Химеры не спали. Ему довелось быть свидетелем многих интриг, убийств, самоубийств, оргий, необъяснимых превращений и неотразимо опасного колдовства. Ему случалось видеть тела уродливых, никем не узнанных жертв, трупы, плывущие в багровой полутьме по кровавым ручьям, сражения, которые велись при помощи стали, магии и еще чего-то, намного более стремительного, чем магия.
Бежать было некуда, даже если бы он захотел сделать это. Он был заперт в одном единственном ландшафте, где находился дворец Короля Жезлов и где Химеру так легко было отыскать. Довольно часто он встречал самого Короля и узнавал его в любом облике, даже самом странном. Тогда он ловил на себе внимательный взгляд Короля, если, конечно, в тот момент у хозяина были глаза. Постепенно Сенор, превращенный в Химеру, научился делать то, что от него ожидали, а сам, тем временем, ждал своего часа. Он не мог позволить себе ошибиться. На карту была поставлена его жизнь.
Временами химерическая часть его существа брала верх над человеческой, и тогда с ним происходили странные метаморфозы. Это было то, что называлось в Хаосе танцами Химер; возможность созерцать такие метаморфозы ценилась почти так же высоко, как мистическое влияние самого животного. Сущности были могущественны, но даже они не могли создать ничего похожего на танцы Химер или хотя бы сотворить искусную подделку. Потому что танцы невозможно было подделать – они были проявлением слепых сил Хаоса и еще одной силы, источником которой был Хозяин Иллюзий... Вероятно, только это и спасло Сенору жизнь. Химеры были священны и никто не рисковал ссориться с Хозяином Иллюзий. Никто, за исключением Валета Пантаклей, Красного Вдовца и Аравана из Долины Вечного Света. Они пошли на очень большой риск и Сенор понял это не сразу. Значит, Зеркальный Амулет стоил того.
Для герцога, потерявшего память, танцы Химер тоже были загадкой. Он не понимал того, что происходило с чужим телом; ему оставалось только наблюдать за этим без надежды когда-нибудь привыкнуть к собственной способности изменяться...
Но однажды с ним произошла странная история, получившая свое продолжение много позже. Впрочем, странной эта история показалась только ему одному.
Он лежал среди фосфоресцирующих стен, пахнувших сырым мясом, чувствуя, как подрагивает под ним чужая плоть. Огромная тварь перемещалась по Тени, неся в себе пристанище властелина Королевства Унн. Химера лениво чистила лапы, испачканные в крови и слизи, но ее мозг был занят совершенно другим. Герцог Йерд раздумывал над тем, как украсть Зеркальный Амулет.
А в это же время, но совсем в другом месте Валет Пантаклей пытался втолковать Магу, что Хозяин Иллюзий, создавая Химер, не случайно разделил их на самцов и самок. При этом Валет ничего не говорил и не делал никаких жестов, потому что у него не было рта и не было рук. Он был призрачной зарей в мире, навеки погруженном во тьму, а этот мир в свою очередь был одной из причуд Мага и одной из его теней. Там, среди вечной ночи, Маг занимался тем, что, догадываясь о роли подлинных властителей Тени, пытался сотворить абсолютное, окончательное зло. Вторжение Валета очень сильно мешало ему, но он не знал, что должен быть благодарен незванному гостю – тот спас его от встречи с самим Хозяином Смерти.
Когда Маг узнал от пролившихся на него лучей слабого света, что речь идет о единственной пойманной самке Химеры, которая была его личным существом, он был поражен наглостью Валета. И в то же время восхищен ею. Конечно, они оба рисковали навлечь на себя гнев создателя Химер, но события можно было повернуть так, что вся вина легла бы на Короля Жезлов. Это казалось Магу подозрительно большой удачей, однако он не нашел слабых мест в плане Валета.
...Спустя сто долгих дней по личному времени Сенора, Валет воплотился неподалеку от дворца повелителя масти Жезлов, имея в своих внутренностях самку Химеры.
Тело самца почуяло самку на огромном расстоянии и сразу же потянулось к ней. Сенор ощутил неприятное раздвоение – его мозг был холоден и чужд всему, к чему устремилась чужая плоть. Однако химерическая часть его существа была слишком сильна и он был вынужден уступить ей.
Она, эта часть, откуда-то знала, что самка приближается, плывя по кровавому ручью в одиночестве и испуге. Самцом Химеры овладела похоть. Его тело задрожало и древний меч, засевший где- то внутри невидимой иглой, вонзился во внутренности. Несмотря на боль, один глаз самца продолжал обшаривать багровый сумрак в ожидании появления самки, в то время, как другой застилала слепящая пелена.
Химера появилась из темного коридора вены и Сенор подумал, что не должен испытывать к ней ничего, кроме отвращения. Она действительно была ужасна по человеческим меркам, эта самка существа из Хаоса, со своими тремя головами на голых шеях, извивавшихся, как три черных блестящих червя, с телом, в котором соединялось несовместимое, мохнатыми передними лапами, шерсть на которых была покрыта свежей кровью, уродливо поставленными задними ногами, заканчивающимися копытами, и тонким хвостом с костяным наростом на самом конце, острым, как стилет.
Стальной ошейник с магическим замком и сияющим голубым кристаллом стягивал три шеи самки в тугой жгут и ограничивал движения ее голов, однако она не слишком страдала от этого. Сенор по собственному опыту знал, насколько зыбко осознает Химера количество своих голов. И еще он знал, что бесполезно пытаться понять свойства этой твари, казавшиеся ему безумными и дикими...
Самка выбралась на берег из кровавого ручья и отряхнулась, скрывшись на мгновение за частой сетью брызг. Это привело самца в еще большее упоение. И хотя Сенор видел все отвратительное в ней и мог долго перечислять причины, по которым должен был бы испытывать брезгливую дрожь, его химерическая половина предательски жаждала только одного – слияния с самкой. В то же время что-то подсказывало ему, что она ведет себя как-то странно. Злобный блеск ее глаз не вязался с похотливыми движениями тела, разбухшим выменем и быстрой игрой раздвоенных языков, торчавших из трех оскаленных пастей.
Эти языки касались шеи самца, а когти царапали относительно нежную кожу на боках; потом герцог поймал себя на том, что его языки и когти уже довольно давно делают то же самое с телом самки. Три черных червя обвили его, скользя по спине и животу и оставляя на них следы слизи и крови. Химера оказалась слишком близко, чтобы он мог теперь отчетливо видеть ее. Тонкий хвост хлестал его, как водяная струя, до тех пор, пока, наконец, оба существа Тени не соединились и какой-то шум не заглушил все остальные звуки.
Сенор вдруг осознал, что самка издает отчаянные протестующие крики, не слышные, однако, человеческому уху, и понял, что эта странная любовь была принудительной не только с его стороны. Тело рядом с ним полностью отвечало движениям его собственного тела, но в нем осталась какая-то мрачная подавленная сила, и он ощутил ее, как невысказанную угрозу и затаенную ядовитую злобу...
Сильнейшее возбуждение, не имевшее ничего общего с человеческим, переполняло тело самца. Сладострастие и отвращение были как два сильных, но мутных потока, перемешавшихся и слившихся в один; Сенор отказался от попыток что-либо разглядеть в нем. Он знал только о приближении какого-то совершенно незнакомого ему, всепоглощающего чувства, которое могло оказаться и удовольствием, хотя ничего не говорило об этом, кроме его памяти и старых человеческих привычек.
Он ждал этого последнего сомнительного удовольствия с противоестественным любопытством, с каким иногда заглядывают в бездну кошмара или смерти, заранее догадываясь о том, что там действительно ожидают кошмар и смерть...
Когда удовольствие, наконец, нахлынуло, оно опрокинуло его и, извратив самое себя, бросило в темную пульсирующую вселенную боли, из которой он вынырнул совершенно разбитым, не ощущая ничего, кроме опустошенности и обмякшего тела самки под собой.
Он медленно высвободился, облизывая раздвоенным языком ее черные шеи, словно старался напоследок умилостивить беспощадное божество, зная, впрочем, что все это напрасно. И он не ошибался.
Самка поднялась и шатаясь, направилась к ручью. Несмотря на слабость, она вызывала страх, который был еще более сильным от полного неведения Сенора. Он чувствовал себя так, словно на него обрушилась ярость абсолютно чуждого и потому неумолимого существа... Страх очень долго оставался с ним. Может быть, герцогу следовало тогда убить эту самку, но он не представлял себе, как это сделать.
Бросив в его сторону последний тяжелый взгляд, Химера погрузилась в теплые струи кровавого
