Не распускать ни языков, ни кулаков – это тяжкое правило антаркты усвоили довольно скоро. Тонко чуявший общее настроение Тохтамыш так и не понял, почему нельзя кусать пришельцев за ноги, и, получив раза два по хребту, обиделся. Зато некоторые из моих двуногих сограждан научились так давать интервью, чтобы из него никоим образом нельзя было выдрать одиозное высказывание, и можно было ставить пять к одному, что в эфир такое интервью не пойдет. Я же любой свой ответ тележурналистам заканчивал лозунгом: «Выбирайте свободу – переезжайте в Антарктиду!» – и лучезарно улыбался.
Они-то тоже лыбились в ответ, но, думаете, мои слова хоть раз прозвучали с телеэкрана?
Черкните мне адресок для переписки, а лучше приезжайте в гости, если вы правда так думаете. Я выкрою для вас время: меня всегда приводили в умиление дети и наивные взрослые.
Так и шло – неделя за неделей.
Наконец наша пропаганда начала давать плоды: появились реальные переселенцы. К счастью, мы уже могли их принять – заботами Шимашевича у нас появились разборные домики.
Полторы тысячи. Мы собрали один на пробу – ничего, поставить печку и можно жить. Две комнатенки. Для четверых очень даже комфортно, и при новом жилищном кризисе есть резерв для подселения.
Новолазаревская – по-моему, лучшая из бывших российских станций – приняла всего лишь сотню домиков: перетаскивать их тракторами восемьдесят километров от побережья до станции по рассеченному трещинами, а теперь еще и тающему леднику – упражнение для «Русского экстрима». Станция Беллинсгаузен, как известно, находится по ту сторону Антарктиды, и мы разорились бы на дополнительном фрахте. Оставались Мирный и наша Новорусская. По семьсот домиков на станцию.
Каждому было ясно, что это чересчур много – задохнемся. Никто не планировал, что на наших станциях когда-нибудь будет жить несколько тысяч человек. Они для этого просто не предназначены – рельеф местности мешает расти вширь. Две сотни дополнительных домиков – предел. Для постройки нового поселка взамен планировавшейся станции в оазисе Грирсона у нас просто-напросто не хватало транспортных мощностей.
Ау, никому не нужен щитовой домик? Для садового участка? Уступим недорого, можно в рассрочку.
Мы скинули по сотне домиков индусам, бельгийцам, японцам, австралийцам и полякам – и все равно их у нас оставалось больше, чем надо. На экстренном совете решили спешно расконсервировать Молодежную. Авральная бригада добровольцев погрузилась на «Фестиваль» и отбыла приводить занесенную снегом станцию в божеский вид. Эх, как я им завидовал!.. Что нужно, чтобы дать отдых закипающим мозгам? Правильно: поработать руками, ногами и горбом. Хоть немного. Хоть сутки. Но даже в этом мне было отказано.
Скоро выяснилось, что я оказался оптимистом еще почище Непрухина: рассчитывал почему-то, что переселенцы будут прибывать к нам семьями, а мы каждой семье – сразу домик!.. Ага! Семей было до смешного мало; все больше прибывали какие-то несерьезные типчики-одиночки, движимые стремлением не столько укорениться у нас, сколько поглазеть на нашу экзотику.
Редкий день мы не принимали самолеты – как правило, из-за погоды. Но стоило чуть поутихнуть стоковому ветру и немного рассеяться туману, как в небе при-
нимались кружить, запрашивая разрешение на посадку, иногда до трех самолетов одновременно.
По морю к нам тоже прибывали. Плавсредства были самые разнообразные. Хорошо помню набитую битком морскую баржу, громыхающую ржавыми листами обшивки, болтающейся на шпангоутах, как лохмотья на нищем. Не могу объяснить, почему она держалась на плаву. Жаль, что мне было недосуг поинтересоваться биографией данного судна. Сильно подозреваю, что в дни своей юности этот водоплавающий Мафусаил развозил по тихоокеанским островам самурайские десанты.
Витька Жбаночкин пострадал из-за знания трех языков. Оставив на время метеорологию, он занимался вновь прибывшими.
– Кто вы по профессии?
– Композитор.
– Прекрасно. Вот губная гармошка, сыграйте на ней что-нибудь вашего сочинения.
– На этом?!!
– Можно попросить принести гитару. Она не очень расстроенная.
– Вообще-то я сочиняю только электронную музыку…
– До свидания.
– В смысле?
– В смысле: до свидания. Приезжайте, когда приобретете полезную специальность. Или вы готовы пойти в чернорабочие? Нет? Я почему-то так и думал.
– Э-э… Разве вашему балагану не нужен государственный гимн?
– Нужен. Только не балагану, а Свободной Антарктиде. Кроме того, государственные гимны исполняются не на синтезаторах. Как только напишете партитуру для оркестра – загляните к нам на огонек. Следующий!
Очередь, начинающаяся у двери Витькиного домика, извивалась питоном, хвост ее терялся в тумане. В очереди переругивались на нескольких языках, простуженно чихали и кляли неповоротливость службы иммиграции Свободной Антарктиды. Кляли зря – Жбаночкин работал быстро.
– Профессия?
– Инженер, специалист по строительству буровых платформ на шельфе.
Редкая добыча! Жбаночкин напрягался:
– Последнее место работы? Причины ухода? Семья есть? Чем вас привлекает Антарктида? Сколько надеетесь у нас заработать? Ах, дело не в этом? А в чем? Желаете стоять у истоков?
Уловив главное, Витька записывал для памяти в блокнот: «Честолюбец. Мечтает о месте в истории. Если вдобавок еще и терпелив – может принести пользу», после чего дружелюбно обращался к иммигранту:
– Вещи можете оставить здесь. Ступайте на склад, возьмете там разборный домик, один комплект. Вам его отбуксируют трактором куда надо. Гвозди и молоток – у Недобитько, с возвратом. Я кого-нибудь пришлю вам в помощь. Управитесь до темноты – вы наш, а не управитесь… – И Витька разводил руками. – Следующий!
Почти каждый из отвергнутых скандалил, крича, что мы-де гарантировали, что примем всех, всех без исключения! В ответ на эти наглые инсинуации Витька, по-змеиному улыбаясь, указывал пальцем на туман за окном:
– Да вот она, Антарктида-то! Целый континент! Мы ж не собаки на сене… Живите, ежели хотите, только не с нами, а подальше, за горизонтом. Что? Разве мы обещали, что обеспечим всех прибывших комфортными условиями проживания? Да что вы говорите! Прочтите внимательно наше обращение, только не здесь, а за дверью… Следующий!
Витька жаловался, что сам себе напоминает того петуха, что разгребает навозную кучу в поисках жемчужных зерен. С той разницей, что настоящему петуху неведома брезгливость.
Впрочем, не менее половины отвергнутых, облегчив
душу руганью и помыкавшись, соглашались временно заняться неквалифицированными работами. Многие из них, не выдержав, сбегали следующим самолетом, смачно плюнув напоследок на шестой континент, но многие оставались, увеличивая население Новорусской. Сами того не замечая, недели через три-четыре они становились антарктами.
– Следующий! Вы что умеете? Понял. «Могу копать, могу не копать», да? Возьмите у Недобитько лом, нам нужны новые выгребные ямы. Да, во льду. Вам покажут, где долбить. Битый лед надо собрать и отнести на укрепление ветрозащитной стены – сообразите сами, где лучше его пристроить. Следующий!..
Исключения делались только для полинезийцев, чьи острова занесло за Южный полярный круг. Еще на Конгрессе мы сочли себя обязанными принять их (полинезийцев, а не острова) безоговорочно и по мере возможностей обеспечить жильем. За наш счет.
Хороша задача! Не раз я просыпался ночью, узрев во сне кошмар: тысячные толпы канаков,
