До конца пятого чаккера оставалось меньше пятнадцати секунд. Гурьев увидел, как Рэйчел, столкнувшись с кем-то из команды противника, упала. И услышал крик. Сначала крик Рэйчел, оборвавшийся так страшно, а потом – истошный крик Тэдди:
- Рэ-э-э-эйче-э-э-эл!!!
Гурьев взвился, будто им выстрелили из пушки, и ринулся туда, где лежала Рэйчел. Как она плохо лежит, пронеслось у него в голове. Как поломанная кукла. Да что же это такое?!
Осоргин, молодчина, отреагировал мгновенно. Судья ещё бестолково махал руками, а 'Ягуар', надрывно завывая мотором, уже мчался по полю навстречу Гурьеву, туда, где лежала Рэйчел. Я тебя люблю, капитан, успел подумать Гурьев, падая перед телом Рэйчел на колени за несколько секунд до того, как 'Ягуар' с заносом остановился рядом, подняв фонтаны перемешанной с дёрном земли.
Лондон. Май 1934 г .
Тэдди, вцепившись в Гурьева и до крови искусав себе губы, не отрываясь, смотрел на двери, за которыми скрылась каталка с телом сестры.
Наконец, появился врач. Тэдди вскочил, потянув Гурьева за собой:
- Доктор?!.
- Доктор Хадсон, – начал врач, значительно посмотрев на них и пожав руку сначала мальчику, потом Гурьеву. – Я ничего не могу определённого пока сказать. Это…
Гурьев задержал руку врача в своей:
- Снимки. Когда будут готовы рентгеновские снимки?
И врач, и мальчик, вздрогнув почти одновременно, посмотрели на Гурьева. На его каменное лицо. Врач, высвободив руку, поправил галстук, покрутил шеей, поёжился. Он многое повидал за свою профессиональную жизнь, прошёл войну. Вот только такого голоса ему никогда слышать не доводилось. Такой голос, наверное, мог бы быть у дредноута, если бы дредноут мог говорить, подумал врач. Пушками. Всеми четырьмя башнями сразу.
- Я думаю…
- Не думайте, доктор Хадсон. Просто скажите, когда.
- Через час.
- Если через десять минут я не увижу снимков, доктор Хадсон, вы будете жалеть об этом всю оставшуюся жизнь, – улыбнулся Гурьев. – И не только вы.
- Я…
- Поторопите техников, сэр.
Доктор кивнул и попятился. И скрылся за дверями, видимо, сочтя за благо не вступать в дискуссию с главным артиллерийским калибром дредноута.
- Джейк…
- Мы её вытащим, Тэдди, – тихо проговорил Гурьев. – Если она… Мы её вытащим, малыш.
И он прижал к себе мальчика так, что сделал ему больно. Но Тэдди даже и не думал жаловаться.
Врач появился даже раньше, чем через десять минут, держа на вытянутой руке ещё мокрые плёнки рентгеновских снимков. Гурьев, отпустив мальчика, буквально вырвал у врача снимки и шагнул к окну. Прилепив плёнки на стекло, он стал пристально вглядываться в них.
- Простите, сэр… вы… вы медик?
Гурьев не удостоил его ответом, продолжая рассматривать изображение. Увидев всё, что хотел, повернулся к врачу и воткнул в него такой взгляд, от которого доктор Хадсон едва не упал:
- Это, – он досадливо поморщился, громко – словно выстрелил – щёлкнул пальцами, вспоминая нужное слово… Вспомнил, кивнул: – Грыжа в верхнем грудном отделе. Сложное боковое смещение. Ещё вопросы?!
- Э-э-э…
- Она в сознании?
- Э-э…
- Хватит блеять, доктор, – Гурьев опять улыбнулся. – Реакции в конечностях?
Я не знаю, кто это, в ужасе подумал врач. Я только знаю, что ни этого человека, ни, тем более, эту улыбку, я не хочу видеть больше никогда в своей жизни, потому что одного раза мне достаточно… Он шумно сглотнул слюну и хрипло сказал:
- Нет. Она без сознания. Графиня непременно придёт в себя через некоторое время, но… Она парализована от груди и…
Тэдди вскрикнул. Гурьев сжал его ладонь и – опять улыбнулся:
- Идём, Тэдди.
- Послушайте…
- Доктор Хадсон, – улыбка Гурьева сделалась такой, что кишечник врача громко и отчётливо взбунтовался против своего хозяина.
Врач отскочил в сторону, а Гурьев, буквально таща за собой мальчика, влетел в коридор.
Они вошли в палату – вдвоём. Рэйчел лежала на спине. Голова её была чуть запрокинута, а глаза сквозь едва приоткрытые веки невидяще глядели в потолок. Мальчик рванулся было к сестре, но Гурьев силой удержал его. И позвал тихо:
- Рэйчел. Ты слышишь меня? Опусти веки два раза, если слышишь.
Ничего не произошло – лицо Рэйчел оставалось неподвижным. Тэдди уткнулся головой в живот Гурьеву и затрясся в беззвучном плаче.
- Тэдди, – сказал Гурьев. – Тэдди.
Мальчик замер.
- Тэдди, – ещё раз повторил Гурьев. – Ты ведь доверяешь мне, правда?
Мальчик кивнул несколько раз, не в силах произнести ни слова.
- Ну, вот. Тогда я справлюсь. Подожди меня в коридоре, ладно? Что бы ни случилось – ничего не бойся. Слышишь?
Мальчик снова кивнул и, с трудом отцепившись от Гурьева, шагнул к двери. Закрыв её за мальчиком, он повернулся к Рэйчел.
Сорвав с себя галстук и расстегнув рубашку, Гурьев снял со своей шеи амулет Пелагеи и склонился над Рэйчел. Если бы его спросили сейчас, что и зачем он делает, Гурьев вряд ли сумел бы дать вразумительный ответ. Он просто совершенно точно знал, что следует делать. Почему – не знал. Камень опять был горячим, почти обжигая его ладонь. Да что же это такое, подумал Гурьев. Господи, что же это такое?!
Откинув одеяло, он положил амулет на грудь Рэйчел в области солнечного сплетения и накрыл камень ладонью. Полюшка, взмолился он. Господи. Она должна остаться здесь, со мной. Обязана. Никто не смеет отнять её у меня. Никто, никому не дано. Рэйчел. Девочка моя, проснись. Пожалуйста. Пожалуйста, Господи, ну, пожалуйста!
Гурьев открыл глаза – и встретился взглядом с Рэйчел. Жива, подумал он. Жива. Всё остальное – неважно.
- Рэйчел, – Гурьев выпрямился. – Рэйчел. Ты слышишь меня?
- Это конец, – тихо проговорила Рэйчел, снова устремляя взгляд в потолок. – Всё кончено, Джейк. Я ничего не чувствую. Совсем ничего.
Смерть есть, подумал Гурьев. Конечно, смерть есть. Я знаю. Я это знаю, моя девочка. Но сегодня – не её день. Вот совершенно.
- Слушай меня внимательно, Рэйчел, – он снова наклонился так, чтобы она видела его. – Слушай меня внимательно, девочка моя. У тебя есть один шанс из тысячи. Если ты разрешишь мне, я рискну.
- Что?!
- Я не стану тебе объяснять сейчас. Это неважно, и у нас нет ни одной лишней минуты. Если ты
