Роальд Даль
Джеки, Клод и мистер Фиси
Этот день обещал быть особенным, и поэтому мы оба проснулись рано. Я отправился на кухню бриться, а Клод быстро оделся и вышел из дома, чтобы позаботиться о соломе. Из окна кухни было видно, как солнце поднимается из-за деревьев, растущих на вершине горного хребта на противоположном конце долины.
Каждый раз, когда Клод проходил мимо окна с охапкой соломы, я глядел на него поверх зеркала и видел напряженную гримасу запыхавшегося человека, большую конусообразную, клонящуюся вперед голову и изрезанный глубокими складками лоб. Подобное выражение лица я видел у него лишь раз — в тот вечер, когда он делал предложение Клариссе. Но сегодня он был взволнован до такой степени, что даже расхаживал как-то странно, ступая чересчур мягко, будто бетон вокруг заправочной станции слишком горячий для его босых ступней. Одну за другой он укладывал в заднюю часть автофургона охапки соломы, устраивая удобное местечко для Джеки.
Затем Клод пришел на кухню, и я смотрел, как он ставит на плиту котелок и начинает в нем помешивать. У него была длинная металлическая ложка, которой он непрерывно помешивал, пока жидкость собиралась закипать. Чуть ли не каждые полминуты он наклонялся и совал нос в противный, сладковатый парок, поднимавшийся над котелком, где варилась конина. Вот он принялся опускать в котел приправу — три очищенные луковицы, несколько молодых морковок, горсть жгучих крапивных макушек, ложечку мясного соуса, двенадцать капель масла тресковой печени… И все это делалось очень нежно, кончиками больших и толстых пальцев, будто имеющих дело с венецианским стеклом. Взяв из холодильника немного фарша из конины, он отмерил одну порцию в миску Джеки и три порции в другую, и как только суп был готов, поделил его между обеими собаками, наливая поверх фарша.
Именно эту процедуру я наблюдал каждое утро в течение последних пяти месяцев, но никогда она не проделывалась столь напряженно и сосредоточенно. Полное молчание и не единого взгляда в мою сторону, а когда Клод повернулся и вышел за собаками, казалось, даже затылок и плечи говорят: «О Господи, пусть все обойдется — не допусти, чтобы именно сегодня я сделал что-то не так».
Я слышал, как он тихо разговаривает с собаками в закутке, надевая на них поводки. Оказавшись на кухне, псы запрыгали, натягивая ремни и стараясь поскорее добраться до завтрака; при этом они вставали на задние лапы и размахивали своими огромными хвостами как плетьми.
— Порядок, — произнес наконец Клод. — Говори, который?
Обычно по утрам он предлагал пари на пачку сигарет, но сегодня на карту ставилось слишком многое и я знал, что сейчас ему нужно еще чуть-чуть уверенности.
Он смотрел, как я обхожу двух прекрасных, высоких, с бархатистой шерстью псов, потом шагнул в сторону, держа поводки на вытянутой руке и давая мне лучший обзор.
— Джеки! — сказал я, применяя старый трюк, который никогда не срабатывал. — Эй, Джеки! — Две одинаковые, с одинаковым выражением морды повернулись, и на меня уставились четыре ярких, темно- желтых глаза. Было время, когда мне казалось, что у одного из псов глаза чуточку темнее, чем у другого. А еще было время, когда я считал, будто могу угадать Джеки по более впалой груди и более мускулистым ляжкам. Но я ошибался.
— Ну! — скомандовал Клод. Он надеялся, что именно сегодня я обязательно не угадаю.
— Вот этот. Это Джеки.
— Который?
— Тот, что слева.
— Ага! — вскричал он сияя. — Ты снова ошибся!
— Не думаю, что ошибся.
— Ошибся, да так, что дальше некуда. И послушай-ка, Гордон, я тебе кое-что скажу: все эти последние недели, каждое утро, когда ты пытался угадать его… знаешь что?
— Что?
— Я вел этому счет. И результат таков, что ты даже в
Этим он хотел сказать, что если даже я, видя их рядышком каждый день, не мог узнать Джеки, то какого же черта мы должны бояться мистера Фиси? Клод знал, что мистер Фиси славится умением распознавать двойников, но он знал и то, что невозможно определить разницу между собаками в том случае, когда ее просто нет.
Он поставил миски на пол, дав Джеки ту, где мяса было меньше, потому что Джеки сегодня побежит. Отступив, он наблюдал, как они едят — на его лицо вновь легла тень озабоченности, большие, светлые глаза смотрели на Джеки тем восторженным тающим взглядом, ранее достававшимся только Клариссе.
— Знаешь, Гордон, — произнес он. — Ведь я всегда тебе говорил: за последнюю сотню лет попадались какие угодно двойники — хорошие и плохие, но за всю историю собачьих бегов такого никогда не было.
— Надеюсь, ты прав, — ответил я, уносясь воспоминаниями в прошлое, в тот морозный предрождественский вечер, четыре месяца назад, когда Клод попросил на время фургон и, не говоря, куда едет, отправился в сторону Эйлсбери. Я предположил, что он поехал повидать Клариссу, но он возвратился в тот же день и привез с собой этого пса, сказав, что приобрел его у одного человека за тридцать пять шиллингов.
— Он что, быстро бегает? — спросил я, когда Клод глядел на пса, держа его на поводке; мы стояли снаружи, рядом с насосами, а вокруг падали снежинки, оседая на спину собаке. У фургона все еще работал двигатель.
— Быстро? — произнес Клод. — Да это же самый медлительный пес, которого я когда-либо встречал!
— Тогда зачем было его покупать?
— Ну, — буркнул он, состроив хитрую и загадочную мину на грубоватом лице, — сдается мне, что этот пес, пожалуй, немножко похож на Джеки. Как ты думаешь?
— Вроде бы похож, в самом деле…
Он отдал мне поводок, и я повел нового пса в дом обсыхать, а Клод, обогнув дом, зашел в сарай за своим любимцем. Когда он вернулся и мы в первый раз поставили их рядом, то, помню, он отступил и выпалил «Господи Иисусе!», замерев, будто увидел призрак. Дальше он действовал быстро и спокойно — опустился на колени и принялся сравнивать собак, осторожно и методично. С каждой секундой в нем нарастало волнение, и казалось, что в комнате от этого становится все теплее и теплее. Он продолжал осмотр долго и молчаливо и при этом сличил по масти вес пальцы на лапах, включая рудиментарные, а таковых у каждой собаки — восемнадцать. Наконец он поднялся.
— Послушай, прогуляй-ка их несколько раз туда-сюда по комнате, ладно? — И Клод простоял пять —шесть минут, прислонившись к плите, и наблюдал за собаками, склонив голову набок, покусывая губы и хмурясь. Потом, будто не веря собственным глазам, опять опустился на колени — проверить еще раз, но во время осмотра вдруг вскочил и уставился на меня. Лицо у него напряженно застыло, а вокруг глаз и носа кожа странно побелела.
— Ну ладно, — произнес он чуть дрогнувшим голосом. — Знаешь, что? Порядок. Мы разбогатели…
А потом начались долгие тайные совещания на кухне. План был разработан во всех деталях, и мы выбрали наиболее подходящий беговой трек. Каждую вторую субботу (такое случалось восемь раз) мы, невзирая на потерю дневной клиентуры, закрывали мою заправочную станцию и везли двойника в Оксфорд. Там на поле, неподалеку от Хеддингтона, находился небольшой паршивенький трек — ничего
