— Давайте начинать. Кирилин подойдет позже. Нам надо рассмотреть один-единственный вопрос. — Координатор кивнул Крамскову.
Начальник геофизической лаборатории встал и развернул на магнитной доске за спиной Рента большую цветную схему. Чертеж напоминал глубокую тарелку, в центре которой лежала половинка яблока.
— Так это будет выглядеть, если мы удалим песок, — обернувшись на схему, коротко бросил координатор.
— Позвольте, а что там, собственно, такое? — Вопрос принадлежал начальнику метеослужбы. Очевидно, он один не был в курсе событий. Собравшиеся все как один повернулись к нему. — Да нет, я не о том… Я понимаю, что это чертеж купола, за которым исчез наш танк, но что он собой представляет? Это что, искусственное сооружение или ядро какого-то естественного образования?
Словно не слыша вопроса, координатор продолжил:
— Данные сняты с помощью ультразвукового эхолота и тектонического каротажа, диаметр купола два километра, глубина залегания около двухсот метров в ближайшей к поверхности точке. Скальные породы лишают нас возможности высветить его нижнюю часть. Но и того, что есть, вполне достаточно. Математически правильные купола не растут под землей сами по себе. Его кто-то построил, и теперь почти не остается сомнений в том, что энтропийное поле — результат деятельности неизвестных нам механизмов, заключенных внутри купола.
— Я бы так не спешил с категорическими выводами, — поморщился Ронг.
— Мы здесь собрались не для научных дискуссий. Нам нужна рабочая гипотеза, наиболее близкая к истине, и только. Будем считать, что это искусственное сооружение, снабженное определенными механизмами достаточно высокого класса.
— Но для чего могло понадобиться подобное сооружение на пустынной, необитаемой планете, лишенной даже атмосферы?! Кому и для чего?! — взорвался Ронг.
— Этого я не знаю, — сказал координатор. — И сейчас меня интересует совсем другое. У нас пропала машина. На ней находился член экипажа. Мне бы хотелось ее вернуть. Давайте обсудим, какими средствами мы для этого располагаем.
— Что значит «вернуть»? Поясни, пожалуйста, что ты имеешь в виду под словом «вернуть»? — вмешался Ронг. На этот раз он встал с места и стоял теперь напротив стола координатора.
— Только то, что сказал.
— По меньшей мере, это означает конфликт с непредсказуемыми последствиями. Ну, допустим, мы найдем способ добраться до этого купола, хотя я и не представляю, как ты пробьешься сквозь энтропийное поле. Что дальше? Что ты собираешься делать дальше? Взламывать этот купол, стучаться в него?
— Сначала мы используем все доступные нам средства, чтобы вступить в контакт. Если это не удастся…
— А это наверняка не удастся! — перебил координатора Ронг. И тот, переждав его реплику, продолжил, не повышая голоса:
— Я повторяю, в том случае, если это не удастся, мы вскроем купол.
— Так… Это похоже на начало военных действий… Да от нас мокрого места не останется, если этот купол и в самом деле какая-то станция, построенная сверхцивилизацией, Мы до сих пор считали энтропийное поле мировой константой, если они научились им управлять… Если оно здесь всего лишь защитная зона, то наверняка есть и другие, более мощные механизмы. Они ответят на наше нападение и будут правы.
— Не мы начинаем этот конфликт. Я всего лишь хочу вернуть принадлежавшую нам машину. И спасти жизнь члену нашего экипажа, если это еще возможно!
VI
Глеба поразило непривычно мягкое освещение, ворвавшееся в приоткрытую крышку люка. Но еще больше его насторожило то, что воздух не выходил наружу из переходного тамбура. Это могло означать лишь одно. Снаружи и изнутри давление примерно равно… Прежде всего, он подумал, что машина выполнила задание и вернулась в ангар, пока он был без сознания. Но эта мысль ничуть его не успокоила, потому что он ощутил, как в уши постепенно проникает тишина, царившая вокруг. Такая полная, какая никогда не бывает в помещениях, созданных людьми с их шумными земными механизмами… Волнение сдавило горло. Ноги плохо слушались и никак не могли сделать последнего шага вниз, к полураспахнутому люку…
Ужом выскользнув из-под танка, Глеб встал во весь рост и только после этого позволил себе взглянуть на то, что его окружало. В первую минуту, пока глаза не привыкли к свету, он рассмотрел лишь цепочки бегущих во все стороны разноцветных огней. Их было много. Гораздо больше, чем звезд на небе. От них шел мягкий рассеянный свет, заполнивший собой все пространство словно туманом.
Через секунду он рассмотрел, что огни передвигались не беспорядочно. Они словно бежали по заранее проложенным невидимым дорожкам, как железнодорожные игрушечные составы. Когда глаза немного привыкли к радужному мерцанию, он увидел и самые дороги, по которым проходили огни, и понял, что они-то и есть самое главное в том, что его окружало, во всяком случае самое вещественное.
Больше всего это походило на стеклянный лес. Толстые прозрачные жгуты разной толщины перекрещивались, разветвлялись, сходились в толстые узлы и разбегались бесчисленными каскадами, словно струи замерзших водопадов. Здесь были длинные и толстые ветви, похожие на свернувшихся удавов, извилистые колонны и тоненькие прозрачные нити. Лианы, жгуты, веревки — невообразимая путаница застывших стеклянных зарослей… Они простирались перед ним далеко. Метров на сто. Несмотря на бесчисленные переплетения, свободного пространства между отдельными ветвями и стволами оказывалось достаточно, чтобы видеть далеко вглубь. Глеб назвал их про себя ветвями и деревьями, но даже формой они походили на них весьма приближенно, хотя бы потому, что большинство этих стеклянных образований книзу становилось тоньше. А когда Глеб запрокинул голову, то в высоте не смог рассмотреть ничего, кроме все тех же терявшихся в рассеянном туманном свете прозрачных колонн.
Больше всего поражала тишина, стоявшая в этом стеклянном мире. И беспрерывное движение огней. Отдельные ветви и стволы жили напряженной световой жизнью, через них то и дело пробегали целые каскады светящихся шаров, а в узловых переплетениях, где то и дело встречались световые импульсы, идущие с разных направлений, нарастало свечение, словно накапливалась некая светящаяся жидкость, которая вдруг, после прибытия очередного светового всплеска, полностью меркла, и тогда эта ветвь надолго гасла, в ней как бы замирала всякая световая жизнь.
В некоторых узловых переплетениях ровным светом горели неподвижные огненные шары, словно ждали здесь что— то…
Наконец Глеб опустил глаза вниз и рассмотрел гладкую прозрачную плиту, показавшуюся ему вначале ледяным полем. В нее, как в землю, уходили бесчисленные корни и ровные стволы отдельных деревьев. Насколько он мог всмотреться в ее бездонную прозрачность, плита была огромной толщины, если только это обманчивое впечатление не создавалось внутренним зеркальным отражением.
Глеб обернулся и увидел у себя за спиной такую же стену, только гладкую. Сквозь нее не проходил ни один корень, ни одна ветвь.
Эта гладкая стена под прямым углом смыкалась с полом и уходила вправо и влево, насколько позволяли рассмотреть ветви деревьев. Казалось, линия стыка слегка изгибалась огромной дугой, охватившей целые километры пространства, заполненного этим фантастическим миром… Единственным реальным предметом, напоминавшим о том, что все окружающее не бред и не галлюцинация, оставалась земная, сработанная руками людей машина. Ее шершавые, испещренные вмятинами и отеками плиты казались грубыми в этом стерильном, почти эфемерном мире, но именно ее привычные обыденные контуры помогли Глебу взять себя в руки и справиться с невольным страхом, который рождает в человеке все непостижимо чужое.
— Так вот как это выглядит… — тихо проговорил Глеб, хотя не знал, что именно представляет собой
