души и ради которой она готова была идти хоть на край света.
Нора узнала эту улыбку. Вспомнила. Эта улыбка словно мягко увлекала ее далеко в прошлое, в теплые, ласковые объятия. И сейчас она поняла почему.
Шагнув к девочке, Нора сказала:
– Здравствуй. Меня зовут Нора.
Да. Мамина улыбка. Сесилия Агнес улыбалась как мама. Легкой и светлой улыбкой.
Большие глаза смотрели на Нору чуть удивленно.
– Здравствуй. А меня зовут Тетти.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Вечером того же дня обе стояли у окна в Нориной комнате, в лучах закатного солнца.
– Знаешь, под мостом, внизу под сводом, кто-то написал на стене «Сесилия Агнес». Это ты?
Да. Иногда она любила посидеть там, зарисовывая прибрежные камни и воду, плещущую вокруг. И как-то раз ей вздумалось написать на стене свое имя.
– Как тебя называть – Тетти или Сесилия Агнес?
– Не знаю… Мама говорит – Сесилия Агнес. И я не против. Меня назвали в честь прабабушки и бабушки с папиной стороны. Но когда я была маленькая и толком не умела говорить, у меня из этого вышло Тетти… Так ведь короче…
Меж бровей у нее пролегла легкая складочка, она задумалась. Карита, мама ее, придавала родне огромное значение, рассказывала Тетти, да и она сама тоже, хотя и по-другому. Карита все время говорила о Норе и ее маме и очень хотела, чтобы они с Норой подружились. Прямо-таки мечтала об этом…
– А ты? – Нора посмотрела на нее. – Ты не хочешь?..
– Почему? Конечно, хочу.
Она вправду хотела познакомиться и с Дагом, и с Норой. Но не потому, что они родня. Меньше всего ей хотелось быть только дальней родственницей. Оттого-то, когда познакомилась с Дагом, она и не сказала своего полного имени, а назвалась просто Тетти. Хотя Даг в конце концов все же докопался до истины.
Она слегка улыбнулась. Ее выдал рисунок, тот самый, о котором Даг рассказывал Норе. Тогда-то он все и понял, кусочки мозаики соединились.
Нора кивнула. Понятно, речь идет о рисунке, где изображен дом в зарослях хвойных деревьев.
– С тех пор он зовет меня Сесилией Агнес. Но ты сама решай, как будешь меня называть.
Вечернее солнце заливало комнату. Сесилия Агнес открыла окно и высунулась наружу.
– Вечерами теперь совсем светло, – сказала она, глубоко вдыхая свежий воздух. – Как здесь красиво.
Нора стала рядом. Солнце согревало лицо, ветерок шевелил волосы.
– Погляди на чаек! В солнечных лучах они чуть ли не прозрачные на фоне неба.
Сесилия Агнес достала альбом. Наклонилась над ним, и карандаш заскользил по бумаге. Рисуя, она улыбалась. И на минуту-другую словно отрешилась от всего вокруг. А потом внезапно захлопнула альбом.
– Увидишь, когда закончу рисунок.
Обе высунулись в окно. Дул сильный ветер, чайки метались в небе, отбрасывая на стены комнаты зыбкие летучие тени. Шторы колыхались.
– Подумать только, мы с тобой стоим здесь, ты и я!
Сесилия Агнес сцепила руки на затылке и потянулась. Потом расплела косу, подставила волосы ветру. Зажмурилась от солнца, открыла глаза, быстро повернулась к Норе и взяла ее за руку.
– Расскажи еще раз, как все было! Как ты узнала, что я у врача. И про тот телефонный разговор.
Даг говорил, что Сесилия Агнес робкая и молчаливая. Но не сейчас. Не с Норой. Стоило ей узнать, что Нора пришла в приемную доктора лишь ради нее, робости как не бывало. Она не уставала слушать историю про телефонный разговор и про Норин визит в докторскую приемную. И каждый раз в рассказе всплывали новые и новые подробности, Нора сама замечала, и история становилась все увлекательнее.
Потом обе долго молчали. Вечерний свет наливался багрянцем, солнце садилось, ветер утих, но чайки по-прежнему бросали в комнату свои легкие тени.
– Моя мама знала твою маму. А теперь я познакомилась с тобой.
Голос Сесилии Агнес звучал серьезно. И взгляд, устремленный на Нору, тоже был серьезен. Но вот она рассмеялась и выпустила руку Норы.
– Иногда я ужасно сентиментальная… Понимаешь, характер у меня мягкий…
– Как и у меня. – Нора тоже засмеялась. – Пойду чайник поставлю.
Сесилия Агнес хотела пойти с нею, помочь, однако Нора решительно усадила ее в кресло.
– Если ты пойдешь со мной, никакого чаю не будет. И без того в голове полный сумбур.
Она выбежала за дверь, в круглую комнату, и, услыхав за спиной оклик, быстро оглянулась. Сесилия Агнес стояла у двери, озаренная золотыми лучами вечернего солнца.
– Я так счастлива, – с улыбкой сказала она. Через несколько минут, вернувшись с чайным подносом, Нора сразу же почуяла, что в ее отсутствие здесь что-то произошло. Атмосфера изменилась.
Солнце село, комната погрузилась в сумрак. Сесилия Агнес стояла у окна, с будильником в руке. Она даже не заметила, как Нора вошла. Поднесла часы к уху, прислушалась.
Нора поставила поднос на стол.
– Ну что, выпьем чайку?
Но Сесилия Агнес была целиком занята будильником. Резко встряхнула его и опять прислушалась.
– Зря трясешь, он не пойдет. Механизм сломан. Иди, налью тебе чаю!
– Что ты сказала? – Сесилия Агнес с отсутствующим видом посмотрела на нее. Протянула ей будильник. – Он ведь только что тикал! И долго!
Нора загремела чашками. Она чувствовала, что дрожит, и не знала, что сказать. Сесилия Агнес беспомощно шевельнула рукой.
– Нора, пока тебя не было, тут кое-что произошло…
Нора села на кровать. Сердце так стучало, что она была совершенно без сил. Сесилия Агнес побледнела и умоляюще смотрела на нее.
– Иди сюда, сядь!
Сесилия Агнес тотчас подошла, по-прежнему с будильником в руках, и села рядом на кровать. Она глаз не сводила с циферблата, в голосе сквозил испуг:
– Представляешь, часы шли назад! Ты, наверно, думаешь, что я вру, но это чистая правда. Они шли назад!
Нора знала, что она не врет. И попыталась ее успокоить. Они с Дагом тоже это видели.
– С этим будильником творятся странные вещи, – сказала она. – Выкладывай! Что еще тут было?
Сесилия Агнес робко глянула по сторонам, сделала какой-то неопределенный жест рукой.
– Тут кто-то ходил, Нора… за стеной…
– Да, понятно.
– Потом подошел ближе… – Голос упал до шепота.
– Значит, ты слышала шаги?
– Да-а. Я думала, это ты.
– Но это была не я.
– Не ты? – Она придвинулась к Норе и едва слышно, будто опасаясь чужих ушей, прошептала: – Такого со мной никогда раньше не случалось…
