Всю ночь не мог уснуть даос Цзя Чистый Ветер и, едва дождавшись, когда начало светать, потихоньку пробрался к домику, где заночевали гости. Цзя заглянул в него — в нижней комнате на скамье спокойно храпел Хромой, а наверху было совсем тихо. Пришлось возвращаться к себе и опять укладываться. Но сон не шел, и даос то и дело вскакивал и выглядывал во двор — словом, метался, как муравей на крышке кипящего котла. Прибежав на кухню, он позвал повара и велел ему готовить завтрак и греть воду для умывания, а Косому даос приказал зарезать и подать к столу единственного петуха, которого держали в храме вместо часов.
Косой сразу же догадался о намерениях наставника и исполнил все быстро и без возражений.
Увидев зарезанного петуха, старый повар, еще не успевший окончательно проснуться, рассеянно пробормотал:
— Ох, Амитоба! И зачем только живую тварь погубили? Кто же теперь нам будет возвещать рассвет?
— Незачем тебе рассвет возвещать, — засмеялся Косой. — Ты и так встаешь с петухами.
А в это время проснувшаяся старуха совещалась в верхней комнате с дочерью.
— Много дней прошло с тех пор, как мы ушли из дому, а прошли самую малость. И все из-за твоего братца. Отдать бы его в ученики к даосу, да и оставить здесь, а уж мы бы с тобой дальше двинулись. Может, удастся найти хорошего наставника, тогда и у нас будет место, где жить и куда вызвать братца.
Старуха позвала наверх сына и рассказала о своих планах. Хромой Цзо, пуще смерти не любивший ходить пешком, обрадовался, словно раб, получивший вольную.
В это время внизу послышался кашель.
— Тетушка, вы уже встали? Я сейчас прикажу принести вам воду для умывания.
Старуха узнала голос даоса Цзя и ответила:
— Не утруждайте себя, мой сын сам принесет.
Хромой стал спускаться вниз, но на лестнице столкнулся с Косым, который уже нес воду. Хромой взял у него кувшин и отнес наверх. После того как мать с дочерью наспех умылись и причесались, к ним поднялся сам даос Цзя.
Даос поклонился старухе и осведомился:
— Как спалось, тетушка?
— Хорошо, премного вам благодарны, — отвечала старуха.
При первом же взгляде на Мэйэр даос затрепетал: свежая и отдохнувшая после сна, она казалась ему небесной феей из грота Персикового источника[1], юной красавицей из Небесного дворца. Даос ощутил досаду, что не может тут же овладеть красавицей. С трудом себя сдерживая, он обратился к старухе:
— Позвольте узнать ваш почтенный возраст, тетушка, а также возраст барышни?
— Мне уже шестьдесят, — отвечала старуха, — а дочке недавно исполнилось девятнадцать.
— Стало быть, она родилась, когда вам было сорок два года?
— Точно так, — подтвердила старуха.
— А сколько лет вашему сыну? — продолжал расспрашивать даос. — И почему он хромает?
— Ему двадцать три года, ногу он повредил еще в детстве, упал во время игры. А сейчас и сам не может быстро ходить, и нас задерживает.
— Это верно, ходить трудно — особенно по снегу, — согласился даос. — Вон вчера его сколько навалило! Пока растает да земля просохнет, смотришь, дней пять пройдет, не меньше. А если брату тяжело сейчас идти, поживите пока у нас, отдохните.
— Я хотела бы кое о чем вас попросить, но не знаю, как начать, — замялась старуха.
— Если что нужно, говорите прямо, — подбодрил ее даос.
— Мой покойный муж некогда был даосом одной с вами школы, хотя, конечно, и не таким ученым, как вы, — начала старуха. — Так что и сын имеет некоторое отношение к даосскому учению. В прошлом году один знающий гадатель предсказал, что ему суждено уйти из мира и стать учеником даосского наставника. Я тогда не в силах была с ним расстаться, да и наставника не было, а вот сейчас, увидев вашу доброту, с радостью бы отдала его вам в услужение. Вот только не знаю, согласитесь ли вы принять его?
Даосу Цзя, все время ломавшему голову над тем, как соблазнить юную красавицу, подобное предложение пришлось как нельзя кстати.
— Ну что вы, я охотно приму его. Только и у меня есть к вам просьба. В раннем детстве я потерял родителей, других родственников у меня нет, наставлять и поучать меня некому. Вот если бы вы позволили мне поклониться вам, как приемной матери...
— Да разве я достойна такой чести?! — запротестовала старуха.
Но даос продолжал упрашивать, и она уступила. С тех пор Хромой стал называть даоса «наставником», а даос старуху — «матушкой».
Затем даос церемонно поклонился Мэйэр и сказал:
— Отныне мы с вами брат и сестра.
Между тем Косой сварил петуха, разделил его, положил в две чашки и вместе с несколькими овощными блюдами расставил их на столе в нижней комнате. Даос Цзя и его новые родственники спустились вниз и заняли места за столом в том же порядке, что и накануне. Только Хромой, как ученик даоса, уступил своему учителю место повыше[2].
— Из-за этого снегопада никак не выбраться в лавку, — извиняющимся тоном начал даос, когда все уселись. — Вот, зарезали только петуха. Надеюсь, вы, матушка, и вы, сестрица, не откажетесь отведать петушатины.
И, выбрав в чашке куски получше, он преподнес их старухе и Мэйэр.
— Мы с дочкой едим лишь постное, — сказала старуха. — Скоромное потребляет только мой сын. Простите, не ожидала от вас такой заботы и не предупредила заранее.
— Странно! — удивился даос. — Молодая девушка, а ест только постное!
— Так уж она приучена с детства.
— А если выйдет замуж да попадет в чужую семью, — продолжал даос, — туго ей придется.
— Какое там замужество! — воскликнула старуха. — О замужестве ей остается только мечтать! Ведь она у меня монахиня, хотя и не постриженная.
«И здесь перст судьбы», — подумал даос, а вслух сказал.
— Уход в монастырь — дело хорошее, но годится оно больше для девушек некрасивых, которым трудно выйти замуж. У меня есть тетка — настоятельница в монастыре Чистоты и праведности. Матушка, сестрица, если вы действительно хотите покинуть мир суеты и познать истинное даосское учение, отправляйтесь прямо к ней. Отсюда недалеко — всего сорок ли. Да и братцу, пожелай он повидаться с вами, далеко ходить не придется.
— Это хорошо, — согласилась старуха. — Но прежде нам с Мэйэр необходимо побывать на горе Хуашань и воскурить благовония Святому владыке. Вот вернемся оттуда, тогда и решим...
Доброта даоса тронула старуху, и она больше не торопилась уходить.
Тем временем даос Цзя подарил Хромому свой поношенный даосский халат, отвел для него келью рядом со своей и позвал плотника, дабы тот, под присмотром Хромого, вставил в ней оконную раму и сбил из досок нехитрый лежак. Ближе к вечеру Цзя сам приготовил чай и фрукты и пригласил приемную мать и сестру к себе в келью.
Когда завязался разговор, даос улучил момент и многозначительно подмигнул молоденькой лисе. Та
