бы в торговую колонию генуэзцев. И хотя многим в Москве предложение показалось выгодным, свое слово сказала церковь. Преподобный Сергий Радонежский заявил, что с латинянами никаких дел быть не может: на Святую Русскую землю допускать иноземных купцов нельзя, ибо это грех. Авторитет Сергия был настолько высок, что с ним нельзя было не считаться, к тому же его поддержал митрополит Алексей. Москва отвергла предложение генуэзцев и тем самым продемонстрировала верность союзу с законным наследником ханов Золотой Орды — Тохтамышем, стоявшим во главе волжских и сибирских татар.
Мамай, рассерженный на неуступчивого московского князя, решил подавить Москву, взыскать с Дмитрия повышенную дань и таким образом угодить своим друзьям-генуэзцам. Для этого он вступил в союз с Ягайлой, сыном Ольгерда, который, как и его отец, мечтал о захвате части Руси. Мамая и Ягайлу свела вместе идея раздела Руси, при котором часть ее территории досталась бы литовцам, а часть Мамай подчинил бы себе и создал бы на ее основе свое новое государство.
На Руси не было общего мнения о том, какую политику проводить по отношению к Мамаю. Одни говорили, что надо договориться с ним, договориться с Палеологами, генуэзцами и сохранить мир: в подчинении, мол, ничего страшного нет. Другие — их оппоненты — хорошо понимали, что за мусульманином Мамаем стоят католики, а католики для Руси — враги.
В канун решающих событий умер старый московский митрополит Алексей, и сторонники союза с Западом попытались воспользоваться удобной ситуацией. Надо сказать, что молодой князь Дмитрий очень тяготился опекой митрополита Алексея и влиянием преподобного Сергия, которому Алексей хотел передать митрополичий престол. Дмитрий желал иметь митрополитом своего духовника Митяя. Поскольку Сергий отказался надеть митрополичий клобук, дело устраивалось для западников наилучшим образом: Митяй был фигурой лояльной. По приказу князя этого человека быстро постригли в монахи, дав имя Михаил, произвели в высокий сан и послали в Константинополь для получения сана митрополита. Но не все люди одинаково патриотичны, бескорыстны и честны. Среди посланных с Митяем оказался некто Пимен, беспринципный честолюбец, вынашивавший далеко идущие планы, оказавшиеся для Митяя роковыми.
Мамай, считая, что Дмитрий и новый митрополит помогут ему удовлетворить претензии генуэзцев, пропустил корабль Митяя, плывший по Дону. Посольство благополучно добралось до побережья Черного моря, и там Митяй, совершенно здоровый человек, умер при невыясненных обстоятельствах. Как показали дальнейшие события, выгодно это было прежде всего тому самому Пимену. Приехав в Константинополь, он предстал перед лицом патриарха, получил от него благословение и вернулся в Москву уже как митрополит. Но москвичи тоже были не глупы. Князь Дмитрий, хоть и не читал детективов, выводы делать умел. С Пимена сорвали белый клобук, все митрополичьи регалии и отправили в ссылку в Чухлому.
Следует отметить, что последователи покойного Алексея и преподобного Сергия проявили себя не только в разоблачении этой подлой интриги. Горячим сторонником войны с татарами был приверженец Сергия суздальский епископ Дионисий. Так как Суздаль был маленьким городом, по существу крепостью, епископ Дионисий жил в богатом Нижнем Новгороде, принадлежавшем суздальским князьям. И когда Мамай прислал туда посольство, чтобы договориться о мире и союзе, епископ Дионисий возбудил народ против татар. Нижегородская чернь накинулась на посольство. Сам посол, мужественно защищаясь, выстрелил в епископа, но Дионисия спасло широкое облачение — стрела просто пробила платье. Все татары были умерщвлены самым жестоким образом: их, раздев донага, выпускали на лед Волги и травили собаками.
Мамай, придя от этого в негодование, послал на город ушедшего с волжского левобережья царевича Арапшаха. (Видимо, у Тохтамыша, стоявшего на левом берегу Волги, тоже не все обстояло благополучно, и не все его поддерживали, раз Арапшах решил сменить службу хану на службу темнику Мамаю.) Суздальские князья были застигнуты врасплох, и на реке Пьяне (любопытно, что многие суздальцы действительно были тогда пьяны) их войска оказались вырублены воинами Арапшаха. После этого был взят Нижний Новгород и там учинена резня. Думается, что епископ Дионисий просто пожертвовал вверенной ему паствой в угоду своему честолюбию.
Затем Мамай двинул войска дальше, чтобы окончательно подавить русских, но на реке Ворскле московские войска одержали полную победу над мурзой Бегичем, командовавшим войсками Мамая. В открытом бою московская рать сломила сопротивление татар и показала, что она по боеспособности не уступает татарской.
После всего происшедшего столкновение русских с Мамаем стало неизбежным. Понимая это, князь Дмитрий вынужден был использовать общерусский авторитет Сергия Радонежского. Преподобный благословил эту войну, и потому все православные сочли своим долгом восстать на защиту Русской земли от басурман и латинян. Русские войска двинулись навстречу Мамаю.
Общее количество русских ратников, собравшихся под знаменами Дмитрия Московского, исчислялось 150 тысячами человек. Это войско состояло из княжеских конных и пеших дружин, а также ополчения, вооруженного копьями, рогатинами и топорами. Конница (около 20 тысяч дружинников) была сформирована из крещеных татар, перебежавших литовцев и обученных бою в татарском конном строю русских. В войсках Мамая была генуэзская пехота, а также аланы (осетины), касоги (черкесы) и половцы, мобилизованные на генуэзские деньги. Общая численность войск грозного темника составляла приблизительно 200 тысяч человек.
И у Мамая, и у русских имелись союзники. На помощь темнику двигался литовский князь Ягайло. А союзником Дмитрия Ивановича, естественно, выступал поддерживаемый Москвой хан Тохтамыш. Поскольку Тохтамыш с войском из сибирских татар двигался к Сараю, Мамай задумал вначале разбить Дмитрия, предварительно соединившись с войсками Ягайлы. В противовес этому князь Дмитрий принял решение выйти навстречу Мамаю и не дать ему соединиться с литовцами.
Встреча войск Дмитрия и Мамая произошла в месте впадения в Дон речки Непрядвы. Ночью русские форсировали Дон и тем самым отрезали себе все пути к отступлению: им оставалось либо победить, либо умереть. Вся русская пехота была расположена глубокими цепями, чтобы каждый ратник чувствовал за своей спиной товарища, а вперед был выдвинут конный отряд. Русские прибегли и к типично татарскому приему: десятитысячный засадный полк конницы был спрятан за небольшой рощей.
Наутро татары пошли в атаку. Передовой полк русских был смят и вскоре целиком уничтожен. Татары на полном скаку врезались в густые цепи москвичей, выставивших копья. Татарские кони перемахивали через копья, татары кривыми саблями рубили направо и налево, и, как пишет летописец, «москвичи, яко не привычные к бою, побежаху». Казалось, что битва уже проиграна. Правда, отдельные смельчаки становились спинами друг к другу, выставляли копья (это называлось «ежики») и отбивались, но татары, не сходясь вплотную, расстреливали их из длинных луков. Близился полный разгром русской рати. И в этот момент развернутой лавой пошел засадный полк — 10 тысяч свежих бойцов, которые с ходу ударили по уже потерявшей строй татарской коннице. Удар засадного полка вызвал панику в рядах врага; татары обратились в бегство, и на протяжении 20 верст русские преследовали их и рубили, не давая пощады никому.
Победа была одержана, но потери русских оказались очень велики: из 150 тысяч человек в строю оставалось 30 тысяч, 120 тысяч погибло или было ранено. Однако жертвы эти были не напрасны. Этническое значение происшедшего в 1380 г. на Куликовом поле оказалось колоссальным. Суздальцы, владимирцы, ростовцы, псковичи пошли сражаться на Куликово поле как представители своих княжеств, но вернулись оттуда русскими, хотя и живущими в разных городах. И потому в этнической истории нашей страны Куликовская битва считается тем событием, после которого новая этническая общность — Московская Русь — стала реальностью, фактом всемирно-исторического значения.
Никак не уменьшая героизма русских на Куликовом поле, заметим, что немаловажным для победы оказалось отсутствие в битве восьмидесятитысячного литовского войска. Ягайло опоздал к битве всего на один дневной переход. И это было не случайно. Оказывается, Олег Рязанский, которого обвиняли в измене и предательстве, с пятитысячным отрядом сумел, искусно маневрируя, задержать литовцев. Когда же литовцы отогнали Олега, битва уже закончилась, И тогда воины Ягайлы напали на русские обозы и перерезали раненых.
Как видим, война приняла истребительный характер, что характерно для конфликтов на суперэтническом уровне. Если же учесть, что большинство в войске Ягайлы составляли русские из-под
