрану. Остался и сам – на всякий случай. Поэтому выглядел он уставшим. Но довольным: дело о страшных убийствах в Горке можно было считать раскрытым.
– И где они только держали эту зверюгу! – удивленно сказал он голосом, в котором радости было больше, чем изумления. – Никто никогда ту собаку не видел и не слышал. Может, 'монашки' знали? Жаль, уехали. Ищи их сейчас…
Я не стал ему рассказывать о версии Кузьмы – он бы не поверил. Да и я сам…
– Отца Константина нашли? – спросил с надеждой.
– Все обыскали – нигде нет! – сокрушенно ответил Виталик. – Вещи его на месте, одежда в комнате, где он жил, разбросана… Наверное, убежал впопыхах. Найдем! Уже объявили в розыск…
Я не стал его разочаровывать: розыск, так розыск…
Часам к одиннадцати к монастырю под вой сирен и всполохи мигалок подкатила целая колонна. Из первой машины вышел Владимир Петрович Павленко, за ним, кряхтя, выбрался Михаил Андреевич Рыбцевич. Оба светила отечественной исторической науки сразу направились ко мне.
– Показывай, что нашел! – велел мне научный руководитель.
Но до показа дошло не сразу. Сначала машины скорой помощи увезли из монастыря три трупа. Еще двух мертвых женщин обнаружили в третьей замурованной нише, до которой мы с Кузьмой не добрались. Кладка там была давняя, стенку пришлось долбить ломами. Оба трупа были одеты в голубые платья 'монашек'. Как я понял, скорее всего, Татьяна и Жанна, о 'счастливой' судьбе которых я подслушал в коридоре монастыря от круглолицей, счастья своего так и не обрели. Константину Жирову и Кнуру не нужны были возможные свидетели 'особого послушания'. Как торопливо сообщил мне Виталик, вместе с экспертами работавший в подземелье, ран на шее у женщин не оказалось – скорее всего, их просто задушили перед тем, как замуровать.
– Знаешь, кем Жиров работал на 'химии'? – спросил меня Виталик и, не дожидаясь ответа, сообщил довольно: – Каменщиком. Дома строил. Говорят, неплохо получалось. В кладовке монастыря мы еще при первом обыске нашли оцинкованное корыто, в котором мешали раствор, начатый мешок цемента и с полсотни кирпичей. Древних, монастырских, со следами сбитого старого раствора. Но тогда внимания не обратили – не то искали…
Следом за медиками четверо милиционеров, ругаясь и отплевываясь, вытащили из подземелья труп огромного черного зверя. Чтобы не таскать его вверх- вниз, волокли через двор и притвор храма. Бросили на площади. Вспомнив просьбу деда Трипуза, я, морщась, вытащил из трупа три ножа и протер их заранее заготовленной тряпицей.
– Это что такое? – заинтересовался Павленко, взяв один из ножей. – Откуда такая необычная форма?
Разглядев старинную гравировку на лезвиях и серебряную чеканку на рукоятках, Владимир Петрович зацокал языком. Но я невежливо отобрал нож, сказав, что это частная собственность, которую следует срочно вернуть. Мне не хотелось расспросов…
– Вы совсем не думаете о науке! – обиделся Павленко. – Мало чего ваш дед просил! Это же уникальный экземпляр…
К счастью в этот момент нас пригласили в подвал, а там Владимир Петрович мгновенно забыл о ножах и о деде Трипузе…
