Лодризио был храбрым человеком, смелым и уверенным в себе, ему все же было не под силу тягаться с подобным противником, которого заслуженно считали первым рыцарем Ломбардии. К тому же, если бы дело дошло до ссоры, неизбежно выплыли бы на свет такие дела, которые навек покрыли бы его имя позором.
Загнанный в угол негодяй, стараясь избежать кары за предательство, задумал и совершил новое, еще более подлое и отвратительное преступление.
Он написал письмо Адзоне, притворяясь, будто жалеет о своей измене, и открыл ему заговор Марко, который хотел захватить власть в Милане. В доказательство он приложил к своему посланию многочисленные письма, записки и другие бумаги, находившиеся в его руках. После того как письмо было отослано, он ушел из дому, сказав, что отправился во дворец к наместнику, а сам тем временем, вскочив на коня, выехал за ворота города и не слезал с седла до тех пор, пока не оказался в безопасности, за пределами Миланского государства.
Вне себя от тоски и гнева, Марко не мог спокойно ходить по земле, не мог наслаждаться утренней прохладой, не мог смотреть на солнце, поднимавшееся, чтобы осветить его жизнь. С сердцем, переполненным отчаянной жаждой мести, не помышляя ни о чем другом, примчался он в Милан и, обманутый ложными сведениями, полученными в доме Лодризио, отправился во дворец к наместнику, где, как легко себе представить, ему уже был подготовлен соответствующий прием.
Своего оруженосца он оставил в одном из первых залов и спросил у слуг, где найти того негодяя, который был ему нужен.
— Он здесь, — отвечал ему один из них, указывая на какую-то дверь и направляясь к ней, чтобы почтительно распахнуть ее перед посетителем.
Ни о чем не подозревая, Марко переступил порог и очутился в длинном зале. Как только Висконти вошел, дверь за ним со скрежетом захлопнулась, а из тайников мгновенно выскочили шестеро вооруженных людей в кольчугах и шлемах с опущенными забралами и тут же набросились на него с разных сторон. При первом натиске они дважды задели его кинжалом по горлу и ранили в бок. Затем, навалившись на Марко сзади, они пытались повалить его на пол. Марко потянулся к кинжалу, но не нашел его, потому что кто-то из напавших ловко сорвал с него оружие. Марко понял, что погиб, однако решил не сдаваться без боя. Занеся кулак, который никто не смог удержать, он с такой силой обрушил его на голову одного из нападавших, что тот грохнулся на пол, точно бык, оглушенный кувалдой. Но остальные все вместе навалились на истекающего кровью Марко. Подтащив его к окну, выходившему на улицу, и ухватив за руки и за ноги, они с трудом подняли его, раскачали и бросили вниз головой на мостовую, где он через секунду и испустил дух.
Позже в Милане, в Ломбардии и во всей Италии ходили сотни самых разных рассказов о кончине славного воина. Многие, как легко себе представить, намекали, что причиной его трагической смерти была мрачная история его любви. Кое-кто в угоду сильным мира сего, жаждавшим поскорей замять эту позорную историю, верил или делал вид, будто верит, что сам Марко, убив из ревности Биче, обратил кинжал против себя и выбросился из окна дворца наместника. Эти слухи были собраны и записаны некоторыми слишком легковерными или слишком боявшимися правды современниками Висконти. Лазарио, более осторожный, чем другие историки, пишет, что о смерти Марко нельзя сказать ничего определенного, что его обвиняли во многих грехах, в которых он был неповинен, и умалчивали о других, гораздо более вероятных.
Но за пределами Ломбардии, где люди не трепетали перед семейством Висконти, никто не сомневался, что Марко был убит по приказанию Адзоне и его братьев. Джованни Виллани, например, тот самый Джованни Виллани, который хорошо знал нашего Марко и вел с ним во Флоренции переговоры о продаже Лукки, прямо говорит, как умер великий воин. И, объясняя причины недомолвок и колебаний наших летописцев, тут же пишет следующие примечательные слова: «Все миланцы были потрясены коварным убийством мессера Марко, но никто не осмеливался говорить о нем».
Эпилог
Марко Висконти был с большими почестями похоронен в Милане, в церкви Санта Мария Маджоре, а супругу Отторино, как нам сообщает достоверный источник, перевезли, согласно ее просьбе, для погребения в Лимонту.
Граф и графиня дель Бальцо вместе с Лауреттой в то же утро выехали из Розате, направляясь в Лимонту на похороны Биче. По дороге их догнали домочадцы, находившиеся в Милане, которые были извещены о том, что родители Биче отправились в сторону озера Комо.
Те, кто прибыл из Милана, еще ничего не знали о судьбе Марко; они услышали о нем лишь в Севезо, где остановились переночевать на постоялом дворе. Никто не хотел верить, что Марко погиб, — ведь они совсем недавно выехали оттуда, где скорее, чем в любом другом месте, могли бы узнать такую новость. Лупо и Амброджо как раз обсуждали эти слухи с хозяином двора и некоторыми местными жителями, высчитывая, сколько времени прошло после их отъезда из Милана, когда прибыл гонец, посланный вслед за семейством графа дель Бальцо из Розате сразу после того, как там было получено роковое известие, но только теперь сумевший их догнать. Гонец, один из верных слуг Висконти, со слезами подтвердил сообщение о гибели своего господина. Отведя затем в сторону Эрмелинду, он передал ей письмо от Марко, которое, сказал он, было найдено на столе его господина. Сердце женщины, и без того истерзанное материнскими страданиями, не вынесло нового горя и ужаса: ее охватил озноб, в глазах у нее помутилось, по всему ее телу прошла судорога. Спрятав на груди письмо, которое в тот миг она была не в силах ни вскрыть, ни прочитать, она упала в кресло и, казалось, лишилась чувств.
Не теряя времени, Лупо вскочил на коня и поскакал прямо в Милан на поиски Отторино, которому он мог в такое время понадобиться. Все были поражены случившимся, но граф был потрясен и испуган несравненно больше других.
В самом деле, связь с Марко, который, как утверждали, был убит по приказанию наместника за тайные интриги, могла в тот миг заставить призадуматься человека и менее робкого, чем он.
Но Адзоне, сам напуганный размахом раскрытого заговора, счел за лучшее смотреть на все сквозь пальцы и не ворошить осиное гнездо, так что, не говоря уж о графе дель Бальцо, который был надежно защищен своим ничтожеством, многие близкие друзья Марко, самые ярые и влиятельные его сторонники, отделались только испугом.
Тем временем продолжались давно уже начатые переговоры о примирении Висконти с церковью. Папа, вернувший свое благоволение владыке Милана, выступившему против германского императора, не поверил или сделал вид, что не поверил слухам о том, что Адзоне повинен в убийстве своего дяди, и снял отлучение и с него, и с его семейства, и со всего города и округи. По этому поводу были устроены великолепные праздники и пиршества. Светские сеньоры, захватившие было церковное имущество, возвратили его духовенству, которое стекалось теперь в Милан со всех сторон. Среди вернувшихся был и законный аббат монастыря святого Амвросия Астольфо ди Лампуньяно, вновь поселившийся в своей прежней обители, из которой он был так надолго изгнан. Ему были возвращены все древние владения монастыря, в том числе и Лимонта. Едва приехав в Милан, он написал длинное письмо местному священнику, в котором похвалил его и всех жителей Лимонты за их верность законному господину, выразил сожаление по поводу испытаний, выпавших на их долю из-за самозванного аббата, которого он не преминул назвать раскольником, еретиком, чернокнижником, бесовским отродьем, и, наконец, самое главное, в возмещение понесенных ими убытков предоставил им новые привилегии и льготы.
Наши горцы с большой торжественностью вновь открыли свою маленькую церквушку.
Проснувшийся от долгой спячки колокол трезвонил три дня и три ночи, не умолкая ни на минуту. Мужчины и дети оспаривали друг у друга право звонить в колокол, влезали на колокольню, цеплялись за канат, били в медные бока колокола прутьями, камнями и чем попало. На улицах появились сплетенные из веток триумфальные арки, процессия шла за процессией, служба продолжалась с утра до ночи, и все это время церковь была переполнена. В заключение отслужили общую панихиду по всем погибшим в лихолетье, после чего прихожане попарно — мужчины впереди, женщины позади — отправились на
