Звучало весьма поэтично.
Девочки в школе считали, что Даг слишком застенчивый. Или «необщительный», как говорили некоторые. Внешне он симпатичный, хотя, понятно, не писаный красавец. Надо проявить интерес, присмотреться, тогда и разглядишь, какое тонкое у него лицо. Будь он менее замкнут, от девчонок отбою бы не было. К тому же он их побаивается. Но не ее. К счастью.
Большинство считали их братом и сестрой.
В общем, правильно. Хоть и не совсем. В некотором смысле они даже больше чем брат и сестра. Отношения между братом и сестрой легко оборачиваются банальной прозой. Скукой. Но Даг всегда обращался с Норой очень уважительно. Как и она с ним. И несмотря на то, что они прекрасно друг друга знали, вместе им никогда не бывало скучно.
«Мы больше друзья, чем брат и сестра, – однажды заметил Даг. – К тому же в сестру нельзя влюбляться».
Что он имел в виду?
Об этом она спрашивала себя много раз. Может ли Даг влюбиться в нее? Вряд ли. А она в него? Тоже вряд ли.
Но почему эти мысли лезут в голову именно сейчас?
Не иначе как потому, что он сидит с другими, а не с нею. Она, конечно, опасалась наскучить ему своим нежеланием поверить в его тайные знаки. Но именно странные происшествия, случавшиеся с нею, вынуждали ее к особенной осторожности. Хотя Даг об этом знать не знал.
Больше всего на свете она боялась потерять Дага. Боялась потерять его дружбу – что угодно, только не это!
Как-то раз Даг сказал, что никогда не женится, если Нора не одобрит его избранницу, вдобавок она непременно должна походить на Нору.
Ох и жарища тут, в купе! Надо открыть окно, впустить свежего воздуху. Нора встала.
Нет, к окну не подойдешь, муторное дело – слишком много народу. Она опять села.
А эта вот Сесилия Агнес…
Наверняка Даг разочарован оттого, что не встретился с нею. Он ведь так мечтал…
Господи!
Неужто она ревнует? К имени? К девочке, которая, может, вовсе и не существует?
Бедняга Даг…
Конечно, так оно и есть. Его Сесилия Агнес не существует…
Наверно, легче забыть того, кто существует не в жизни, а только в воображении?
Или…
Быть может, терять образы мечты и фантазии так же больно, как и живых людей?
За примером далеко ходить не нужно. Мама и папа – ведь теперь они стали для нее в первую очередь грезой, фантазией. Их словно бы никогда не существовало. Чтобы устоять, ей поневоле пришлось вычеркнуть их из реальности, стереть, уничтожить память о них.
Впрочем, вероятно, тут дело другое?!
Она все ж таки их видела. Прикасалась к ним, а они к ней.
Интересно, что же находится в свертке? И от кого он?
Вдруг от кого-нибудь, кто знал маму и папу? И сохранил что-то принадлежавшее им? Может, потому ей и велено развернуть сверток в одиночестве и никому не показывать, что в нем? Может, там что-то очень личное? Настолько личное, что не выносит чужих взглядов? Оттого-то и отдано ей.
Чем больше она размышляла, тем больше в этом уверялась. Поначалу у нее мелькала мысль все- таки позвать Дага. Но если сверток имеет отношение к маме и папе, лучше развернуть его без свидетелей.
Как она раньше-то не подумала, что все это может быть связано с мамой и папой? От радости ее прямо в жар бросило.
Дома Нора сразу прошла к себе и закрыла дверь. Уже стемнело, она чиркнула спичкой и зажгла свечу – живой огонек вместо электрической лампочки.
Сверток лежал на кровати. Нора взяла его в руки, на миг прижала к себе. Потом медленно, будто священнодействуя, развязала шпагат, узелок за узелком. Пальцы двигались неторопливо, но сердце замирало от ожидания.
Аккуратно смотав веревочку, она сняла верхнюю обертку. Под нею обнаружилось несколько слоев гофрированного картона, а потом у нее на коленях очутился какой-то предмет, тщательно упакованный в папиросную бумагу.
Она прижала его к груди. Папиросная бумага зашуршала. Огонек свечи на столе затрепетал, из углов выглянули мягкие тени. Ей чудилось, будто тени тоже полны ожидания, как и она сама.
Что же прячется в папиросной бумаге?
Оттуда веет легким запахом мыла, хотя нет, скорее уж духов.
Листы папиросной бумаги один за другим шурша падали на пол.
Кукла!
Удивительная! Нора таких никогда не видела. Больше похожа на статуэтку, сделанную с натуры. Словами описать невозможно.
Маленькая девочка, лет десяти, не старше, с бледным и серьезным личиком, вылепленным так тонко, так изящно, что оно казалось совершенно живым.
Лицо не куклы, но человека.
Печальные глаза, которые многое знали о жизни, недоверчивый маленький рот. Таково было первое впечатление.
Когда же Нора положила куклу на колени и наклонилась к ней, когда осторожно обхватила ладонью головку, приподняла ее и с нежностью посмотрела на маленькую фигурку, ей показалось, что личико выглядит по-другому. Оно как бы просветлело, глаза улыбались, рот стал по-детски простодушным. На миг все личико озарилось доверием.
У Норы чуть слезы из глаз не брызнули.
– Бедняжка… – Она крепко обняла куклу. – Откуда же ты взялась?
Кукла была очень старая, сделанная давным-давно, возможно еще в начале века. По крайней мере, судя по одежде. Высокие черные ботинки на пуговках, изящные, отличной работы. Черные шелковые чулочки. Нижняя юбочка и панталоны с вышитой оторочкой. Платье из черной материи в мелкий розовый цветочек – пышная юбка по щиколотку, рукава с буфами. Манжеты и ворот обшиты белыми кружевами. Шапочка из той же материи и тоже с кружевами.
Высотой кукла была около тридцати пяти сантиметров и отличалась замечательной соразмерностью.
Каштановые, но не слишком темные волосы заплетены в две косы. Причем волосы настоящие, человеческие, а не искусственные. Глаза – с зеленоватым отливом. Сняв шапочку, Нора увидела прелестный круглый затылочек и очаровательные ушки.
Загляденье, а не кукла. Нора готова была влюбиться в нее.
Но откуда же взялась эта малышка?
Кто ее сделал?
И кто служил натурой?
Ведь это явно портрет живого человека. Такую необычную внешность придумать невозможно.
Да, Нора уже полюбила малышку. Что-то в ее облике казалось до боли знакомым, хотя это наверняка обман чувств. Она точно знала, что в жизни не видела никого похожего на эту куклу. Но ей очень хотелось, чтобы такая девочка вправду существовала и чтобы они когда-нибудь встретились.
– Я о тебе позабочусь, – прошептала Нора. – И никогда тебя не брошу.
Кстати, надо найти ей имя. Просто куклой ее звать невозможно. Слишком она живая. Выражение личика все время меняется вместе с освещением. Вот сейчас она смотрит умоляюще.
В поезде Нора была твердо уверена, что сверток каким-то образом связан с родителями. Теперь она думать об этом забыла. В голове мельтешили совсем другие мысли.
Свеча на столе горела спокойно и ровно. И тени в углах не двигались. В воздухе веяло
