Известный в среде русских маскилим Израэль Белкинд писал: «Можно услышать мнения, что заселение Эрец-Израэль и вместе с ним — Хиват-Цион и сионизм — родились внутри погромов 80-х г. г. Мнение это совершенно неверно. Действительно, эти погромы сыграли большую роль в национальном возбуждении, но они дали ему только внешний толчок. Почва была подготовлена заранее» (1999, с. 132). Автор имеет здесь в виду палестинофильскую «почву», развившуюся сингенетично с самим русским еврейством. Очень небольшая доля эмигрантов (2 — 4%) отправилась в Палестину, основная масса устремилась в благополучные страны американского континента, Австралию, Южную Африку, — следовательно, руководящая мотивация процесса не была обусловлена духовной палестинофильской тенденцией, а являлась вполне земной материальной потребностью, а, если судить по ярким рассказам Шолом-Алейхема, простой еврейский люд бежал не столько от антисемитизма и произвола властей, сколько от ужасающей бедности и беспросветной косности местечкового быта и также невыносимого гнета старины. В таком случае подобная эмиграция выглядит как стихийная форма процесса хаскалы в той части, где предусматривается избавление от удушливого талмудистского жизнепорядка, — излюбленной темы еврейских писателей-просветителей. Это обстоятельство находит подтверждение в особенности миграции евреев из России, на которую обращали внимание все исследователи и о которой говорит Солженицын: «Заметно и отсутствие лиц образованного слоя евреев, казалось бы наиболее угнетенных в России, они как раз не эмигрировали, — от 1899 до 1907 составляли чуть больше одного процента. Еврейская интеллигенция — нисколько не склонялась к эмиграции, она осуждала ее как отклонение от задач и жребия в России, где теперь-то и открывались пути активности» (2001, ч. 1, с. 311-312). Аналогичным выводом ознаменовались исследования Г. Я. Арансона: «Но наряду с эмиграционистскими настроениями, подавляющее большинство в русском еврействе сознавало, что оно должно продолжать свою жизнь, свое существование и свою борьбу на месте, в России» (2002, с. 215-216).

А еврейская жизнь в России, невзирая на все неблагоприятные обстоятельства, не только продолжалась, но и достигла такого расцвета, какого не имели галутные евреи ни в какой другой стране, и современный аналитик признает: «Общественная жизнь русского еврейства на рубеже веков (XIX и XX веков; — Г. Г. ) достигла зрелости и размаха, каким могли бы позавидовать многие малые народы Европы» (Э. Финкельштейн, 1989г. ). Русские властители дум в обществе также не могли не заметить этого феномена и великий философ Вл. Соловьев писал: «Провидение водворило в нашем отечестве самую большую и самую крепкую часть еврейства» (1891г. ). Роль, значение и вес еврейской интрузии в русскую духовность обладает положительными показателями во всех отношениях. О формальном численном параметре говорит один из наиболее сильных статистиков дореволюционной России Я. Д. Лещинский, чей фундаментальный труд «Об экономическом развитии русского еврейства» украшал библиотеки русских экономистов: 'Население России — эта основная база экономического развития страны, процессов производства, как и потребления, — интенсивно росло в России в 19-м столетии. В 1815 г. оно составляло 45 миллионов; по данным переписи 1897 г. — 129 миллионов, в 1914 году — около 180 миллионов. Таким образом, в течение одного столетия увеличилось в четыре раза. Еврейское население России росло еще несколько более интенсивно: в 1815 г. в России (включая т. н. Конгрессивную Польшу) насчитывалось около 1200000 евреев; по переписи 1897 года — 5215000 душ, а в 1915 году — около 5430000 душ. Это значит, что по сравнению с 1815 г. еврейское население возросло почти впятеро, несмотря на то, что оно давало наибольший процент эмигрантов, переселяющихся за океан. Согласно переписи 1897г. , евреи составляли 4% всего населения страны. (2002, с. 187). А качественную сторону русского еврейства дореволюционного периода раскрыл забытый ныне замечательный еврейский публицист Иосиф Бикерман: 'Ибо поистине судьбы нашего народа тесно связаны с судьбой великой России. В царской России жило больше половины еврейского народа… Естественно поэтому, что еврейская история ближайших к нам поколений была по преимуществу историей русского еврейства. Событие, умственное течение, моральный запрос приобретали историческое значение постольку, поскольку они в среде русского еврейства имели свое начало или на него обращались. Западные евреи были богаче, влиятельнее, стояли впереди нас по культурному уровню, но жизненная сила еврейства была в России. И эта сила росла и крепла вместе с расцветом русской империи… Только с присоединением областей, населенных евреями, к России началась тут новая жизнь, началось возрождение. Еврейское население быстро увеличивалось в числе, так что могло даже выделить многолюднейшую колонию за океан. (Сноска. По данным Я. Д. Лещинского, убыль еврейского населения за счет эмиграции за 15 лет перекрывалась естественным приростом, составляющим 100 тыс. человек в год. ) В руках евреев накоплялись капиталы, вырос значительный средний слой, поднимался все больше материальный уровень и широких низов; рядом усилий русское еврейство преодолело или, по крайней мере, все больше преодолевало вынесенную из Польши грязь, физическую и духовную; все больше распространялась в среде еврейства европейская образованность, мы все больше приобщались и к общеевропейской, и к русской культуре, и так далеко мы ушли в этом направлении, столько духовных сил накопили, что могли позволить себе роскошь иметь литературу на трех языках, общее — культуру в трех обличьях. Все это — вопреки черте оседлости, процентной норме и всяким другим ограничениям… Вопреки многочисленным недостаткам строя и в особенности административного механизма империя крепла, русский народ рос и богател, русская культура развивалась вширь и вглубь. Увеличивалось в то же время в своем значении и в своей мощи и русское еврейство. В этом параллельном росте и процветании сказалась тесная связь между судьбой русского еврейства, посредственно всего еврейского народа, и судьбами России' (1998, NoNo284-287; выделено мною — Г. Г. ).

Наиболее существенное, что должно быть отмечено в этом панегирике, это — культурное естество внутреннего наполнения русского еврейства и культурные ориентиры его развития. Именно по этой причине «жизненная сила еврейства была в России», также как и центр мирового еврейства помещался в России, хотя Бикерман ставил европейское еврейство по культурному уровню впереди русского. В этом замечательный публицист явно не прав, ибо в плане grosso modo (в широком плане), исключая нехарактерные частности, культура как фактор вечности по своей природе не подлежит рациональной системе оценок — больше-меньше, сильнее-слабее, впереди-сзади, — а здесь имеет значение только культурный потенциал сообщества людей. Культурный же потенциал русского еврейства был настолько велик, что оно оказалось в состоянии сотворить «культуру в трех обличьях» — на иврит, идиш и русском языках. Данная «культура в трех обличьях» представляет собой не просто феномен русского еврейства, а образует уникум культурологии в целом как отрасли творчества человеческого духа, ибо всемирная культура не знает прецедента своей практики, при котором язык — средство общения — в столь разнообразном виде обслуживал бы одну культуру. Особенно контрастно это обстоятельство выделяется на фоне моноязыковой диктатуры в государстве Израиль, которому не пошел впрок этот уникальный исторический опыт, и только проницательная Нелли Портнова обособила его в качестве самостоятельной проблемы: «Русское еврейство пользовалось тремя языками. Русским — для образования, общения в смешанной среде, просветительской работы; идиш оставался преимущественно языком массы в „черте“ и только начинал вырабатываться как язык творчества; иврит, сокращающийся по своему значению в частной и общественной жизни, повышался в роли языка новой литературы. Языковая полемика, порою яростная и непримиримая, велась постоянно, агитация интеллигенции за распространение древнееврейского и идиша накалялась, но практически языки уживались, взаимодополняя друг друга» (1999, с. 404). Только сама постановка вопроса в таком ракурсе говорит о духовной полноте русского еврейства.

О мощи духовных потенций русского еврейства наряду с «культурой в трех обличьях» свидетельствует факт того, что самые заметные преобразования внутреннего уклада мирового еврейства происходили в недрах еврейского контингента России, — имеется в виду хасидизм и движение мусар (мусар — книга) в духовной области и рабочее социалистическое движение в политической области. (Сноска. Любопытно заметить, что Бунд (Всеобщий Еврейский Рабочий Союз России, Польши и Литвы, 1897 год) возник раньше РСДРП (Российская Социал-демократическая Рабочая Партия, 1896 год. ) Главное состояло в том, что русское еврейство в культурной части имело в основе положение, сформулированное Генрихом Слиозбергом: «Приобщение к русской культуре… вполне согласовалось с верностью еврейской национальной культуре». Подобное соответствие может быть концептуальным образцом учения о культуре:

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ОБРАНЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату