переднем штевне у него была козлиная голова с загнутыми назад рогами и оскаленной драконьей пастью — признак, по которому отличают все корабли, построенные в племени фьяллей.
— Ну вот, а я что тебе говорил? — весело сказал Торвард, как будто предрекал улучшение погоды и его предсказание сбылось. — Ульвкель Бродяга очень любопытен и не удержится посмотреть, что тут без него делается. Это его «Сломанный Зуб».
— Ульвкель Бродяга?
— Ну да. Мой ярл, я говорил тебе.
Ингитора, признаться, уже позабыла почти все, что Торвард говорил ей до этой битвы на «Черном быке». Она была обрадована появлению фьялльского корабля, а чувства людей на «Сломанном Зубе» едва ли поддаются описанию.
Зрелище, открывшееся Ульвкелю Бродяге и его дружине, навек врезалось им в память и еще много десятилетий служило источником удивительных рассказов. «Черный бык», который знали по смутным рассказам и считали чудовищем вроде самого Фенрира, стоял в воде у самого берега, а весь берег возле него был усеян десятками неподвижных тел. На самом корабле было всего два человека. Возле мачты стоял тот, кого фьялли хотели, но не слишком надеялись увидеть живым, — Торвард конунг. В руке его был сверкающий черный меч, на клинке и по краям лезвия которого слабо горели белые искры. У ног его лежало безголовое тело морского конунга, которого еще сейчас боятся все корабельщики Морского Пути, но который вскоре станет только страшной сказкой для непослушных детей. А возле Торварда стояла девушка, которую никто не думал увидеть когда-нибудь рядом с ним, — Ингитора дочь Скельвира, Дева-Скальд из Эльвенэса.
Все три залива Трехрогого Фьорда были полны кораблями. Лейдольв Уладский Беглец и Ульвкель Бродяга почитались весьма удачливыми в войнах, и на их призыв откликнулись все хельды южной трети без исключения. Каждый хотел пойти помочь конунгу, и внезапное появление его самого никого не разочаровало, но всех обрадовало.
— Клянусь Морской Лошадью Риангабаир! — кричал Лейдольв Уладский Беглец. — Я повидал немало чудес, но такого не видел никогда! Все вожди и герои Улада и Коннахта не годятся завязывать тебе ремешки на сапогах, Торвард Дракон Битвы!
Усадьба Трехрогий Фьорд не могла вместить всех, кто хотел послушать рассказ конунга обо всем, что с ним случилось со времен шторма, смывшего его с «Ясеневого Козла». Да и конунгу было не до рассказов.
— Подождите до зимы, — говорил он в ответ на просьбы. — Тогда у меня будет время для рассказов, да вам и самим найдется что рассказать! Мы ведь не будем терять времени зря!
Это было правдой: едва лишь «Сломанный Зуб» вернулся в Трехрогий Фьорд, как Торвард приказал всем готовиться к выходу на юг как можно быстрее. Обстоятельства заставили фьяллей начать войну раньше, чем они собирались; даже ждать Рунольва Скалу, Сигвальда Хрипуна и Снеколля Китовое Ребро было некогда.
— Мы должны ударить квиттов сейчас, пока они не опомнились после смерти Бергвида! — говорил Торвард. — Они сейчас напуганы и растеряны, передают друг другу россказни о бессмертном морском великане. У них нет другого вожака — Бергвид не терпел рядом с собой сильных людей. Сейчас квитты как овцы без пастуха.
И фьялли в воодушевлении стучали мечами о щиты. Сейчас, когда обезглавленное тело Бергвида лежало на палубе плененного «Черного быка» — пусть видят все, у кого есть глаза, что грозный морской конунг мертв и не воскреснет, — фьялли считали себя и своего конунга непобедимыми. Давно никто не хвастался подобной добычей!
Не меньшее изумление вызывала и Дева-Скальд из Эльвенэса, которую Торвард привез с собой и обращался с ней со всей почтительностью и дружелюбием. В его отношении к ней было столько заботы, что только дурак не догадался бы, к чему клонится дело.
Еще больше фьялли убедились в справедливости своих догадок, когда Дева-Скальд объявила, что не хочет оставаться в усадьбе Трехрогий Фьорд, а собирается последовать за Торвардом конунгом в поход.
— Мне нечего делать здесь с женщинами, ведь я дала обет не прикасаться к прялке и шитью! — решительно объявила она в гриднице, когда Торвард заговорил с ней о расставании. — Я пойду с тобой, конунг. Я начала этот поход вместе с тобой — и даже раньше тебя — и закончу его только вместе с тобой. Каким бы ни оказался его исход!
Некоторое время в гриднице шуршало удивленное перешептывание. Что, у слэттов все конунги берут в походы своих женщин? У фьяллей такого, слава Светлым Асам, не водится! Не хватало еще, чтобы Тор, отправляясь бить великанов, сажал в свою колесницу золотоволосую Сив!
Но Торвард конунг не удивился ее желанию. Нельзя даже сказать, чтобы он огорчился.
— Ингитора дочь Скельвира поплывет со мной! — невозмутимо подтвердил он. — Она начала этот поход раньше нас всех и имеет право видеть, чем он кончится. Без ее волшебного дара я не достал бы Дракона Битвы и не был бы сейчас среди вас.
Ингитора незаметно вздохнула с облегчением. Она понимала, что переменить решение Торварда конунга было бы не так легко, вздумай он оставить ее в усадьбе. Она вовсе не стремилась к зрелищам крови и смертей, но оставаться одной, даже в благополучной усадьбе Трехрогий Фьорд, ей не хотелось. Она запуталась в делах этого мира, в переплетении любви и ненависти, в обязанностях долга и зове сердца, в правде и вине. И Торвард был ее единственной опорой во всем этом. С ним она не боялась ничего. Без него же ей угрожал страшный дракон — одиночество и противоречия душевных голосов.
— Конунг, посмотри! Там какая-то дорога!
Остроглазый Хавард на носу корабля, обернувшись, призывно махал рукой. Следом за Торвардом Ингитора поспешила к переднему штевню. Ей пришлось пройти между тридцатью шестью парами скамей — «Золотой Козел» был самым большим кораблем Торварда конунга. И самым красивым — оглядываясь, Ингитора могла убедиться в этом. По сторонам и сзади плыло не меньше ста двадцати кораблей с козлиными головами на штевнях. В последний вечер, уже в густых сумерках, в Трехрогий Фьорд подоспели Снеколль Китовое Ребро и Сигвальд Хрипун с войском средней и северной третей. И теперь Торвард конунг имел достаточно сил,чтобы наконец довести дело до конца.
Они плыли вдоль южной оконечности Квиттинга и уже приближались к Скарпнэсу. Именно отсюда Торвард конунг хотел попробовать добраться до Озера Фрейра. Кроме Ингиторы, никто не знал туда дороги, да и она надеялась лишь на чудо — ведь она помнила, как во время ее подневольного путешествия к Усадьбе Конунгов Бергвид заклинанием раскрывал дорогу через густой ельник, а потом так же закрывал ее.
Но уже во время плавания вдоль берега Квиттинга они не раз видели с моря дороги и тропинки, уводившие от берега в леса и горы, в глубь полуострова.
— Это ворожба! Обман троллей и ведьм! — говорили люди. — Здесь никогда не было дорог!
Ингитора и Лейдольв Беглец, тоже немного понимавший в ворожбе, чертили на земле и камнях руны прозрения, чтобы прогнать морок, но дороги не исчезали.
— Не пойму я, чем вы здесь заняты! — сказал Снеколль Китовое Ребро, увидев однажды, как Ингитора и Лейдольв стоят на коленях в начале одной из дорог и оживленно спорят, как правильно рисовать эту самую руну прозрения, поскольку мудрые люди слэттов и фьяллей придерживались на этот счет разного мнения. — Вы оба слишком молоды, чтобы помнить Квиттинг до начала этой войны. А ведь тридцать пять лет назад здесь было людей не меньше, чем у кваргов или раудов. Здесь было полным-полно дорог. И вот здесь, где мы стоим, начиналась дорога в усадьбу Фрейвида… Забыл его прозвание, но это был один из знатнейших здешних хельдов, хозяин святилища Стоячие Камни. Должно быть, это она и есть.
— Но почему ее не было раньше? — спросил Торвард. — В начале лета мы проплывали здесь до Скарпнэса и обратно и не видели никакой дороги.
— Ты ведь рассказывал, конунг, что убил в Великаньей Долине какого-то злобного духа в обличии волка? Должно быть, на его силе и держались все обманные чары, которые прятали дороги от глаз. А теперь дух мертв и дороги снова видны там, где они есть!
Торвард оглянулся на Ингитору и встретился с ней глазами. Простодушный и честный воин
