«Не уходи!» — взглядом попросила ее Катя. Но Карина, улыбнувшись ей краем рта, безропотно покинула зал.
— Еще буквально пятнадцать минут, Катенька… — извиняющимся тоном сказал Селгарин.
— Я есть хочу! — капризно заявила Катя. — И вы так мне ничего и не объяснили. Что мне надо будет делать?
— Что обычно делают фотомодели? — пожал плечами Селгарин. — Вас зовут, выходите, улыбаетесь, позируете и уходите. А насчет еды… Подождите еще час-другой. После праздника будет фуршет. Сейчас не до еды — вот-вот начнется…
— Что начнется?
Селгарин дернул плечом и снова посмотрел в окно, на багровое небо.
«А он волнуется», — отметила Катя.
— Кого мы ждем? — спросила она.
— Моего дальнего родственника. Очень важного человека.
— Того, от которого зависит мое будущее?
— Именно.
— Эдуард Георгиевич, так же нельзя! — воскликнула Катя. — Я сижу тут голодная, ничего не знаю… Кто он? Продюсер?
— Он — потрясающий человек! — с мягкой улыбкой сказал Селгарин. — Такие рождаются раз в тысячелетие…
Селгарин внезапно замолчал. Катя поняла, что он прислушивается. Катя ничего особого не услышала, но Селгарин широко улыбнулся.
— Он приехал, Катенька. Всё. Больше никаких вопросов. Я вас очень прошу. Мой друг этого не любит.
Снаружи раздались шаги, тяжелая дверь распахнулась. В зал вошел невысокий человек средних лет с коротко стриженными белыми волосами. Одет он был просто — черные джинсы, серый джемпер. Взгляд светлых, чуть раскосых глаз был холоден и внимателен. Он быстро оглядел зал, Катю, Селгарина — словно просканировал.
Селгарин порхнул ему навстречу и заговорил на незнакомом языке.
И тут Катя узнала беловолосого. По ее обнаженной спине побежали мурашки: именно он снился ей прошедшей ночью.
— Ди, ты элегантен, как всегда, — беловолосый одобрительно похлопал Селгарина по плечу. — Извини, что опоздал. Стоял в пробке на Большом. А это и есть твоя потрясающая девица?
— Тебе нравится? — с волнением в голосе спросил Селгарин.
Беловолосый пронзил Катю своими ледяными глазами.
— Да, — произнес он после паузы. — Она мне нравится. Спасибо, друг, угодил.
Селгарин вздохнул с облегчением, заулыбался.
А вот Кате улыбаться не хотелось. Беловолосый пробудил в ней подозрения, которые рассеяла было Карина. «Человек, от которого зависит всё ее будущее», показался Кате неприятным, более того — опасным.
«Ни за какие коврижки не стану на него работать, — подумала она. — Выступлю — и сразу уеду к Лейке. Потеряю работу у Сережкиного папаши, из мансарды меня выставят… Ну и пусть. В милицию пусть тоже вызывают. Чего я вообще испугалась? Никто мне ничего не сделает! (В этот момент она даже забыла, что именно ее дважды пытались выкрасть.) В конце концов, я никого не убивала. Расскажу всё про Карлссона — всё равно он мертв, хуже ему не будет. Сниму комнату, на курсы пойду, найду работу… Может, у Карины — фотомоделью…»
За барочной дверью раздалась музыкальная трель.
— Пора! — спохватился Селгарин. — Как только раскроются двери — идите!
Беловолосый обернулся к Кате и по-волчьи улыбнулся. Зубы у него были такие же мелкие и острые, как у Селгарина. И сходство между ними было явное. Ах да, они же родственники…
— Дай мне руку, девица.
Катя беспомощно оглянулась на Селгарина. Тот протянул ей букет и ободряюще улыбнулся. Беловолосый крепко взял Катю за руку. Тепла в этой руке было не больше, чем в наручниках.
— Но я даже сценария не знаю… — пробормотала Катя.
— Просто молчи, — сказал беловолосый, стиснув ее руку. — Молчи и делай то, что тебе велят.
За дверями заиграла музыка, и обе створки медленно распахнулись.
Катя запнулась на пороге. Такого она увидеть не ожидала. Дальние стены зала расплывались в дымке. Пахло можжевельником и лесным костром. Все окна были открыты, и мутный воздух казался кровавым в лучах заходящего солнца. В дальнем конце зала мигал огонек. Кто-то негромко наигрывал на флейте. Катя не увидела музыканта и решила, что это запись. В багровом тумане виднелось что-то темное, вроде арки.
Сперва Кате показалось, что зал пуст. Но когда беловолосый ввел ее внутрь, она поняла, что ошибалась. Люди стояли вдоль стен. Кресел или стульев в зале не было. При появлении Кати и беловолосого присутствующие не стали приветствовать их, как обычно приветствуют главных персонажей представления: ни хлопков, ни возгласов, лишь приглушенное «ах» — словно они все вздохнули одновременно. Почти все присутствующие были молоды, кое-кто показался Кате знакомым. Она увидела Итлинн. Та, не отрываясь, смотрела на беловолосого. Все смотрели только на него — Кати словно не существовало. И как смотрели! Восторженно, со слезами на глазах, кто-то всхлипнул…
Беловолосый хмырь держался непринужденно и высокомерно — как рок-звезда.
Нет, Катя ошиблась. Четверо из присутствующих не взирали на беловолосого, будто на икону. Три молодца в форме секьюрити. И Карина. Она смотрела на Катю. Кате показалось, что Карина плачет. Или это — от дыма?
Селгарин, как призрак, бесшумно появился из дымки, вскинул руку. Внимание зрителей немедленно переключилось на его.
— Приветствую вас, Дети Ши! — провозгласил он. Толпа ответила замирающим стоном и дружно согнулась в низком поклоне.
Катя снова споткнулась.
— Дети Ши! — прошептала она.
— Что? — спросил ее спутник.
— Это Дети Ши!
— Да, — согласился беловолосый. — Что тебя смущает?
— Но почему они вам поклоняются?
— Кому же им еще поклоняться? — удивился беловолосый. — Мы ведь и есть Ши.
Катя остановилась и сердито посмотрела в лицо спутника.
— Это не модельное шоу! — прошипела она. — Вы меня обманули! Отпустите меня немедленно! Я не желаю в этом…
Беловолосый с такой силой сжал Катину руку, что она вскрикнула.
— Замолчи, — негромко произнес он, глядя на Катю страшными белесыми глазами.
Катя испугалась. Она вдруг поняла, что этот человек способен сделать с ней всё что угодно, даже убить.
— Сюда, сюда, — сбоку возник Селгарин. — Проходите здесь… между огнями… чтобы на девушку не падала ничья тень…
Беловолосый вывел Катю на середину зала. Несмотря на разъедающий глаза дым, теперь можно было разглядеть и жаровни с тлеющими углями, и хрупкую, оплетенную плющом арку, и чашу из красноватого металла на полу перед зелеными воротами. За воротами Катя разглядела некое подобие зимнего сада. Оттуда доносилось журчание. Фонтан?
Селгарин махнул рукой, и музыка смолкла. Тишина нарушалась только потрескиванием углей в жаровнях, плеском воды и взволнованным дыханием публики.
— Дети мои! — заговорил Селгарин звучным высоким голосом. — Сегодня для всех нас знаменательный день — единственный день в году, когда мы взываем к силам, доступным только Ши, и
