— Восстание еще не закончено, — задумчиво произнес Шторм. — Императрица все еще может нанести ответный удар.
— Императрица сумасшедшая, — ответил Грегор. — Мы умеем прочесть надпись на стене, особенно если она написана кровью. Итак, мы заключаем соглашение или нет? Пока мы здесь треплемся, с обеих сторон погибают без толку люди. Мне-то наплевать, но вам полагается такие вещи принимать во внимание. Решай, Рэндом. Мы знаем, что Подполье подчинится твоему решению.
— Не слушай его, Джек! — настойчиво сказала Руби. — Мы не для того так далеко зашли, чтобы теперь все бросить. Мы еще можем сровнять Семьи с землей, как ты всегда хотел.
— Ты же слышала цену, — произнес Рэндом. — Я всегда сражался за благо народа, а не ради своих желаний и целей. Какой смысл сжигать Империю дотла, если потом придется жить на пепелище? Нужды людей — в первую очередь. Вот почему я стал мятежником. Если я рискну их будущим ради личной мести, все, за что я сражался, станет ложью. Кто знает? Может быть, если лишить Семьи политической власти, их можно будет… цивилизовать.
— А Ходзира? — горячо спросила Руби. — А твоя клятва их перебить и нассать на их могилы? Это уже ничего не значит?
— У меня больше причин ненавидеть Ходзира, чем ты можешь себе представить, — холодно сказал Рэндом. — Я так хочу видеть их мертвыми, что отдал бы жизнь, если бы мог истребить их от корня до ветвей. Но я не могу, не стану платить за свои обиды жизнями невинных людей. И потом — может быть, когда Восстание закончится, будет время для частной мести.
— О да, — улыбнулась Би-Би Ходзира. — Клан Ходзира всегда ценил почтенное искусство вендетты.
— Значит, договорились? — в упор спросил Грегор.
— Да, чтоб ты лопнул! — ответил Джек Рэндом. — Договорились. Отзывайте своих людей, а я остановлю атаку. Оставайтесь в Башнях до конца Восстания, а детали обсудим потом. Нет, руки я вам пожимать не буду. Какое-то самоуважение я еще сохранил.
— А я не верю! — крикнула Руби, отступая на шаг так, чтобы ее пулемет смотрел сразу на всех. — И я ни о чем ни с кем не согласилась! Ты продаешь Восстание, Джек, ты продаешь все обещания, которые давал. Все, что мне говорил, все, во что ты хотел, чтобы я верила, теперь, когда наступил день расплаты, ты это продаешь.
— Это называется «политика», любимая, — горько сказал Рэндом. — Иногда цена идеала оказывается слишком высока. И если я это переживу, ты тоже сможешь.
— Ты аристо по рождению, — сказала Руби. — И ты все еще в глубине души им и остался. Заключай договор, Джек, Но я никогда не поверю ничему, что ты мне скажешь, никогда.
Вот так просто все это и кончилось. Передали приказ, армада прекратила атаку на Башни, и огонь с обеих сторон стих. Из повстанцев многие еще кричали, призывая к Мести за тех, кто погиб в этот день, и за тех, кто за долгие столетия был раздавлен пятой Семей, но в конце концов пряник и кнут убедили всех. Как и предвидел Рэндом, никто не исключал возможности личной мести — когда-нибудь потом.
От соглашения была и неожиданная выгода. Валентин Вольф не поверил гарантиям своей безопасности и покинул Башню, чтобы найти убежище при дворе Лайонстон. Поскольку это было нарушением соглашения, он стал вполне законной целью для каждого, кто хотел его смерти. Жители стали возвращаться в город, почувствовав, что худшее уже позади. Они приветствовали повстанцев и призывали к низвержению Лайонстон. Горожане сбрасывали ее статуи и плевали на них, поджигали правительственные здания и устраивали уличные беспорядки, опьяненные обещанием свободы. Подполью приходилось направлять людей подальше от зон боев, сдерживая растущее ликование и препятствуя распространению мародерства, что несколько подрывало популярность Подполья. Но Подполью было не до того — более важные вещи требовали его внимания. Лидеры Подполья знали, что битва не закончена, пока Лайонстон сидит в безопасности в своем стальном бункере глубоко под землей, вдали от боя.
Грегор Шрек и Би-Би Ходзира покинули Башню Ходзира, чтобы передать добрые вести своим кланам, оставив там Джека Рэндома, Руби Джорни и Александра Шторма. Рэндом уже связался с Подпольем и уведомил его о соглашении и теперь напряженно обдумывал все его аспекты, стараясь себя убедить, что он не сделал страшной ошибки. Руби топала вокруг, тихо кипя, пиная мебель и нагружаясь яркими и блестящими предметами, которые привлекали ее внимание. Шторм смотрел на них обоих и молчал. Наконец Рэндом оглянулся и увидел выражение лица Шторма.
— В чем дело, Алекс? Восстание закончено, только еще немного пошумят и разойдутся.
— Нет, — сказал Шторм. — Оно не закончено, пока императрица еще сидит на Железном Престоле. У нее еще полно резервов. Оружие, люди, секретные резервы, о которых Подполье ничего не знает. Она еще может все перевернуть, и люди на улицах будут приветствовать ее победу так же яростно, как сейчас требуют ее головы. Лайонстон всегда знала, что может наступить такой день, как сегодня. Ты что, думаешь, что только от Семей могла исходить смертельная угроза?
— Были бы у нее сюрпризы, она бы их уже использовала, — сказала Руби.
— Так ты об этом волнуешься? — спросил Рэндом. — Брось, Алекс, Руби права. Возвеселись, Алекс! С тех пор как мы здесь, я еще ни разу не видел, чтобы ты улыбнулся.
— Они пришли договариваться с тобой, — сказал Шторм. — Не со мной. Хотя это я представлял Подполье. Они поверили твоему слову, а не моему. Мелочь, быть может, но последняя из многих. — Он посмотрел на Рэндома почти беспомощно. — И все равно это труднее сделать, чем я думал.
— Что сделать? — не понял Рэндом. — Слушай, если у тебя есть что сказать, выкладывай начистоту. У меня нет времени думать о твоих задетых чувствах.
— Времени, — повторил Шторм. — Да, все дело во времени. Время крадет нашу жизнь день за днем, и мы не замечаем, как много утратили, пока не становится уже слишком поздно. Мы провели годы в борьбе, ты и я, и все зря. Отдали нашу молодость, все надежды на любовь, семью, детей, счастье — и все ради мечты, которая так и не стала явью. Когда мы начинали, ты мне обещал власть и успех, победу над врагами и справедливость для всех, и я ничего этого не увидел. Только тяжелая борьба и еще более тяжелая жизнь, холодная жратва и мерзкая выпивка, и одна проигранная битва за другой. Скитания с планеты на планету, где ничего нового, кроме новых погибших друзей и новых шрамов на теле. Такова была моя жизнь, с Джеком Рэндомом.
— Но это было тогда, — сказал Джек. — Мы ушли от этого. Все переменилось. Мы переменились…
— Да, — перебил Шторм. — Мы постарели. Но ты снова стал молодым. И это было последней соломинкой. Я бы снес, если бы время одинаково обмануло нас обоих, но ты получил новую жизнь, а я нет. Ты был прав, Джек: для маленькой личной мести всегда найдется время. Спасибо, что помог мне до этого додуматься. Теперь мне намного легче это сделать. Джек: код ноль ноль красный два.
Джека Рэндома схватила судорога, спина его выгнулась дугой, будто его ударили сзади. Он рухнул на колени, пытаясь выговорить что-то искаженным ртом. Руби немедленно оказалась рядом с ним, держа его за дрожащие руки.
— Что с тобой, Джек? Джек?
— Он тебя не слышит, — сказал Шторм почти с сожалением. — Понимаешь, когда он попал в мерзкие лапы мнемотехников, они встроили ему в мозг контрольные слова — на тот случай, если он когда- нибудь от них ускользнет. Мне эти слова сообщили, когда я согласился быть шпионом Империи, ее агентом в Подполье. Они всегда думали, что у нас будет шанс встретиться снова. И были чертовски правы. С тех пор все дело было в том, чтобы дождаться нужного момента. Я все откладывал и откладывал, надеясь на возвращение того товарищества, которое у нас когда-то было. Надеясь на шанс снова стать героем. Но он мне даже этого не дал. Так что в конце концов я — человек императрицы. И он теперь — тоже.
— Но ты же был героем! — крикнула Руби. — Все говорили, что ты герой!
— А теперь я предатель. Только если победит императрица, буду я героем, а он — предателем. Весь вопрос в точке зрения. И кто ты такая, чтобы меня судить? Ты говорила, что участвуешь в этом деле только ради добычи. Что ж, теперь и я тоже.
— Ты гад! — крикнула Руби. Бросив Рэндома, она вскочила на ноги и потянулась к мечу.
— Всегда тебя не переваривал, — сообщил ей Шторм. — Джек, заткни пасть этой суке.
