свиньи, и мы останавливались на них полюбоваться. Хавроньям было так хорошо, что мы чувствовали их блаженство и заряжались им. Если там не было хрюшек, то появлялись лягушки. Они медленно всплывали, зависая в воде, высунув мордочки и слегка подрагивая лапками. Некоторые ныряли и копошились на дне.
И другое интересное место встречалось по дороге к морю. Через быструю речушку был перекинут мостик, а около мостика — несколько заводей. В них кружилась мелкая рыбешка. Мы садились на мостик и смотрели на рыбок, сверкающих в солнечных бликах, и, погружаясь в этот процесс, забывали обо всем на свете, время исчезало.
Когда мы поворачивали к морю, то проходили ключевую точку маршрута — железную трубу, из которой под большим напором хлестала струя воды. Здесь местные армяне мыли машины, и это место было «клубом», где встречались настоящие мужики ущелья. Конечно, все они были в кепках «аэродром».
Рядом с трубой стоял распределитель электроэнергии для всего ущелья. При нем состоял пожилой армянин, который время от времени то поднимал ручку рубильника вверх, то опускал вниз и иногда чего-то подкручивал. «Оператор» рубильника был одним из самых уважаемых людей ущелья, и его слово много значило в местных разборках. Странно, что ни полная, дородная яркая Тамара, ни я с такими интересными перепадами в фигуре, ни Рая — зрелая интересная женщина, ни Люся — стройное, эфирное создание не привлекали внимание этого армянина. Он замечал исключительно заморенную, зажатую Верочку с темными кругами под глазами, с иссиня-черными всклокоченными волосами. Хотя Верочка очень симпатичная, но в тот момент она выглядела безнадежно больной. Но каждый раз, когда мы шли на пляж, уважаемый армянин показывал на нее толстым волосатым пальцем: «Ва-а, какой дэвочка!» Отдых проходил здорово, пока в один прекрасный момент хозяйка не сказала, что Верочке плохо. Я побежала в комнату. Верочка выгнулась на кровати, хрипела и, вся дрожа, мелко сучила ногами. Мы с Тамарой автоматически начали выводить ее привычными методами: размахивать руками, направляя энергетические потоки, пока не пришла Люся и не спела «Солнце любви». Все радостно подхватили спасительную песню. Верочка облилась потом, выпрямилась и часа на полтора заснула. Потом опять закричала, мотивируя тем, что ей кто-то мерещится за окном. Мы в ответ бодро затянули «Солнце любви». Можно сказать, что мы отбили первую попытку Верочки вернуть нас к игре в захватывающий фильм ужасов.
Прошло четыре дня, и я с Раей и Витей пошла за грибами в горы. Мы проходили по глубокому ущелью через бурелом: когда-то сошел сель, поломал деревья, и они засохли. В разные стороны торчали острые, как пики, шипы обломанных веток. Все это перемежалось огромными валунами. Создавалось впечатление сказочной нереальности окружающего пейзажа. И тут Раечка сказала:
— Чего-то давно не было ничего такого, на нас никто не наезжал.
Рая моментально обрезала себе ногу острым сучком, а я сразу огласила ущелье «Солнцем любви».
До конца отдыха Верочка чувствовала себя хорошо, никто нас не беспокоил. Иногда ее подташнивало, но зато у Верочки наладилась работа кишечника, она стала есть нормально. Этого Верочка не знала много лет.
Ближе к вечеру мы совершали прогулки вдоль моря. Обыкновенно первой шла Верочка, потом метрах в тридцати я, и на таком же расстоянии друг от друга все остальные. Создавалась иллюзия, что я — наедине со всей природой. Я шла по самой кромке воды, чувствуя под ногами мягкий песок, подбирала необычные камни, обломки стеклышек и деревяшек, интересно обточенные морем, и про себя напевала «Солнце любви». Я была абсолютно уверена, что все остальные пели этот гимн.
Когда я приехала в Москву, то с радостью отметила, что кошмары прекратились. Все вернулось на круги своя. Я поняла, что больше на такую удочку не попадусь.
ЗАГАДКА ДЛЯ ЭСКУЛАПОВ
Несколько лет назад во время диагностического обследования, в моем, теоретически здоровом, организме было обнаружено чужеродное новообразование. Я стараюсь не зацикливаться на своих болячках и недомоганиях, если от них можно избавиться с помощью простеньких медикаментов. Но тут я стала проявлять изрядное беспокойство — прогнозы врачей оптимизма не добавляли.
Потом я родила ребенка, и нервозность усилилась. После родов опухоль стала доставлять неудобства и болезненные ощущения. Анальгин, солпадеин, шипучий эффералган УПСА вкупе с витамином C не стали панацеей от моего недуга. Врачи предельно ясно и честно обрисовали мне трагическую перспективу, если процесс не остановить вовремя. Они видели единственный выход из создавшегося положения — хирургическое вмешательство. Впрочем, у меня оставался выбор только между скальпелем и лазером. Оба варианта внушали тихую панику.
Припомнив, что знакома с Симороном, я не спешила отдавать себя в руки хирургов. Недавние удачи в применении Симорона ободрили меня настолько, что я решила исцелить себя сама(.
Я поблагодарила врача, от которого впервые узнала о наличии опухоли. Затем тщательно проанализировала отрезок времени перед появлением первых симптомов заболевания. Исследование привело меня к корневому событию.
В одиннадцатилетнем возрасте я обожала поесть и была пухленькой коротышкой, этаким колобком. Я чрезвычайно переживала из-за полноты и страстно мечтала похудеть, а когда учитель физкультуры объявил набор в секцию легкой атлетики, не раздумывая записалась туда. Занятия спортом меня мало привлекали, но красота требовала жертв. Забросив любимую изостудию, я заставила себя накачивать мышцы, подавляя естественное желание вкусно поесть. Спортивной звездой я не стала, зато за шесть лет приобрела стойкое отвращение к легкой атлетике.
Желанная стройность фигуры была достигнута слишком дорогой ценой. Жертвы оказались напрасными — я и так похудела бы с возрастом, без изнуряющих тренировок и строгой диеты. Я поняла, что и сейчас действую по старому сценарию — пытаюсь подавить болячку, избавиться от нее насильственным способом. В детстве я обожала жареную картошечку, с румяной хрустящей корочкой. Она стала запретным плодом в период борьбы с жировыми отложениями. И я выбрала имя: «Я та, которая лопает жареную картошечку»(.
Проделав эту работу, я испытала громадное облегчение и поняла, что освободилась от копившегося годами внутреннего напряжения. В течение десяти дней я неоднократно размышляла о причине заболевания и добросовестно пропечатывала имя. Когда я пришла на очередную диагностику, врач заинтриговал меня вопросом: «А что искать-то?» Я показала результат старого обследования. Озадаченный эскулап молвил: «Вы после операции?» Я замотала головой и отрицательно промычала. В следующем вопросе врача сквозило неподдельное удивление пополам с ехидством: «Само что ли рассосалось?» Схватив результаты, я рванула из кабинета, дабы избежать расспросов, которые явно читались на лицах медперсонала, наблюдавшего эту сцену.
Немного придти в себя и обдумать ситуацию я смогла, лишь плюхнувшись на скамеечку в больничном сквере и затянувшись сигаретой. Скорое исцеление свалилось на меня нежданно-негаданно. В глубине души я допускала, что врач мог ошибиться, и пошла на повторное обследование к другому врачу. Результат был таким же. Новообразование, несколько лет угнетавшее меня и лишавшее покоя, исчезло. Я даже испугалась за собственный рассудок, который мог запросто помутиться от радости. Язык мой постоянно чешется рассказать друзьям о чудесах исцеления, но остатки здравого смысла вешают замок на мои болтливые уста.
ЗЛАТОВЛАСАЯ КУКОЛКА
Из одного южного города позвонил мой давний приятель и одноклассник Серега. Он рассказал, что у его трехлетней дочки Катюхи катастрофически быстро ухудшается слух. Врачи поставили диагноз — двусторонний неврит слухового нерва. Заболевание тяжелое, никакие лекарства и процедуры не помогали,
