Кастеллето.
— Откуда ты взял этот кинжал? — испуганно спросил граф.
— Какой кинжал?
— Вот тот, который у тебя на боку…
Тремакольдо снял кинжал, протянул его графу и ответила
— Я купил его вчера у оружейника в Галларате.
— Что случилось? Что случилось? — спрашивала Эрмелинда.
— Это кинжал Риччардино! — воскликнул граф.
При этих словах его жена побледнела и затрепетала.
«Ну, видно, влип я в историю, — подумал шут. — Не пора ли уносить отсюда ноги?» Бочком, бочком он пробрался к выходу из зала, посмотрел на своего быстроногого коня, стоявшего на привязи у столба, посмотрел на распахнутые ворота, на опущенный мост и приготовился было уже задать стрекача, но потом сказал себе: «Нет, Тремакольдо повсюду может ходить с высоко поднятой головой. Я не хочу, чтобы кто- нибудь подумал, будто я замешан в разбое. Я останусь здесь и докопаюсь до истины».
Под градом новых вопросов шут смог повторить только то, что уже сказал. Но ему самому наконец стало ясно то, что с таким трудом укладывалось в его мозгу: он понял, что речь шла не более и не менее как об исчезновении Отторино, его жены и свиты, среди которой был и Лупо. Тремакольдо растрогало горе несчастных родителей. Помня, как добры были к нему Отторино и Лупо, предвкушая возможность новых приключений, которые неотразимо влекли в те времена людские души, особенно если речь шла, как в нашем случае, о какой-нибудь красавице, шут решил проследить тонкую нить, оказавшуюся у него в руках, чтобы отыскать пропавших и по возможности узнать их тайну. Он сказал Эрмелинде и графу о своем намерении с таким чувством, что оба были растроганы.
Граф горячо поблагодарил Тремакольдо за его предложение и сказал:
— А не лучше ли тебе взять с собой кого-нибудь из моих слуг? Амброджо, например; он — отец Лупо и одной из служанок Биче, которая тоже пропала вместе с другими. Человек он осторожный и храбрый, и ты сам понимаешь, что он с радостью отправится на поиски.
— Нет, нет, — отвечал шут. — Такие дела лучше делать в одиночку, с вашим слугой все будет только труднее. Я сам справлюсь. А если я что-нибудь узнаю, где мне вас найти?
— Условимся так, — ответила Эрмелинда, — мы останемся в Кастеллето еще на три дня, не считая сегодняшнего. Если господь смилуется над нами и поможет вам узнать хорошие новости, приезжайте скорее. Тогда ваш труд не пропадет даром, и мы не будем долго мучиться. Если же он захочет продлить наши испытания, то через три дня вы найдете нас в Милане. Послушайте, добрый человек, — продолжала она, — я понимаю, что, начиная столь милосердное дело, вы ищете иного вознаграждения… Но все же позвольте мне обещать вам, что отныне вам не придется больше добывать хлеб лютней.
— Благодарю вас, — отвечал шут, — но… к чему это? Говорю вам от всего сердца: не только хлеб, заработанный лютней, но и саму лютню, которая мне дороже брата, я готов отдать вместе с руками в придачу, лишь бы видеть вас довольной.
— Да вознаградит вас господь.
— Впрочем, если подумать, так это очень хорошо, что я могу использовать свою лютню и ради благого дела. Раз уж такое у меня ремесло, надо выполнять его со вкусом и изяществом, а также весело. Черт возьми! Где это видано, чтобы жонглер распускал нюни. Позор! Это же поношение колпака и лютни! — Тут он поклонился и ушел, напевая:
Менестреля видно сразу.
Прирожденный весельчак,
Может петь он по заказу,
Может петь и просто так
Смерть — и ту поднимет на смех
В песне, сочиненной наспех.
Граф бросился за шутом, догнал его в воротах и остановил, положив руку на плечо.
— Послушай, Тремакольдо, — проговорил он, — все это время, пока ты будешь стараться ради нас, тебе будет нужно… к чему скрывать… ведь ты не богат, и в этом нет ничего зазорного…
С этими словами граф хотел было сунуть шуту за пазуху кошель с деньгами, но тот отступил назад и спрятал руки за спину.
— Нет, — сказал он, — сейчас я ничего не возьму. Вернее, не сейчас, а вообще мне ничего не надо.
— Может быть, вместо денег ты хочешь чего-нибудь другого?
— Ни денег и ничего другого, ни денег и ничего другого Взгляните — разве я не богат? У меня остался еще кусок цепи, которую мне подарил Отторино. — И он показал несколько звеньев, висевших у него на груди. — Не будь у меня больше ничего, и этого хватило бы надолго, так что за меня не беспокойтесь. — С этими словами Тремакольдо вскочил на коня, выигранного им, а вернее, подаренного ему Арнольдо Витале в тот день, когда он состязался с ним на турнире, и медленно двинулся к мосту.
Вскоре опять послышалась его песня:
Для юнцов неискушенных,
Подражающих отцам,
И для старцев убеленных,
Подражающих юнцам,
Песню нужную подыщем.
Неудачника в счастливца
Эта песня превратит
И страдания ревнивца
Хоть на время прекратит.
И зажиточным и нищим
Песню нужную подыщем.
Выехав за ворота, шут свернул за бастион, так что вскоре слова его песни уже нельзя было разобрать…
Три дня прошли, не принеся никаких вестей, и несчастные родители вернулись в Милан, но Тремакольдо тем временем вовсе не сидел сложа руки Первым делом он отправился в мастерскую оружейника, который продал ему кинжал, и, притворившись, будто он хочет купить полное вооружение по поручению одного рыцаря, слово за слово, пригласил его для переговоров в харчевню. Там они выпили вместе кувшин доброго вина, и когда шут заметил, что его собутыльник слегка опьянел и стал болтлив, он притворился простаком и повел разговор вокруг да около, так что заставил своего собеседника, как говорится, развязать язык и выложить все, что у него было на душе.
Оружейнику было поручено продать этот кинжал вместе с кое-какой другой мелочью; поручил ему это его родственник — вассал и арендатор земель монастыря в Рескальдине. Тому, в свою очередь, эти вещи достались при разделе добычи, после того как однажды ночью были ограблены какие-то неизвестные ему всадники. Что сталось потом с пленниками; оружейник сказать не мог, так как попросту ничего не знал.
Услыхав все это, Тремакольдо хотел было немедленно броситься по горячим следам, но как явиться к родственнику оружейника, как расспросить его, не вызвав подозрений? Поэтому он всю неделю водил оружейника за нос, обещая со дня на день заключить с ним сделку, пока не настало воскресенье. Воскресенье было для соседнего городка местным праздником. Со всех окрестностей туда собирался народ, в нем устраивались всякие торжественные церемонии, игры, гулянья. Лучшего случая для шута не могло
