этом бокале. Удивляюсь, что он не расплавился.
Пол-Человека осушил бокал и вернул его на поднос.
— Недурно, — произнес он. — Можно еще порцию?
Глядя, как официант подает Дэниэлу безобидный напиток, Лили изумленно покачала головой:
— Глазам своим не верю. Все же знают, что Пол-Человека никогда не пьет!
— Наверное, до сих пор ему ни разу не было так жарко. Лично я скоро расплавлюсь.
— Но от такого количества яда у него должен бы дым из ушей пойти! В смысле — из уха.
Мишель пожал плечами:
— Видимо, яд, как и многое другое, для него не опасен. Прикрой меня. Я должен за что-нибудь спрятаться — меня тошнит от всего этого. — Но Лили лишь крепче вцепилась в его руку. — А теперь что не так?
— Не знаю. Но скоро произойдет что-то скверное. Я чувствую это.
— Послушай, Лили…
— Я никогда не ошибаюсь в своих предчувствиях!
— Разумеется, не ошибаешься! Мы же заложили взрывчатку — забыла? А теперь заткнись, пока все вокруг не начали на нас пялиться! И ради бога, отпусти мою руку, а-то она отвалится.
Лили надулась и повернулась к нему спиной. Мишель тихонько вздохнул — хоть чуть-чуть, а все же полегче стало. А речи все не кончались — впрочем, с речами так бывает почти всегда. Кое-кто из пленников и рабочих уже потерял сознание от жары. Методы, которыми их приводили в чувство, были столь грубы, что приходилось заботиться о том, чтобы это не попало в кадр. Время шло. Многие исподтишка поглядывали на часы. Поглядывал на них и Тоби Шрек. Ему оставалось лишь надеяться, что публика все еще смотрит его передачу — хотя бы ради предстоящих казней. Он невольно нахмурился, не в силах определить свое отношение к этому вопросу. Несомненно, все приговоренные — мятежники, но, с другой стороны, почти все они — женщины и дети. Работая на Грегора, Тоби научился смотреть сквозь пальцы на очень сомнительные поступки своих нанимателей, но хладнокровное убийство детей — это уже чересчур. Даже для него. Тоби уже давно обдумывал, как-бы ему помочь этим несчастным. Похоже, один шанс у него все-таки есть. Надо будет в последнюю минуту обратиться непосредственно к императрице и попросить ее проявить милосердие к детям. Вдруг Лайонстон сочтет полезным публично проявить сентиментальность и мягкосердечие. А для детей это последняя надежда избежать смерти. Взрослых спасти все равно не удастся. Публика слишком любит кровавые зрелища.
Итак, все присутствующие только и делали, что поглядывали на часы, ожидая запланированных сюрпризов. Они были так заняты, что даже не заметили, как разведчица Шоал потихоньку ускользнула со сцены, чтобы заняться какими-то своими делами.
Мать-игуменья Беатриса вышла из госпиталя подышать свежим воздухом. Она сидела в складном кресле с бутылкой вина и прихлебывала прямо из горлышка. После спертого воздуха госпиталя даже вечерняя жара Техноса III казалась приятной прохладой. С тех пор как умерли все тяжелораненые, в палатке стало немного посвободнее, но только по здешним меркам. На самом деле она все еще была переполнена. Беатриса вздохнула и снова приложилась к бутылке. Ей с трудом удавалось спасти половину пациентов.
Дверь за спиной матери-игуменьи распахнулась, обдав ее запахом дезинфекции и смрадом разлагающихся заживо тел. Беатриса вздрогнула и крепче стиснула горлышко бутылки. У нее дрожали руки. В этом госпитале она увидела столько боли и страданий, что при одной мысли об этом ей делалось дурно. Пусть этим займется кто-нибудь другой. Беатриса знала, что рано или поздно она соберется с силами и вернется в душный ад госпиталя. Но сейчас это было выше ее сил. Поэтому она просто сидела, пила вино и время от времени посматривала туда, где проходила торжественная церемония открытия фабрики. Разумеется, мать Беатрису тоже пригласили на торжество. Но она отказалась. Будь она проклята, если явится на этот шабаш. Все равно что заявить, будто она одобряет эту их проклятую бессмысленную войну.
Раздумья Беатрисы прервали звуки чьих-то шагов. Она подняла голову и увидела, как по склону небольшого холма к ней приближается разведчица Шоал. Беатриса нахмурилась. Какого черта здесь нужно разведчице? Такие, как она, не обращали внимания на раны, пока не теряли от них сознание, и никогда не навещали больных. Беатриса задумчиво разглядывала Шоал. Мрачноватая женщина, ничего не скажешь, — но разведчики никогда не отличались веселым нравом. Шоал подошла к матери Беатрисе и вежливо кивнула. Она даже не запыхалась после долгого подъема. Беатриса кивнула в ответ, но вставать не стала.
— Добрый вечер, разведчица. Прекрасная погода для прогулок, не правда ли? Что привело вас ко мне? Церемония оказалась чересчур скучной?
— Что-то в этом роде, — ответила Шоал, глядя на вход в палатку. — Все работаете?
— Да, у нас не отдохнешь. Быть может, у тех, кто сражается, и случаются перемирия, но в битве за жизнь такого, увы, не бывает. Впрочем, вряд ли вы разбираетесь в деле спасения жизни, разведчица. Не ваш это профиль.
— Нет, я понимаю. Должно быть, у вас очень тяжелая работа. И временами весьма неприятная. Вам все время приходится принимать решения. Выбирать, кого вы еще можете спасти, а чьей жизнью придется пожертвовать ради того, чтобы выжили остальные. Это трудно, я знаю. Чем-то это похоже на мою собственную работу.
Похоже, будто разведчица пытается ей что-то объяснить.
Беатриса нахмурилась, а затем пожала плечами и протянула Шоал бутылку:
— Хотите хлебнуть, разведчица? Говорят, вино врачует душу.
— Нет, спасибо, мать-игуменья. Я никогда не пью на работе.
Шоал еще не успела вытащить меч, когда Беатриса уже все поняла и кубарем скатилась с кресла. Все знают, какая у разведчиков работа. Убийство и только убийство. Лезвие меча просвистело там, где только что находилась ее голова. Беатриса прокатилась по земле, вскочила на ноги и отчаянно замахала своей бутылкой, поливая разведчицу вином. Узкая струя попала Шоал в глаза, на мгновение ослепив ее. Разведчица вслепую взмахнула мечом, но Беатриса и на этот раз успела увернуться. Размахнувшись изо всей силы, она ударила Шоал по голове бутылкой. Бутылка, правда, не разбилась, но разведчица упала на одно колено, ошеломленно тряся головой. В следующий удар Беатриса вложила всю свою силу — и голову Шоал осыпал град осколков. Разведчица упала ничком, а Беатриса повернулась и побежала, не выпуская из рук разбитой бутылки. Хотя бежать ей, в сущности, было некуда. Приказ, полученный Шоал, наверняка исходил с самого верха. Кто-то так хотел ее смерти, что не побоялся даже ее ордена. А это значит, что на Техносе III у нее нет больше друзей. Она уже успела испортить отношения со всеми, кто хоть что-то здесь значил. Впрочем, нет. Один друг у нее все-таки есть. Пусть не могущественный, зато влиятельный. Тоби Шрек. Мать Беатриса помчалась вниз по склону холма к фабрике, туда, где под открытым небом проходила торжественная церемония. Если она доберется до камеры и попросит пощады в прямом эфире, Вольфам придется защитить ее от разведчицы. Иначе на них обрушится гнев ее ордена. Беатриса напрягала все силы, чтобы бежать быстрее. Выпитое вино плескалось в желудке и ударяло в голову. А сзади, уже совсем близко, слышались шаги разведчицы.
Глубоко под поверхностью Техноса III Джек Рэндом, Руби Джорни и Александр Шторм бесшумно пробирались по новому, только что прорытому туннелю. Наверху уже шел бой. Охранники, не принимавшие участия в церемонии, отбивали атаку «отверженных». Целью акции было отвлечь внимание стражи от группы Рэндома. А Рэндом в это время должен был пробраться на фабрику. Новый туннель проходил под всеми траншеями, так что выход его находился уже на охраняемой территории. Конечно, как только бой наверху кончится, Вольфы сразу обнаружат новый туннель. Но к тому времени Рэндом и его товарищи уже проберутся в первый, центральный круг ада и кровля туннеля обрушится за их спинами. По крайней мере они на это рассчитывали.
— Не нравится мне все это, — сказал Шторм. — Ей-богу, не нравится! Нас наверняка уже обнаружили. Охранники появятся здесь
