решительно освободился от всего узко национального: уже Исаия возвещает Мессию как знамя, тлеющее собрать вокруг себя все народы, а автор книги Даниила вполне стоит на точке зрения всеобщей истории' (1996, с. 263). Таким образом, идея мессианского еврейского сознания, которое необходимо должно считаться историческим, в общем виде была высказана Вл. Соловьевым, и Бердяев в этом направлении шел по следам Вл. Соловьева.
Однако не только еврейское духовное тело присутствует в качестве конструктивной детали в познавательной системе Вл. Соловьева, но и познавательные импульсы этой последней находили созвучие и отзвуки в настроенном инструменте еврейского духовного оркестра. К примеру, Вл. Соловьев указывает: «Я говорю, что отвергающие религию в настоящее время правы, потому что религия в действительности является не тем, чем она должна быть». В этих словах видятся русские основания опровержению тезиса, удостоверенного в европейском еврействе о том, что религия есть первооснова всего еврейского сущего. А в положительном суждении Вл. Соловьева открыто прочитывается начертание religare, на котором зиждется фундамент еврейской духовности: 'Религия, говоря вообще и отвлеченно, есть связь человека и мира с безусловным началом и средоточием всего существующего' (1999, с. 27; выделено мною — Г. Г. ). Разница здесь в том, что Соловьев говорит о связи человека с Богом («безусловным началом»), только о максимально всеобщем отвлечении, а в положениях о еврейской духовности прозревается связь духов между собой, только максимальная конкретизация. Зато поэтические строки Вл. Соловьева выражают динамический принцип еврейской духовности с художественной непосредственностью:
Не миновать нам двойственной сей грани:
Из смеха и из глухих рыданий
Созвучие вселенной создано.
Изложенным не исчерпывается, а только фиксируется факт наличия духообмена между евреями и русским философом Вл. Соловьевым, но даже беглого обзора достаточно, чтобы убедиться во лжи и навете утверждения А. Красильщикова, пользующегося рецептурой школы Ш. Эттингера: «Я уже писал как-то, что юдофобы, на мой взгляд, делятся на две категории: первая — считает, что всех евреев необходимо убить, вторая — убеждена, что евреи должны уничтожить себя сами. Увы, юдофобов из второй категории наш народ, страдающий от одиночества, часто считал юдофилами. Заслужил эту славу знаменитый русский религиозный философ Вл. Соловьев» («Еврейский камертон» 1. 08. 2002).
Таким образом, русское еврейство, обособив свою ядерную самобытность в форме палестинофильства, не просто потянулось к зарождающемуся русскому духовному осознанию, но оно и было частью, хоть и своеобразной, этого воззрения, которое приобрело широкую известность под лапидарным названием 'русская идея' (что будет расшифровано в соответствующем разделе трактата). Поэтому русское еврейство, по существу, первое просигналило о появлении на русском интеллектуальном горизонте нового феноменального светила — русской духовной философии, а потому еврейский коллекционер собирал книги Вл. Соловьева. Требуется знать, что уникальная продукция русского творящего духа, какая явилась после смерти Вл. Соловьева в форме русской духовной школы, была открыта для аналогичного созидания со стороны русского еврейства, хотя формально русское духовещание осуществлялось в поле религиозного христианского мировосприятия. Из всех таинств, скрытых в глубинах русско-еврейского симбиоза, это наиболее загадочное, и к этому не лишено любопытства, что практически все крупные представители русской духовной школы, а особенно обладатели собственных философских систем, не просто интересовались древнееврейским учением, но были его великолепными знатоками, — таковыми, помимо лидера Вл. Соловьева, были: братья князья С. Н. и Е. Н. Трубецкие, о. С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев, А. Н. Веселовский, Б. П. Вышеславцев, граф Л. Н. Толстой.
Итак, палестинофильство свершилось как культурная необходимость русского еврейства, посредством которого оно, с одной стороны, удостоверяет свое гражданство на русском духовном пространстве, а, с другой — преодолевает первоначально неблагоприятный для него (панславистский) творческий климат и соответственно непризнание культурной элиты страны. При этом русское еврейство выставляет как бы претензию, почерпнутую в вековых и глубинных пластах еврейской мудрости: на культурном поле плодотворную работу осуществляют самозначимые национальные лица, только участники культурного взаимоконтакта должны обладать собственными национальными формами. Вершина еврейской мудрости — царь Соломон (Шломо) завещал своим соплеменникам притчу: «Пей воду из твоего водоема и текущую из твоего колодезя. Пусть не разливаются источники твои по улице, потоки вод — по площадям. Пусть они будут принадлежать тебе одному, а не чужим с тобой» (Прит. 5:15-17).
Вековечное национальное достояние есть, несомненно, великое богатство, но великая мудрость, как учит мудрый царь, состоит в умении пользоваться этим богатством, а еще большая мудрость заключена в способности приумножать его, и такую способность Соломон называет 'премудрость'. Подлинная культура развивается при условии, что между контактирующими (правильнее, сублимирующими) национальными полюсами будет осуществляться притяжение разносущностных духовных данностей, а в противном случае, — при отталкивании тех же духовных величин, — появляется типичное бескультурье, ярким образцом которого служит антисемитизм. Это вовсе не означает, что во взаимоотношениях русского и еврейского духостояний имеются только две возможности, а этим обозначаются два крайние пункта, между которыми пульсирует данное отношение, принимая особые виды и формы в зависимости от времени и места, а факт русского еврейства как такового говорит об исторической эффективности сочетания русского и еврейского элементов в России, не имеющем аналогов в европейской действительности.
Библией русского палестинофильства почитается работа Л. С. Пинскера «Автоэмансипация. Призыв русского еврея к соплеменникам», опубликованная в Берлине в 1882 году в виде небольшой брошюры. Сейчас уже не вызывает сомнения историческая заслуга Пинскера, сумевшего выразить в этой брошюре то, что существовало в эзотерическом, скрытом виде практически у каждого деятеля русского еврейства в жанре палестинофильства. «Призыв русского еврея» не только был обоснован исторической потребностью еврейского духа к развитию, но был обусловлен содержательной духовно-культурной тенденцией русского еврейства. Озабоченность Пинскера носила чисто русский характер и предназначалась для русского еврейства, хотя автор этого не понимал до конца своих дней, и не могла найти отзыв у европейского еврейства. В. Лакер писал: «Призывы Пинскера получили широкий отклик среди еврейских писателей в России. Но они остались практически незамеченными теми людьми, которым, собственно, были адресованы: имеются в виду западные и, в первую очередь, немецкие евреи, на которых Пинскер возлагал большие надежды. Главный раввин Вены, Йеллинек, вообще посоветовал Пинскеру отдохнуть в Италии и подлечить явно расшатавшиеся нервы» (2000, с. 109). Еще более определенно на этот счет высказался Ицхак Маор: 'Сочинение Пинскера вызвало у еврейской общественности Германии сильное раздражение. На него обрушилась еврейская пресса на немецком языке, которая усмотрела в «Автоэмансипации» атаку на образ жизни и положение евреев Запада. Тезис Пинскера о том, что «евреям необходимо стать нацией», радикально противоречил всему искусственному мировоззрению «немцев Моисеева закона». Зато в национальном стане России брошюра была принята с энтузиазмом… ' (1977, с. 18). Формально у Л. Пинскера существовал предтеча в стане русского еврейства — одесский писатель Моше Лилиенблюм, который в статье «Общееврейский вопрос и Палестина» написал: «Мы должны стремиться к колонизации Палестины, к заселению ее евреями так, чтобы в течение одного века евреи могли почти окончательно оставить негостеприимную Европу и переселиться в близкую к ней страну наших предков, на которую мы имеем историческое право» (цитируется по Ф. Канделю, 2002, ч. 2, с. 530-531). Но все дело в том, что Пинскеру не принадлежит идея палестинофильства, а Пинскер основал идеологию
