механической, искусственно созданной жизни и высокого интеллекта. Миллионы лет назад цивилизация антов создала эту станцию, чтобы охранять наш мир от хаоса, и вот теперь она погибнет, ведь не может же он согласиться на их предложение! Конечно, не может! Он останется человеком. Вернется на Землю. И будет стоять так, как стоит сейчас, в настоящем зеленом лесу. Он может закрыть глаза, чтобы не видеть призрачных стеклянных ветвей, и представить, как это будет. Если бы им была нужна его жизнь, он бы, возможно, согласился, но то, о чем его просили, было гораздо хуже, чудовищней смерти. Перестать быть человеком. Стать частью станции. Восполнить собой уничтоженную нервную энергию, превратить нейтронные структуры своего мозга в стеклянные заросли растений, в черные груши нервных узлов… Словно они знали, что такое быть человеком, словно они могли знать, как пахнет зеленый лес, словно они слышали, как кричит в нем малиновка! Впрочем, если бы они знали все это, они и не стали бы ему предлагать такую чудовищную дилемму. Но полное понимание невозможно. У этого чуждого мира свои законы, свои ценности, свое понятие о справедливости, о долге…
Никто никогда не узнает, что контакт между нами возможен, что он состоялся, что у меня попросили помощи и я отказался… А ведь они могли уничтожить робота гораздо раньше, они знали, что он опасен, и все-таки не сделали этого только потому, что считали его живым, мыслящим существом… Они могли бы взять у меня то, что им нужно, не спрашивая согласия, силой, но им это даже не пришло в голову и не могло прийти… Так что не стоит говорить о чуждых нам этических законах, в том-то и дело, что законы одни и те же. Что эти стеклянные кусты намного ближе нам, чем может показаться с первого взгляда…
Он снова вспомнил ушедший в сторону луч лазера… И это тоже…
Была такая старинная легенда об атлантах… Миллионы лет эти сказочные существа, согнувшись под страшной тяжестью, держали на своих плечах небесный свод. Те, кто построил эту станцию, те, кто навсегда замуровал в ней свой разум, были такими атлантами. А он простой человек. Ему надо вернуться домой. Его ждут там, на далекой Земле, другие люди… Не для того он улетал к звездам, чтобы превратить себя в часть стеклянного леса… Земля… Она далеко, слишком далеко от него сейчас… Но ведь может случиться так, что через много лет эта прорвавшая заслоны чужого разума беда доберется и до солнца… Не стоит об этом думать. Потребуется много тысячелетий, за это время люди станут могущественней антов и найдут способ обуздать стихию хаоса. А может, и нет… Может быть, к тому времени уже невозможно будет ее обуздать. Интересно, что произойдет, если он снимет скафандр?.. Ведь они просили именно об этом и предупредили, что его тело перестанет существовать… Может быть, вот эти стеклянные ветви вопьются в его незащищенную кожу, врастут в позвоночник, как вросли они в машину, высосут мозг… Стоит ли думать об этом? Он никогда не согласится. Пора возвращаться на корабль, у него слишком мало времени…
Он в последний раз окинул взглядом стеклянный купол. Заросли заметно поредели, теперь глаз свободно проникал через все пространство купола от стены до стены. И только в центре возвышалась непроницаемая стеклянная труба, спрятавшая в своем жерле огненный протуберанец. Сколько еще может продолжаться это неустойчивое равновесие? Час? Два? Надо спешить…
«Но почему я? Почему именно я?! Всегда так было… Всегда случалось так, что на кого-то падал выбор, и он заслонял собой от беды других…»
Его рука медленно потянулась к застежке скафандра.
Вторые сутки корабль находился на околоцентрической орбите, неподвижно зависнув над местом недавней катастрофы. Отсюда отвесно над планетой вздымался в космос пылевой протуберанец, очертивший видимые границы энтропийного выброса, все дальше уходившего в космос. На его границах материя таяла, исчезала без следа, не оставив после себя ни кванта света, ни джоуля тепла. Трудно было предсказать, чем все это кончится. Шел третий час ночи по корабельному пеклу. Рент неподвижно сидел в своей каюте и курил сигарету за сигаретой. Вонючий въедливый дым плавал густым сизым облаком. Он не знал, как ему поступить. Предположение о том, что катастрофа на планете была всего лишь ударом по кораблю, теперь уже не казалось ему таким достоверным, как раньше. Если интенсивность энтропийного выброса в пространство не уменьшится, то к прилету с Земли специально оснащенной экспедиции процесс полностью выйдет из-под контроля человеческой техники. Если это так, он не имеет права оставить район, не предприняв решительных действий… Но каких? Если бы знать, что там, внизу под ними, на планете, притаился враг… Если бы быть в этом уверенным, все тогда становилось просто!
Заткнуть глотку этому чертову энтропийному генератору ничего не стоило. А вдруг там совсем не генератор? Рент пододвинул небольшой диктофон, на пленке которого была записана стенограмма последнего корабельного совета, и включил ее сразу с нужного места.
«Отвечаю на ваш вопрос о возможностях разрушения „объекта, ускоряющего энтропию“. Если такой объект существует, то мы можем его уничтожить мезонной бомбардировкой. Такие расчеты сделаны. Наши бомбы успеют разрушить кору планеты примерно на глубину двух километров, прежде чем их энергию поглотит энтропийное поле, и, уж во всяком случае, они полностью уничтожат объект, названный вами „энтропийным генератором“. Вопрос доставки тоже не представляет проблемы. Автоматический скутер с полевой защитой вполне справится с этой задачей. Весь вопрос в том, к чему это приведет. Представьте себе кроманьонца, случайно наткнувшегося на современное гидротехническое сооружение. Представьте дальше, что струи воды просочились сквозь это сооружение и начали подмывать его пещеру. Кро— маньонцу, естественно, это не нравится. Во всех своих бедах он винит плотину. Предположим, у него есть чрезвычайно мощная и вполне современная мезонная дубина. Сначала он лишь слегка пригрозил ею плотине, трещина увеличилась, вода заливает пещеру. Кроманьонцу показалось, что эта проклятая гора, извергающая на его дом потоп, ответила ударом на удар. Тогда он размахнулся, как следует, и… Нетрудно представить, что нас ждет, если мы выступим в роли такого кроманьонца…»
Рент выключил запись, погасил окурок и, недовольно морщась, поплелся к дивану. Опять он стоял перед дилеммой, когда бездействовать нельзя, а любое конкретное действие могло еще больше ухудшить положение…
Приглушенный ночной свет едва освещал стол. Рент смотрел на рулон с расчетами различных вариантов их возможных действий. Возможные последствия… вероятность ошибки… В последней графе цифры слишком велики. Да, он никогда и не полагался на советы машины в решении серьезных вопросов, вот если бы здесь был Глеб… Его мнение всегда значило для него слишком много, хотя сам Глеб скорее всего об этом не догадывался. Поговорив с ним, поссорившись, даже накричав, он вдруг чувствовал потом, что тяжесть ответственности за единоличное решение становится вдвое легче. Глеб умел подобрать нужные аргументы. Умел рассмотреть калейдоскоп противоречивых фактов под собственным, всегда неожиданным углом зрения… Теперь его светлой головы нет с ними, и он обязан думать за двоих… Так что же там такое, что?! Военный объект, мощное оружие враждебной цивилизации или защитное сооружение? Если бы знать, если бы только знать… Глеб наверняка успел это выяснить, прежде чем погибнуть… А он даже отомстить за него не может, лишен этого последнего горького права… И не потому ли так упорно спорит с Ронгом, подбирает аргументы в пользу гипотезы о враждебных действиях творцов энтропии? Но одно дело споры и отвлеченные рассуждения, другое — конкретные действия. Он никогда не сможет отдать приказа о бомбардировке. Оставалось одно. Бежать. Признаться в собственном бессилии. Завтра он даст команду об отлете. Завтра… Но сегодняшняя ночь еще принадлежит ему… Он еще может надеяться на что- то, может быть, на чудо… Верил же в чудеса Глеб… Не раз говорил о том, что в космосе скрыто немало неведомых, неподвластных нам сил… Шорох за спиной над дверью, в том месте, где висел экран фона корабельной связи, заставил его резко обернуться. Вызов? Нет, сигнальная лампа не горела… Но Рент отчетливо слышал странное потрескивание в обесточенном аппарате. Надо будет сказать техникам, чтобы они… И вдруг зеленая клавиша выключателя медленно, словно нехотя, ушла в глубь панели. Экран вспыхнул неестественно ярким голубым светом. И перед ним без всякой паузы появилось невероятно четкое объемное цветное изображение лица человека, о котором он только что думал… Лицо Глеба. Оно словно плавало в голубоватой дымке, за его головой нельзя было рассмотреть никаких деталей, а само изображение казалось неправдоподобно резким, словно экран этого паршивенького фона мог дать такое разрешение…
— Привет, старина. Я, кажется, очень поздно? Извини… Знаешь, привычные корабельные циклы времени для меня здесь немного сместились…
— Глеб словно специально подбирал ничего не значащие вежливые слова, давая Ренту возможность прийти в себя.
— Ты?! Но как же, ты же…
