осуществить вопреки воле его нынешнего хозяина, будет в интересах борьбы за веру и в согласии с Законом, и вскоре сам последовал за армией, которая без промедления была отправлена в Андалусию. В Севилье он был принят Мутамидом и остальными князьями. Альфонс занял позицию возле Сакралиаса (Зал-лака), к северо-западу от Бадахоса, и 23 октября 1086 г. потерпел тяжелое, но не окончательное поражение. Валенсия и Сарагоса были спасены, но берберские части, оставленные Йусуфом в Испании, были не в состоянии сдержать христиан, которые стали собирать силы для продолжения борьбы. Споры между князьями парализовали мусульманскую армию подобно тому, как это произошло перед интервенцией. Снова приглашенный Мутамидом, который на этот раз действовал единолично, Йусуф возвратился в 1090 г. в Испанию и вскоре убедил всех, что с политической слабостью и моральной разобщенностью Андалусии можно будет справиться только в том случае, если власть перейдет в руки Альморавидов.
Испанские законоведы подтолкнули его к решительному шагу – вот еще один пример превосходства уммы над политическими институтами тех дней. Перед тем как Йусуф принял окончательное решение, он получил послание, подписанное кади Гранады и Малаги и крупнейшими учеными Востока, среди которых был ал-Газали; они объявляли, что князья не способны править. Лишь Сарагоса держалась еще несколько лет, но в 1110 г. и она сдалась Альморавидам; впрочем, через восемь лет христиане отняли ее у них. Даже отчаянные усилия Альморавидов, ненавидимых в Испании за необразованность и жестокость, не смогли остановить реконкисту, возглавленную отныне и навсегда Арагоном. Нетерпимость фукаха, добившихся при Али ибн Йусуфе (1106-П43) значительного влияния на исполнительную власть позволила Альфонсу легко убедить мосарабов переселиться на обезлюдевшие христианские земли. Санкционированная дедом Аверроэса высылка христиан в Марокко, которая последовала за поражением в битве при Армисоле (возле Гранады) в 1125 г., свидетельствовала о глубине кризиса.
Религиозная реформа и берберский национализм. Альмохады
Однако уже через несколько десятилетий после смерти Йусуфа ибн Ташфина (1106) новая и даже более могучая волна, поднявшаяся в сердце страны, поглотила движение, сделавшее в свое время кочевников-санхаджа владыками империи, равных которой еще никогда не видел Магриб.
После победы в битве при Заллаке Йусуфу пришлось включить альморавидскую империю в суннитскую «государственную систему», упоминать багдадского халифа в проповедях во время официальных служб в мечетях (хутба), считать завоеванные владения дарованными халифом и зависеть от него как амир ал-муслимин, «повелитель мусульман», что строго отличали от титула Аббасидов амир ал- муминин, «повелитель правоверных». Этот титул дал власти Альморавидов, по крайней мере в глазах юристов, квазирелигиозную санкцию. Как эти события восприняло население, установить невозможно; они свидетельствуют лишь о нерушимости теоретических принципов, в соответствии с которыми политической властью в дар ал-исламе мог на законном основании обладать только преемник Пророка.
Однако включение в суннитскую «государственную систему» не защитило Альморавидов от оппозиции. Правящая олигархия была не в состоянии обеспечить себе прочную базу из сохранивших ей верность берберов, и, чтобы получить необходимую поддержку, Али ибн Йусуф ибн Ташфин был вынужден использовать тюркских и христианских наемников. Христиане, испанцы и каталонцы во главе со знаменитым «Отступником» (попавшим в руки Альморавидов в качестве пленника), ценились не столько как знатоки военной тактики, сколько как сборщики налогов; они отыскивали племена, удаленные от центра (такая система сбора налогов сохранилась в Марокко до конца XII в.), и прочесывали всю территорию, занимаемую ими. Недовольство использованием наемников-«не-верных» и взиманием «незаконных» налогов, несомненно, способствовало появлению оппозиции режиму, но идеологическая база оппозиции была специфически религиозной.
С самого начала на мусульманина была возложена ответственность за оберегание общины от предосудительных действий. Если он не мог сам поправить дело, он должен был публично выразить свое неодобрение или хотя бы испытывать чувство внутреннего протеста. Однако правитель был вовсе не обязан допускать эти очищающие совесть поступки или даже выслушивать жалобщика. Тот действовал на свой страх и риск. Вот почему борьба за «изменение допустимого» неизбежно становилась лозунгом тех кто был недоволен режимом.
Альморавиды взяли на себя задачу улучшить нравственность, цель же их великого противника Мухаммада ибн Тумарта состояла в том, чтобы восстановить подлинно исламский образ жизни. Ибн Тумарт, бербер из племени харга, входившего в объединение племен масмуда, а следовательно, горец-крестьянин, а не кочевник, изучал богословие сначала в Андалусии, а затем на исламском востоке; он пришел к выводу, что маликиты-фукаха, составлявшие интеллектуальную базу Альморавидов, искажают исламское учение в важных вопросах и обедняют его буквальным толкованием откровения и разработкой исключительно прикладной части мусульманского права (фуру). Вопреки легенде Ибн Тумарт не встречался на востоке с Газали, но он, возможно, поддерживал связи с учеными-ашаритами и воспринял из их теологии и схоластический метод применения рациональных доводов (калам), и отказ от всякого антропоморфизма.
Подобно ханбалитам, маликиты в Северной Африке решительно выступали против сторонников аллегорического толкования слов бога в Коране (заставляя тем самым бога слышать, видеть и сидеть на своем троне), стремившихся избежать неизбежной произвольности, присущей рационалистической интерпретации. Эта точка зрения во многом соответствовала взглядам простого народа, по она возбуждала негодование образованных кругов, чье мнение выразил халиф ар-Ради, когда он обрушился на ханбалитов за то, что они думают, будто «их страшные, омерзительные лица имеют сходство с Владыкой Миров». Ибн Тумарт питал такую же враждебность и к «очеловечиванию» бога (таджсим); он попытался ввести в Магрибе разновидность ашаризма, модифицированного в существенных пунктах путем использования учения Ибн Хазма. Около 1100 г. Ибн Тумарт вернулся с востока. Он переезжал из города в город как духовный реформатор, повсюду проповедуя и собирая вокруг себя толпы последователей. Употребление вина, музыкальных инструментов, предметов роскоши, покрывала альморавидских мужчин и свободное поведение их незакрытых женщин были бесконечно повторяющимися темами его призывов к самокритике и реформе. Столкновения с властями стали неизбежны. Ибн Тумарт возвратился к своему племени, построил мечеть в Тинмале (Тин Маллал) в Высоком Атласе и приступил к систематической разработке своего учения и к созданию организации, которая должна была способствовать его распространению. Отказ от таджсима и замена его верой в нераздельное единство бога (таухид) шли, как это часто бывало в исламе, рука об руку с убеждением, что необходимо разгромить оппонентов и политически: «очеловечивание» ими бога превращало их в «многобожников» (мушрикун, букв, «соединяющие», так как они соединяли прочие божественные сущности с единством бога, в данном случае очеловечивали божественные свойства) и, следовательно, в язычников. Власть в общине, утверждал Ибн Тумарт, должна принадлежать носителям подлинной традиции Пророка.
Воздействие нового движения было результатом множества совпавших побудительных факторов. Недовольство племени масмуда своей непричастностью к власти играло такую же роль, как и «национализация» религии, защищаемая Ибн Тумартом. Б первый (и в последний) раз призыв к молитве звучал на берберском языке, на нем же велась и пятничная служба; по крайней мере один из своих религиозных трудов Ибн Тумарт написал на родном языке; лишь потом он опубликовал его на арабском, чтобы сочинение получило более широкое распространение. Возвращение к истинному правоверию как к основе чистого, неиспорченного богословия и в равной степени к бескомпромиссно толкуемому закону (фикх) обеспечило нравственной агрессивности психологическую поддержку. В то самое время, когда на Востоке начало складываться убеждение в равной законности решений нескольких традиционных школ, служившее единству суннитского ислама, Ибн Тумарт утверждал, что два хорошо образованных муджтахида никогда не придут к единому мнению по одному и тому же вопросу.
Подобно любому исламскому правительству, Альморавиды сознавали, что нельзя оплатить все расходы на развитие экономики государства, взимая лишь налоги, разрешенные шариатом. До тех пор пока завоевания обеспечивали богатую добычу, правитель мог обходиться «налогом для бедных», земельным
