СУПЕРАНИМАЛ (Сборник)

Его семя… Да, его семя было в ней и, кажется, прорастет. Ублюдок выбрал верный момент, а она и не помышляла о предохранении. Какое там! Ведь даже сохранить разум стало проблемой.

Она перебирала в памяти все то, за что стоило цепляться, чтобы остаться прежней Барби – сексапильной куколкой, любящей позабавиться, но не более. И не находила спасительной нити. Рой отверг ее, а все остальные видели в ней лишь инструмент для достижения удовлетворения. Взять того же гаденыша Накату. Сколько раз она ловила на себе его сальный взгляд. Страдалец хренов! Если бы он подошел к ней и прямо сказал, чего хочет, может, она и согласилась бы. Что это – странная разновидность доброты? Или просто ей все безразлично?

Она не знала. И теперь уже незачем было копаться в прошлом. Выбор прост как дважды два: либо остаться с Локи (его имя ассоциировалось у нее с «эль локо» – безумным – и еще какой-то мрачной северной мифологией), спать с ним, вынашивать его детей, а затем вскармливать и растить их, создавая семью для этого чудовища, – либо ждать удобного момента и красиво умереть, пытаясь его зарезать. Но вряд ли она сможет сделать это, а через несколько суток забудет и свое намерение… Бежать бессмысленно – дальше Пещеры она никуда не денется.

И чем же плох первый вариант? Честно говоря, она не видела слабых мест, хотя и чувствовала себя дешевой шлюхой, подцепившей наконец что-то стоящее. Там, в Пещере, Барби говорила искренне. Рядом с супером она получит надежную защиту до конца своих дней. У нее не будет проблем ни с чем – разве что с удовлетворением громадного сексуального аппетита этого самца. Но и она ведь далеко не сосулька. Это так приятно, оглушительно и ни с чем не сравнимо…

Ее тело уже снова мечтало о нем, а душа в испуге шарахалась прочь. Наверное, это и называется «бунтующая плоть»…

И гаснут огни на баррикадах рассудка…

И темная истома принимает в свои объятия…

И ничего не ждешь и ни о чем не сожалеешь…

16. КЕША

Он перестал кричать, когда Бабай ушел, забрав с собою Барби. До этого дядя Рой покорно отвечал на вопросы чудовища, играя с ним в его жестокую игру. Ставкой в игре были дети, и Кеша уловил паническое чувство, охватившее Роя.

А еще раньше он сам оказалася за гранью паники. Мальчика непрерывно рвало криком, будто вместо воздуха наружу вылазил невидимый липкий червь, протаскивавший через его глотку сегменты пульсирующего страха. И Кеша ничего не мог с собой поделать.

Как только отступил ужас, у него подскочила температура. Дрожа от холода, он улегся прямо на каменном полу, свернувшись в позе зародыша. Он сделал это инстинктивно, будто бессознательно пытался удержать в животе остатки жизненной энергии. И готовился к худшему.

Случилось почти невероятное для ребенка – он сам справился с незримым врагом, душившим его в саване проклятия, которое действительно работало…

Потом, забившись в угол одной из комнат, Кеша наблюдал за Бабаем сквозь дыру в перегородке. Внешний облик чудовища мало соответствовал тому, что он видел во время своих пророческих «выпадений» из реальности. Но у него не осталось ни малейших сомнений: красивый и сильный человек с уверенными манерами и леденящим взглядом – часть того самого темного безликого монстра, который преследовал мальчика в лабиринте черных потусторонних коридоров…

Незнакомец доказал это, мгновенно и легко убив дядю Ярослава и забрав с собой Барби. Никто не мог помешать ему. К страху невольно примешивалось восхищение. Не устоявшие перед силой поклонялись ей. Да, это был еще один хирургический инструмент монстра, отсекавший от людей все лишнее…

Кеша испытывал нестерпимую боль от того, что все сбывалось. События развивались в точности так, как показали ему призраки, допустив на время к замочной скважине, сквозь которую он украдкой заглянул в пугающее будущее. Бабай пришел ко всем без исключения. Дядя Рой уже не сможет снисходительно погладить малыша по головке и сказать, что это просто кошмар, приснившийся ему одному.

Но с уходом чужака кошмар не закончился. У Кеши возникло уже знакомое ему чувство, что чудовище по-прежнему находится здесь – будто Локи в самом деле был только одним из видимых щупалец монстра, запущенным в человеческое укрытие. Узреть чудовище целиком можно лишь в том странном полусне, когда тела, лица и стены исчезают, но зато остается нечто более жуткое, властное и в конце концов даже более реальное.

Изнанка действительности? Подлинная ткань бытия? Он еще не знал таких слов. Но уже прикоснулся, уже побывал там, и происходящее за общедоступными пределами его ужаснуло. Кеша интуитивно уловил: тела могут быть покалечены, ранены, уничтожены, превращены в прах; лица изуродованы, искажены, подделаны; любые стены – разрушены. Он даже сделал непостижимое для ребенка открытие: почувствовал, что жизнь так коротка и эфемерна, – однако тени с той стороны не исчезают и не гибнут никогда. Они всего лишь теряют энергию и становятся пассивными «дырами» в вечности. Там идет своя война, а победа или поражение измеряются здесь – количеством истраченной плоти… Кровь и разорванное мясо, грубая боль, насилие и жестокость (но и любовь, милосердие, покой!) – у всего этого была причина. Глубокая причина. Настолько глубокая, что добраться до нее можно, лишь снова окунувшись в пугающую темноту…

Так он постигал свое место и свою роль в этой незримой войне. Он – несмышленый детеныш, которого Локи мог убить двумя пальцами, – уже пытался подобрать оружие против чудовища. Выяснилось, что кое-что он все-таки может сделать. Но для этого надо по собственной воле сунуться туда, куда раньше он попадал только случайно, в силу того, что в сознании приоткрывался люк, ведущий в погреб, – и мальчик оказывался в змеиной яме.

Другого выхода нет. Там были и другие тени. Вероятно, тени дяди Роя, мамы Лили, издыхающего Грува, дедушки Лео, убитого Ярослава – а также его, Кеши, собственная тень… (щупальца? органы?) пальцы другой, враждебной «руки». Но кому она принадлежала? Неужели существовали и «добрые» чудовища?!

Он хотел бы найти их.

…Его детский разум бился в сетях неразрешимых парадоксов. Прежде чем он догадался, что разум тут бессилен, прошло немало тягучих и тяжелых, как градины, секунд. Может ли быть уродливое – добрым, а доброта – уродливой? Может ли красивое причинять боль и убивать? Может ли страшное защищать? Может ли любящее и любимое сделаться по-настоящему сильным? Мамочка Лили, например, – она так уязвима, так ужасно уязвима… А он не сумеет ничем ей помочь, когда Бабай придет и за нею (малыш уже знал это!). Ему останется только следить за ее ускользающей тенью и держаться в снах за тончайшую, готовую оборваться ниточку любви…

Он посмотрел вниз и обнаружил, что его пухлые кисти сжаты с такой силой, что кулачки побелели.

17. РЕНЕГАТ

Студенту удалось выскользнуть из Пещеры незамеченным. Дело в том, что в убежище был и другой, запасный выход – редко используемый, неудобный и загроможденный всяким барахлом. Ничем не освещенный коридор тянулся шагов на пятьдесят. В конце его находилась толстая стальная дверь, которую можно было открыть только изнутри, приложив немалые усилия.

Студент не стал брать с собой свечу, чтоб не демаскировать свой (побег? вылазку? визит?) уход, и двигался на ощупь. Пройдя метров десять и обогнув шаткое сооружение из ящиков, он наступил на что-то