гнева и ненависти, и он тянулся дольше, чем могли бы выдержать любые человеческие легкие. Джиль включил форсаж, но даже эта дополнительная сила и скорость не очень помогли. Все с той же зловещей гибкостью махали тряпичные конечности — отсутствие суставов давало им преимущество атаковать с неожиданных направлений. Энергии кукол не было видно конца. У них не было мышц, которые устают.
Плюшевый Медведь и Морской Козел пытались пробиться на помощь людям, но плотные ряды кукол держали их па расстоянии. Медведь и Козел сражались со звериной жестокостью, раздирая противников в клочья. Им была невыносима мысль, что опять на их планете погибнут люди.
И наконец Джулиан Скай отбросил меч и включил свой разум. К его горлу метнулся мачете ближайшей куклы, и вдруг все куклы были отброшены вырвавшейся из молодого эспера чистой пси- энергией. Эта буря смела тряпичных кукол, как ураган листья, разрывая их в клочья. Люди, не тронутые штормом, сбились вместе. Плюшевый Медведь и Морской Козел припали к земле, пока над ними проносились куклы. Энергия потрескивала в воздухе, и кукол разрывало по всем швам, и ошметки далеко разлетались по траве равнины. И наконец возле блестящих рельсов шевелились только мелкие обрывки. Люди медленно опускали мечи и оглядывались, а Плюшевый Медведь и Морской Козел бешено зааплодировали. Эдвин снова и снова салютовал гудком, почти вне себя от возбуждения и радостного облегчения. Джиль повернулся и посмотрел на Джулиана злобным взглядом. — Какого черта ты раньше…
И тут он остановился, поскольку молодой эспер упал на колени. Из носа у него густо текла кровь, заливая рот. Он судорожно закашлялся, и в воздухе разлетелась кровь из его легких. Лицо его побелело, как кость. Он стал падать вперед, и Джиль обхватил его за плечи, сел на землю и взял молодого эспера на руки, как ребенка. Повстанцы столпились вокруг, но Дезсталкер махнул им отойти назад и не мешать доступу кислорода. Тут же рядом оказались Медведь и Козел, глаза их вытаращились, увидев так много крови. Джулиан сначала трясся крупной дрожью, но постепенно начал успокаиваться. Дыхание его становилось глубже и ровнее, струйка крови на лице стала тоньше. Он сел, поднял руку ко рту и скривился, увидев на ней кровь. Евангелина протянула ему платок. Он кивнул в знак благодарности и обтер себе лицо. — Черт! — глухо сказал он. — Нехорошо вышло. Сейчас, еще минуту. На самом деле не все так плохо, как кажется. Боюсь только, что после того, как надо мной поработали мнемотехники, я стал нестойким. На эсперные способности мне теперь трудно надеяться, а то бы я это раньше сделал. — Извини, парень, — сказал Джиль. — Я не знал. — Ничего, — ответил Джулиан. Он стал подниматься, и Джиль наполовину помог, наполовину поднял его на ноги. Джулиан глубоко вздохнул и встал твердо. — Сейчас все будет хорошо. Это с виду страшнее, чем на самом деле. Вы лучше проверьте, со всеми ли куклами покончено. Кое-какие части еще шевелятся.
— Конечно, — сказал Финли. — Проверим. Ты пока посиди здесь и отдышись. Евангелина, останься с ним. Он обвел глазами остальных, и они пошли проверять разбросанные обрывки кукол. Почти все они были не больше фута, разорванные до бахромы, набивка высыпалась длинными белыми полосами. Кое-где попадалась отдельная конечность или кусок торса, катающиеся по траве. Над одним почти неповрежденным торсом Финли склонился и запустил руку внутрь. Скривился, ощупав то, что было внутри. Крепко ухватившись, он вытащил руку. Она вылезла окровавленная, за ней потянулась красная человеческая кишка. Тоби издал потрясенное восклицание, но все же махнул Флинну взять крупный план. Финли бросил кишку, снова запустил руки в торс и вытащил пригоршню человеческих внутренностей.
— Это они нарочно, — пояснил Медведь, грустно глядя на кровавое месиво в руке Финли. — Они хотят быть людьми, вот что. И потому, когда они убивают людей, они вынимают из них органы и зашивают себе в тело. Кишки в живот, сердца в грудь, мозг в голову. Конечно, из этого ничего не получается. Они гниют и разлагаются, и их приходится заменять. А единственный способ…
— Опять убивать людей, — закончил Джиль.
— Правильно, — подтвердил Морской Козел. — Они не слишком умные, но ведь они всего лишь куклы.
— А почему они хотят быть людьми? — спросил Финли. — Я думал, они людей ненавидят.
— Так и есть, — согласился Морской Козел. — Они вас ненавидят, потому что хотят быть как вы — и не могут. Они на самом деле не живые, и они это знают. При всей их новой разумности и силе они всего лишь автоматы. Как я и вот Медведь. Мы не умеем… создавать жизнь, как вы. Когда мы износимся и распадемся — а это когда-нибудь случится, — никого не будет нам на замену. У нас нет бессмертия в детях. Мы уйдем обратно в темноту, из которой пришли, и нас забудут. От этой мысли многие игрушки сходят с ума.
— Эти обрывки нельзя здесь оставлять, — сказал Медведь, не глядя на людей. — Если им дать время, они соберутся снова. Сошьют себе новые тела. Это уже бывало. Пока центральные матрицы невредимы, они не умрут.
— Так уничтожим эти матрицы, — предложил Тоби.
— Флаг тебе в руки, — сказал ему Козел. — Они размером с одну тысячную дюйма и могут быть в любом месте тела.
— Так что же делать? — спросил Финли.
— Мы их сожжем, — грустно сказал Медведь. — Соберем куски, подожжем и сожжем всех.
Через какое-то время усталые люди и две игрушки снова забрались в маленькие вагончики. Бушующий костер рядом с рельсами извергал в небо черный дым. От тряпичных кукол не осталось даже следа. Джулиан сидел возле Евангелины, положив ей голову на плечо, и дремал. Эдвин тронулся вперед, за ним закачались вагоны. Паровоз запыхтел по отремонтированному пути, напевая грустную песню. Люди сидели тихо и своими мыслями не делились. Тоби и Флинн снимали удаляющийся костер, пока он не исчез за гребнем впадины. Плюшевый Медведь и Морской Козел сидели, держась за руки, грустя по погибшим игрушкам.
Через несколько часов, когда улыбающееся солнце на небе стало клониться к закату, поезд взобрался на гребень и открылся вид на Город Игрушек. Город, построенный из ослепительно ярких цветных зданий, раскинулся по обе стороны глубокой долины, и в нем были и дома, и магазины, и все, что должно быть в городе, только поменьше и будто сдвинутое поближе. Это были скорее идеи домов и магазинов, упрощенные и преувеличенные. Подробностей ровно столько, чтобы все это имело смысл, но в остальном — почти сюрреализм. Детская мечта о том, как должен выглядеть город. — Добро пожаловать в Город Игрушек, — произнес Плюшевый Медведь. — Дом для всех игрушек и людей. Столица Страны Вечного Лета, где сбываются сны.
— В том числе и кошмарные, — добавил Морской Козел. — Даже в особенности кошмарные. Никто не выходите из поезда, пока не остановимся. Тут вокруг города минные поля.
Люди переглянулись, но ничего не сказали, Эдвин подъезжал ближе, и Город Игрушек медленно рос, но ощущение странности не проходило. Это было как въезжать внутрь иллюстрации в детской книжке, или как если самому вернуться в детство. Кое-кто из людей стал себя оглядывать, будто проверяя, не становится ли он снова ребенком.
У границ города была колючая проволока, стена за стеной колючей проволоки, и стальные шипы поблескивали в заходящем солнце. На проволоке бесформенными клочками висели сломанные куклы и игрушечные медведи, и набивка свисала из них, как пушистые кишки. Медведь отвернулся — это было для него невыносимо. Он даже закрыл глаза лапой. Морской Козел смотрел на все это непроницаемыми черными глазами.
— Плохие игрушки нападают все чаще и чаще, — заметил он небрежно. — Иногда у нас не остается времени убрать даже наших убитых. А своих враги всегда забирают. Потом используют части. И оружия у них хватает, даже такого, которое разрушает наши центральные матрицы. Их снабдил Шаб. Для применения против людей, но… война продолжается. Сейчас, кажется, тихо, но скоро начнется снова. Как всегда. Они побеждают.
— Они ненавидят наш город, — сказал Медведь, опустив наконец лапу от глаз — поезд подъезжал к городскому вокзалу. — Сюда люди приезжали играть. Играть с игрушками.
— А здесь не осталось людей? — спросила Евангелина. — Может быть, в укрытиях? И боятся выйти?
— Боюсь, что нет, — грустно ответил Плюшевый Медведь. — Понимаете, здесь и начинались
