Крис, демонстрируя обычные для оператора «любовь» и «уважение» к режиссеру.
— А кто такая Свинарка? — вмешалась Паула.
Поддавшись накануне гастрономическим искушениям прекрасной Франции и не имея столь луженого желудка, как остальные члены съемочной группы, она благоразумно провела весь день в постели и поэтому была не в курсе последних новостей.
— Свинарка, — со знанием дела принялся объяснять Джонатан, — молоденькая студентка-зоолог, изучающая жизнь диких кабанов Камарга. Она отлавливает их, вешает им радиофицированные ошейники, а потом разъезжает в своем фургоне по всей округе, составляя маршруты их передвижения. А мы будем все это снимать.
— А почему бы ей не поработать днем, когда москитов нет? — с надеждой спросил Брайан.
— Днем свиньи не бегают, — сказал Джонатан, — днем они отдыхают. Я прав, Британникус?
— Абсолютно, — подтвердил Британникус. — Большей частью Sus scrofa* кормится ночью, особенно в тех местах, где днем на него охотятся. А сейчас охота на них объявлена практически повсеместно.
— Бедные свинки, — пожалела Ли. — Чем же они провинились?
— Начнем с того, что своей привычкой подрывать корни растений они наносят огромный ущерб урожаю. К тому же, если корма будет много, они могут дать за год два помета, каждый до шести поросят. Вот фермеры и решили держать под контролем их численность, — пояснил Британникус.
— Не следует забывать и то, что мясо кабана — деликатес, — вставил я.
— Совершенно верно, — подмигнув, сказал Британникус. — Я уверен, что в некоторых местах Камарга вредоносность кабанов сильно преувеличена из-за желания поохотиться на них.
Поздним вечером мы отправились встречать Свинарку. Между полями розовато-лиловой лаванды, издали напоминающей стелющийся на высоте двух футов от земли бледный дымок, бежали ровные, словно вычерченные по линейке, белые от соляной корки проселочные дороги. Местами попадались группы диких олив — невысоких ветвистых деревьев с серебристо-зелеными листьями. Молодые деревья казались такими плотными и кудрявыми, словно кто-то сделал им новомодную стрижку. Чем дальше мы ехали, тем гуще становились оливковые заросли; наконец мы прибыли на белый, сверкающий посреди чащи перекресток. Голубое небо было слегка позолочено, а неподвижные, бледные, чуть заметные перистые облачка окрашивались гаснущим закатом в золотой, а потом в розовый цвета. Остановив машины, мы стали поджидать Свинарку. Вскоре появилась и она, подпрыгивая на ухабах в своем крошечном, разбитом фургончике с длинной, торчащей из крыши антенной, изгибающейся и трепещущей, словно удочка с пойманной рыбой. Заглушив мотор и выйдя из машины, Свинарка направилась к нам. Не знаю почему, но прозвище Свинарка вызывало в моем воображении сцены из рассказов-ужасов о полуженщине-полусвинье, с громадными клыками, свиным рылом, капающей изо рта слюной и гнусными привычками, вроде поедания собственного потомства. Поэтому я испытал чувство облегчения при виде стройной интересной молодой особы, нисколько не похожей на малопривлекательных представителей семейства Suidae*. Девушку звали Мариза, и пока Джонатан объяснял, что ей предстоит сделать, она рассматривала нас ясными, смеющимися глазами. Возможно, мы показались ей немного странными, но она и виду не подала, а с радостью предложила свои услуги чудаковатым англичанам. Вначале Джонатан попросил ее прокатиться по лесу в своем фургончике с раскачивающейся во все стороны антенной, имитируя ночную езду по следу кабанов. Эти кадры пришлось снимать до захода солнца, но после специальной обработки пленки в лаборатории все выглядело так, как если бы снималось ночью. Когда эпизод был завершен, стало почти темно.
И тут, словно повинуясь какому-то тайному сигналу, появились москиты и плотной стеной облепили нас со всех сторон. Я всегда утверждал, что по количеству москитов ни одно место на Земле не может сравниться с долиной Гран-Чако в местечке Мату-Гросу. Но после того, что нам пришлось испытать в Камарге, я не уверен, что безоговорочно отдам пальму первенства Парагваю. Стоило вам включить карманный фонарик, и вы уже не видели ничего за сплошной живой москитной массой. Дышать можно было только носом, иначе через секунду легкие ваши были бы полны москитов. Руки, лицо и шея были покрыты толстым черным слоем насекомых. Москиты проникали в волосы и вгрызались в кожу головы; остальные части тела обгладывались прямо через тонкую летнюю одежду. Не прошло и минуты, а Брайан уже вертелся на одном месте, как дервиш, хлопая себя по всем местам и громко стеная. Хотя от него отчаянно несло противомоскитным средством, это не возымело должного эффекта. Напротив, резко пахнущий репеллент, вероятно, показался камаргским москитам чем-то вроде аперитива перед обильной кровавой трапезой. Мы с Ли понимали, что, если дорожим собственной жизнью, лучше не упоминать о том, что москиты нам, в общем-то, не особенно досаждали. Я, за время постоянных странствий, и Ли, благодаря двум годам, проведенным на Мадагаскаре, выработали шкуры, словно у носорогов. Поэтому хоть москиты и раздражали нас тем, что лезли то в глаза, то в нос, укусы их были почти безболезненны и даже не чесались. Но если, не дай бог, мы упомянули бы об этом вслух, нас сожрали бы с потрохами.
Пока остальные члены съемочной группы, ругаясь на чем свет стоит и колотя себя всюду, устанавливали аппаратуру для следующей сцены, мы с Ли и, по меньшей мере, двумя миллионами москитов, устроившись на заднем сидении фургончика, слушали, как Мариза рассказывала о своих исследованиях. Раньше, наблюдая за жизнью животных в естественных условиях, приходилось полагаться только на собственное зрение и способности следопыта. Теперь, с использованием радиослежения, результаты исследований стали более полными и точными. Маленький, встроенный в ошейник животного радиопередатчик посылает в эфир сигналы. Сигналы улавливаются радаром и подаются на экран.
Снимая показания с экрана и перенося их на карту местности, вы можете следить за перемещением животных, нисколько им не мешая и даже не приближаясь к ним. Чувствовалось, что Мариза просто обожала своих кабанов и говорила о них с таким увлечением, что совершенно не замечала москитов. Знаем ли мы, как разнообразен их стол? Кроме вегетарианской пищи — желудей, плодов бука, травы, составляющих большую часть их рациона, они с удовольствием угостятся «деликатесами» — падалью, гнездящимися в траве птицами, их яйцами и птенцами, ящерицами и змеями, насекомыми и крабами. Говорят, они даже большие знатоки по части ловли мышей. Во время гона, продолжала Мариза, хряки устраивают отчаянные поединки, часто сильно раня друг друга острыми как бритва клыками. Их излюбленный прием — удар соперника под лопатку; для защиты от клыков противника у самца кабана в этот период вырастает на плечах толстенный слой жира и мяса — что-то вроде железного панциря средневекового рыцаря. Незадолго до опороса самка кабана уединяется, отыскивает в зарослях тихое, укромное место, где строит уютное гнездо, иногда накрывая его сверху подобием крыши, и производит на свет поросят.
Тем временем установили прожекторы, осветив внутреннее устройство находящегося во власти москитов фургончика, и мы приготовились снимать Маризу за работой. Она вытащила карты, включила радарное устройство и стала медленно поворачивать удочку-антенну на крыше. Вскоре на экране радара появился сигнал — маленькая зеленая точка, потом другая, третья, четвертая… получилось целое светящееся созвездие. Все это отдавало каким-то колдовством: мы, сидя в фургончике на расстоянии целой мили от кабанов, могли следить за всеми передвижениями этих скрытных и осторожных животных, а они даже не подозревали о нашем существовании. Вконец искусанные, но довольные мы поблагодарили Маризу за помощь и, оставив ее продолжать работу, отправились в отель, предварительно договорившись наутро встретиться и посетить расставленные ею капканы.
Когда мы, проехав по белым, прямым, как стрела, дорогам, добрались до густых, темных, загадочных оливковых зарослей, небо на востоке начало постепенно светлеть, окрасившись в лимонно-желтый цвет. Слышалось пение птиц; темным пятном на фоне загорающегося неба выделялась стая спешащих на завтрак, в глубь болот, диких уток. Оставив машины и пройдя несколько сотен ярдов, мы вышли на поляну, где у Маризы была устроена западня — огромный ящик из железа, дерева и проволоки, набитый всевозможными кабаньими лакомствами. Ловушки необходимо было осматривать на рассвете, до восхода
