провести ладонью вдоль борта капсулы – ласковое, почти живое тепло. Он лишь спросил понимающе:
– Твоя?
Я кивнул.
Бортовая обшивка кажется мягкой на ощупь и на самом деле является таковой. Мой ноготь оставляет на ней след.
Ничтожная царапина почему-то не затягивается.
– Регенеративные цепи не задействованы, – поняв, комментирует техник. – Хорошая посудина, лейтенант. Зайди попозже, опробуешь.
– Прямо сейчас нельзя? – спрашиваю я с надеждой.
– Нет, тут работы еще часа на два, на три. Ты уж, лейтенант, не мешай нам, ладно? Сделаем на совесть, не сомневайся.
Этот мудрый техник и стихийный психолог точно знает, как разговаривать с нетерпеливыми глубинниками. Даже не выказывает законного раздражения, предпочитая потерять оплаченную минуту…
Удовольствие откладывается. Глубинники и техническая обслуга никогда не жили душа в душу, и я чувствую себя вправе настаивать на своем, ругаться и даже рукосуйствовать – но это не ускорит дела, да и численный перевес не на моей стороне. Поэтому, понимающе кивнув, выхожу вон.
Навстречу мне по кольцевому транспортному туннелю скользит большегрузная платформа- антиграв с неким металлическим дикобразом размером с товарный вагон – самопроизвольно начавшим развитие зародышем глубинной капсулы неизвестного мне типа. Скорее всего брак. Малый антигравмотрисса, специальный скоростной снаряд для экстренных грузов, неведомо как попавший на обычный путь, тащится следом, оглушая беспрерывными сигналами. Тупоумный андроид, ведущий платформу, никак не реагирует. С противоположной стороны по пешеходной дорожке в сопровождении Хмыря Бенни, нарочито шагающего враскачку, валит толпа незнакомых молоденьких мичманов. Новички из пополнения, доставшиеся погранфлотилии. Так-так.
Морда у Бенни недовольная. Я его понимаю. Быть нянькой при молокососах – удовольствие посредственное.
Хмырь – трус, плавать не любит. Много раз пытался увильнуть от патрулирования, подставлял других, ходил с битой мордой, сиживал на гауптвахте, но так и не вылечился. Он из Южного учебного центра в Кейптауне, оттуда еще и не такие фрукты выходят. У нас на Сумбаве он не прижился бы, сколько таких вылетало пробкой не позднее второго курса – не счесть. Дрянцо, а не человек, им даже Джильда брезгует. По-моему, начальство давно плюнуло на Хмыря как на боевую единицу и не ждет от него иной пользы, кроме выполнения мелких поручений внутри Поплавка. Ленивый лакей – все равно лакей.
Сам заслужил. Нужно же кому-то поведать вновь прибывшим местные легенды – о Сонной субмарине, например, – и народные приметы типа: «Если поверхность океана бурлит, как в кастрюле, это к близкому гидросейсму, а если при том еще и воняет, это продувают гальюн».
Новички с любопытством вертят головами. По виду старшему из них чуть больше двадцати. Так и есть, предсказанный Моржом ускоренный выпуск: погружение-всплытие…
При виде меня Хмырь расцветает улыбкой.
– Знакомьтесь, салаги: лейтенант Альвело. Самый лихой глубинник из прошлогоднего пополнения, далеко пойдет! Вот пусть он скажет: что в нашем деле самое главное?
– Засек противника – бей первым, – автоматически отвечаю я. – И немедленно ныряй на максимальную глубину. Кстати, противник попытается сделать то же самое.
Это им известно. И лишь один спрашивает:
– А в мирное время?
– Разве я о войне говорил?
Меня засыпают вопросами. Мальчишки совершенно серые, обучены наскоро, еще далеко не глубинники, а дрессированные салажата и неумехи. Тем лучше, что в большинстве не демонстрируют дутую крутость и не стесняются обнаружить невежество. Год назад, едва прибыв на Каплю, я точно так же надоедал мало-мальски опытным профессионалам – но, кажется, мои вопросы были слегка умнее.
Эти пока что – корм для криля.
Пока я учу молодняк уму-разуму, Хмырь исчезает. Кручу головой – нет мерзавца! Сбежал, паршивый лодырь, бросил салажат на мое попечение, и его роже нынче судьба быть битой.
– Смирно, – говорю, и салаги послушно вытягиваются. Я не Морж, нет у меня призвания к педагогике. – Вопросы отставить. Учебные классы на девятой палубе, злачные места в нижних трюмах. Кому интересно, пройдитесь по докам. В полдень состоятся офицерские гонки на скутерах, советую посмотреть. Вольно. Разойдись.
Возвращаюсь в кают-компанию, но не прямым путем, а даю крюка через три лифта и служебный уступ с посадочными площадками для летающих платформ – короткий путь почему-то перекрыт нарядом полиции с автоматами наготове. В споры с копами я не вступаю – и без них предостаточно раздражающих факторов. Дыхательный фильтр забыт в каюте, и на уступе я не задерживаюсь. Все-таки можно дышать, хотя медицина утверждает, что полезного мало. В небе висит дымка не дымка, облака не облака – так, какое-то невразумительное суфле, и скрывает в себе вершину Поплавка. В воздухе прохладно и, как всегда, сыро.
Поплавок уже стоит. Гонки начнутся менее чем через час.
Надо посмотреть…
Лейфа Бьернсона в буфете уже нет. В углу коротает время за пивом компания старожилов и не обращает внимания на двух шустрых мичманов, отбившихся от стаи молодняка, эти пытаются получить пиво, поочередно прикладывая пальцы к датчику идентификатора. Напрасное занятие: в его памяти еще нет индивидуальных параметров только вчера прибывшего пополнения.
На вид совсем мальчишки. Не глубинники – слепые котята, которых вскоре будут топить. А им и пива не дают.
Отстранив их, я дважды тычу пальцем и – о чудо! – получаю из окошечка выдачи сразу две кружки. Третья попытка неудачна, автомат решает, что двух с меня пока хватит. Вполне приличное на вкус светлое пиво, кучерявая пена выше краев, и не сразу скажешь, что синтетика местного разлива на воде из опреснителей да еще, если не врут, с подмешанным либидоцидом – тут и Джильда бессильна что-либо изменить. Одну кружку сую мичманам.
– Угощайтесь, коллеги. Это на двоих.
Принимают с благодарностью. Подношу свою кружку к губам, дую на пену…
– Филипп!
Бьернсон. Бежит, запыхался.
Опять кому-то что-то от меня надо.
– Не увлекайся. Ты в команде.
– Это почему?
– Пит-Фитюлька выбыл. Пулевое ранение. Заменишь его.
Не понял.
– Пулевое?! – Не верю ушам.
– Ты что, выстрелов не слышал? – изумляется Лейф, а я с не меньшим удивлением качаю головой. Он тяжело дышит – наверное, в поисках меня обегал не одну палубу – и выплевывает короткие фразы: – Полиция… провела рейд. Очистка нижних трюмов… от этих… А, ерунда, почти без баталии. Подали в вентиляцию какую-то химию… они и полезли, как тараканы. Почти полтысячи душ. Теперь… начальство думает, куда девать… такую прорву. – Лейф давится коротким смешком. – Говорят… один полицейский убит и есть раненые… Это уже наверху кто-то из трюмных рыпнулся. Пита-Фитюльку… в лазарет. В мякоть задело.
– Как его туда занесло? – поражаюсь я. Скорее Капля высохнет, нежели глубинник, да еще офицер, станет участвовать в полицейской операции, хотя бы и по приказу. Лучше гауптвахта.
– Так же, как и тебя, возле дока, только в секторе Дельта. Ты что, не слышал, как я тебе кричал?
Качаю головой.
