там делает.
— А когда начнется стрельба, можем за ним спрятаться, — сказала Хэйзел. — Он достаточно широк.
— Я все слышу, что вы говорите, — спокойно сказал Джиль, не оборачиваясь. — И это нисколько не смешно.
— Так не надо подслушивать, — ответила Хэйзел. — И давай вперед, а то буду на ноги наступать.
— Интересно, нельзя ли вернуться и попросить у руководителей Подполья другого спутника, — шепнул ей Оуэн.
Они вынырнули из красного утреннего солнца — огромная армада быстро летящих грависаней. Их были тысячи, от них потемнело небо — одноместные грависани с форсированными двигателями, до зубов вооруженные лучевым оружием и пулеметами с длинными лентами пуль. Они шли низко, ниже уровня захвата обычных датчиков, и оказались над Бесконечным Парадом и обрушились на пастельные Башни Семей раньше, чем кто-нибудь из кланов успел сообразить. Они ныряли между высокими зданиями, взлетая на тепловых потоках, мелькая слишком быстро для автоматических систем вооружений, чтобы те успели навести луч. Тысячи саней заполнили город, на них летели мятежники, клоны, эсперы — все, в чьем сердце была неутолимая жажда справедливости и желание лететь пусть даже в Ад ради шанса ниспровергнуть Семьи.
Они пролетали над сражающимися толпами на улицах, не вступая в битву. Не их задача. Из кишащих внизу масс иногда вырывался в их сторону луч, но маленькие и юркие цели нелегко было поразить. Тяжелые имперские гравибаржи пытались загородить им путь, паря на одном месте, как воздушные крепости, но их было очень мало, и сани облетали их сверху и по сторонам, появляясь и исчезая за доли секунды, и компьютеры барж были не в силах их засечь. До сих пор никто даже и не думал использовать одноместные сани подобным образом, пока это не догадался сделать Джек Рэндом. Они заполнили небо, грохоча двигателями, и солнце светило им в спину, и они летели к Башням — армия возмездия на крыльях ярости.
Джек Рэндом, Руби Джорни и Александр Шторм летели плечом к плечу, возглавляя армию. Для скорости они сняли силовые щиты саней, и налетающий ветер хлестал по лицу, выжимая из глаз слезы. Утренняя прохлада пробирала до костей, несмотря на обогреватели, встроенные в одежду, но они не обращали на нее внимания — дальше будет не слаще. Хуже всего приходилось Шторму с его старыми костями, но он только стискивал зубы, чтобы они не стучали, и старался не отстать от остальных. Он не собирался оставаться сзади.
Рэндом глядел на мелькающий внизу Бесконечный Парад, и ему трудно было поверить, что после стольких лет и стольких битв его Крестовый Поход все же дошел до Голгофы. До Семей, которые подгребали под себя и крушили все во имя прибылей и привилегий. Они объявили его вне закона, изгнали с планеты, пытались убить его и сломить, но он вернулся и теперь предъявит им счет. И горькой будет расплата.
Он рассмеялся вслух, и ветер тут же унес смех, и он сам едва его расслышал. Сегодня падет Империя, и это он ее повергнет. А когда она упадет на колени и запросит пощады, он плюнет ей в глаза и ударит ногой в зубы. Он изо всех сил давил на газ, выжимая из грависаней все, что они могли дать, и еще немного. Уже видны были вдали первые Башни, и он дождаться не мог, пока до них доберется. Да, теперь кланы уже должны знать, что он идет. Они включили защиту, подрегулировали свои компьютерные системы под скорость и маневренность грависаней. Они будут его ждать. И ему плевать на это. Это день суда, и ему суждено опустить в этот день молот. Да, так можно заставить человека поверить в какую-нибудь религию.
Джек сурово усмехнулся, ветер скривил его губы в волчий оскал. Хороший день, чтобы умирать — кому-нибудь другому.
Он посмотрел на Руби Джорни. В черной коже и белых мехах, неколебимо стоящая на прыгающей платформе саней, с лицом суровым и неумолимым, она казалась темной валькирией древней легенды, прилетевшей забрать в Валгаллу мертвых героев, хотят они того или нет. Сани ее были забиты оружием всех видов — до последней унции веса, который еще не снизит скорости. От лучеметов до гранат и метательных ножей. Руби любила тщательную подготовку. Она оглянулась, перехватила взгляд Рэндома и улыбнулась ему. Она летела к лучшей в своей жизни добыче и трофеям — или к собственной смерти, и никогда не выглядела счастливей.
Рэндом улыбнулся ей в ответ и повернулся к Шторму, который летел от него с другой стороны. Умелый старый воин надежно пристегнулся к саням, но все равно казалось, что он дрожит и дергается при каждом толчке своей машины. Длинная белая грива развевалась за его плечами, а он сам смотрел, не мигая, навстречу ветру. Он был слишком стар для таких заданий, и все это знали, в том числе и он, но он настаивал на своем участии, а у Рэндома духу не хватило отказать ему. Он понимал, что Шторму необходимо быть при решающем ударе в той борьбе против Империи, которой он отдал столько сил и лет жизни. Поэтому он поставил старика рядом с собой, чтобы за ним приглядывать, и только надеялся, что Шторм не отстанет. Даст Бог, рефлексы старого воина помогут ему добраться до Башен живым. У многих это не получится. Потери неизбежны, как только армада войдет в соприкосновение с главной защитой Башен. И каждый участник армады это знал, и все равно вызвался добровольцем. Все знали, что армада одноместных саней — единственная сила достаточно быстрая, мобильная и гибкая, чтобы пробиться сквозь защиту к Башням. Туда, где Семьи думали, что они в безопасности.
Наземным силам пришлось бы несколько дней сражаться против многочисленного и хорошо вооруженного гарнизона Башен, пробивая себе путь этаж за этажом, добираясь до самого защищенного верхнего уровня, где забаррикадировались бы Семьи. Потери с обеих сторон были бы огромны, и никакой гарантии, что Семьи не бросят Башни и не улетят раньше, чем их захватят. Дезинтеграторные пушки гравибарж достаточно мощны, чтобы пробить себе путь, но они слишком медленны и мало маневренны. Превосходящая огневая мощь Башен сбила бы их раньше, чем они могли бы подлететь на радиус действия своих пушек. Эсперы при наличии такого количества эсп-глушителей тоже бесполезны. Именно поэтому кланы укрылись в Башнях — единственное место, где ощущали себя в безопасности — при первых признаках беспорядков.
И Рэндом покажет им, что они ошиблись. Этот план он вынашивал годами, в окопах и траншеях бесконечных войн и несчетных миров, мечтая о том, как он когда-нибудь перенесет эту войну домой, на Голгофу. Он предусмотрел все вопросы, отточил все детали, и сейчас его мечта становилась явью. Сделай или погибни. Смерть или слава. И он не мог быть счастливее, чем сейчас.
С частных посадочных площадок Башен навстречу армаде взмыли в воздух гравибаржи. Огромные корабли с тяжелой броней и мощным вооружением, но грависани налетели на них вихрем, окружив со всех сторон. Они метались вокруг медленных барж, слишком маленькие и слишком быстрые для компьютеров наведения больших кораблей. Эти компьютеры были запрограммированы на большие корабли или на стационарные цели. Сани проскакивали мимо них, все прибывая в числе, и баржи открыли огонь по скоплениям легких машин.
Грависани немедленно рассеивались, но их было так много, что баржи не могли все время промахиваться. Сани без силовых щитов взрывались клубами пламени и падали с неба огненным листопадом. Десятки их погибли в первые секунды, ветер унес вопль горящих людей, но уцелевшие из первых рядов бросались прямо к баржам, и те не могли вести огонь, не поражая друг друга. Уклоняясь от малых орудий барж, грависани сами открыли огонь из дезинтеграторов. Сначала их было слишком мало, чтобы нанести баржам реальный вред, но вскоре их стало сотни, и еще сотни летели на помощь, кружа вокруг барж, как пчелы вокруг медведей, снова и снова ударяя в щиты, пока перегруженные щиты не перегорали, не в силах справиться с таким количеством попаданий с разных сторон. Сани налетали на баржи и прожигали бреши в тяжелой броне за счет одной только настойчивости. И вот баржи стали сотрясаться от внутренних взрывов, и из дыр повалил дым, густой, черный, тяжелый, с отсветами пламени. Один за другим тяжелые корабли ныряли или беспомощно кувыркались в воздухе, дрейфуя с ветром, начав медленный, но неуклонный путь к земле. Армада одноместных саней, лишь слегка уменьшившись, оставила их позади и направилась к первой из пастельных Башен, стоящих высоко и гордо на фоне утреннего неба.
