протяжении всей ночи. А сейчас все действительно стало просто и более-менее понятно. Подобрать «Балтику» и «Царицу», с комфортом проехать до стоянки. Отоспаться, наконец! Живи, моряк, сегодняшним днем, не парь попусту голову, для этого судьи есть и дядя Шимашевич с шикарного теплохода «Кассандра».
Первыми нести вахту выпало Баландину и Нафане. Спать условились по четыре часа.
А туман и не думал рассеиваться.
На буксире шли остаток дня и всю ночь. Команда «Анубиса» в несколько приемов отоспалась, успела слегка махнуть водочки – своей, славянской, а не того жуткого пойла, что удавалось незадорого купить на Занзибаре, в Сурабае и Давао. Успела протрезветь. Успела побывать в гостях на волгоградской «Царице» и принять экипаж калининградской «Балтики», попутно вдоволь почесав языки с коллегами.
Напряжение одиночного плавания через океан спало.
Нет ничего лучше и приятнее, чем сидеть в кокпите, глядеть на розовеющий туман экваториального утра, почему-то обрамленного многочисленными льдинами на поверхности океана, изредка пропускать рюмашеч-ку, захрустывать ее огурчиком…
И общаться.
На «Царице» тоже уже проснулись – один из волго-градцев копался у мачты, остальные точно так же разместились в кокпите. «Балтика» еще дрыхла, только нахохлившийся Борис Баринов клевал носом на руле. Впереди стрекотал двигатель судейского катера – там все, кроме вахты, тоже беспробудно спали.
Неоднократно у ближних льдин наблюдалась разнообразная малохарактерная для экватора живность вроде пингвинов или тюленей. Раз видели здоровую пятнистую зверушку, пожиравшую что-то на плоской верхушке довольно крупного айсберга. Красное на белом выделялось особенно ярко.
Зато напрочь пропали летучие рыбы, а чайки теперь встречались другие, нежели ранее. Умный Баландин назвал одну из них поморником.
Женька Большой в который раз пытался настроить приемник на русскую волну. По иронии судьбы в плавание они взяли достаточно древнюю магнитолу фирмы AIWA с настройкой коротковолнового диапазона на азиатские станции. На средних волнах попадались англоязычные передачи, но никто из николаевцев чужого языка не знал. Длинных же волн на шкале допотопной «Айвы» не было вообще. Поэтому в плавании ее чаще использовали как магнитофон, оглашая экваториальные воды экзотическими для этих мест «Машиной времени», «Воскресеньем», «Арией», Михаилом Кочетко-вым – всем, что имелось в продолговатом ящичке с аудиокассетами. Еще вчера Женька упорно пытался выловить из эфира что-либо вразумительное, оставив попытки только поздно вечером. Сегодня он, похоже, решил продолжить поиски. Полулежал по левому борту и лениво вращал верньер. Магнитола извергала хрипы, треск, завывания и, реже, непонятную иноземную речь. Баландин курил, зябко кутаясь в штормовку. Капитан тоже курил, изредка стряхивая пепел на транец и наблюдая, как его слизывают прихотливые завихрения кильватерного бурунчика. Нафаня невозмутимо грыз чипсы из вчерашнего сухпая.
– Не, – убежденно сказал Баландин. – Не могли мы так далеко на юг отклониться, чтоб во льды въехать. Каждый же день солнце на востоке, по носу вставало, так? Проходило почти точно над головой, потому что экватор, и садилось на западе. И компас – не мог же магнитный полюс уехать фиг знает куда?
– Да сто раз уже это обсосали, – досадливо вздохнул капитан.
Нафаня похрустел и осторожно вставил:
– А что там калининградцы вчера про наклон земной оси толковали? Я не понял.
– Ну, – охотно принялся объяснять Баландин, – если предположить, что наша старушка внезапно накренилась относительно плоскости эклиптики… знаешь, что это такое?
– Знаю. Блин, который планеты со своими орбитами образовывают.
– Во! – подтвердил Баландин. – Так вот, наклон земной оси к плоскости эклиптики составляет… э- э-э… не помню точно, не то двадцать три, не то двадцать шесть градусов. Если бы он изменился, изменилось бы привычное движение солнца по небу. Во всех широтах. Но мне кажется, что фигня все это: такое событие сопровождалось бы катаклизмами почище льдов и пингвинов вблизи экватора. Цунами и землетрясения – наверное, еще не самые страшные из них. Тут что-то иное. Какой-то погодно- климатический катаклизм. Локальные заморозки на экваторе. Хотя это объясняет только льды и вовсе не объясняет присутствие пингвинов.
– А где пингвины водятся? В Антарктиде? – уточнил Женька, на время оставивший неблагодарную магнитолу.
– В Антарктиде, на ближних к ней островах и на самом юге Южной Америки, кажется, водятся.
– Может, этот твой катаклизм потихоньку на экватор двигался? А пингвины вслед за ним кочевали? – предположил Нафаня.
– Ну да! – усомнился Баландин. – Айсберги потихонечку и движутся. Хоть один не то что до экватора, до тропика добрался?
– Почем я знаю? – пожал плечами Нафаня. – Я вообще за пределы бывшего совка впервые попал… Да, вспомнил! На Галапагосах пингвины есть. Хотя где мы, а где Галапагосы…
Неизвестно до чего экипаж «Анубиса» доспорился бы, но тут тон двигателя буксировщика изменился. Все, как один, дружно повернули головы прямо по курсу.
До сих пор приходилось часто вилять вслед за катером, огибая встречные ледяные горы. Теперь же впереди из тумана, освещенная мощными прожекторами, восставала сплошная ледяная стена, сколько удавалось разглядеть. Что вправо, что влево. К стене был пришвартован теплоход «Кассандра», судно обеспечения «Фестиваль», а уж к ним – с десяток яхт, участниц «Гонки самоубийц», судейские катера…
– Вот это да! – впечатленно пробормотал Баландин. – Это ж какой катаклизм мог в этом пекле такую стену склепать!
Катер сбросил ход; «Анубис» и «Царица», постепенно сближаясь бортами, продолжали идти по инерции.
Когда борта николаевцев и волгоградцев разделяло всего пять метров, один из матросов «Царицы» протянул руку к ледяной стене и спросил у украинских коллег:
– Уже знаете, что это? Это побережье Антарктиды, Земля Уилкса. Только что про нас по радио передавали.
Команда «Анубиса» молча взирала на льды.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Как крякают утконосы
Как хорошо известно каждому, кто в детстве сумел осознать невероятный и, по правде говоря, не очень-то логичный факт шарообразности Земли, население нашей планеты делится на две категории: те, кто ходит головой вверх, и те, кто ходит головой вниз. Существует, дравда, и промежуточная категория, состоящая из жителей экваториальных стран, чьи головы торчат вбок, заполняя тем самым классификационную пустоту между вверх– и внизголовыми. Так сказать, связующее звено и золотая середина. Как правило, переход из одной категории в другую, даже добровольный, связан с неудобствами и зачастую мучителен. А уж если переход этот принудителен и притом мгновенен…
В крайнем, окруженном мачтами на растяжках, домике поселка, где помещалась радиостанция, в стандартном домике с плоской крышей, вечно придавленной сугробом, в домике, до крохотных окошек увязнувшем в осевших за полярное лето снежных наносах, в помощь слабосильному калориферу горела печка-капельница. Было не продохнуть, воняло соляром, табаком и крепким мужским потом. Спиртом тоже пованивало – как от четверых сидевших за дощатым столом, так и от их жестяных кружек.
– Еще по сто? – спросил Непрухин.
– Можно, – басом согласился Ломаев и, с хрустом потянувшись громоздким телом, на всякий случай уточнил: – Разбавленного?
