Прежде чем Борел успел ответить, в зале раздался ропот, и головы, поворачивающиеся к дверям, уведомили его о приближении чего-то интересного. Когда толпа раздалась в стороны, перед Феликсом предстал мощного телосложения рыцарь с ярко выраженными монголоидными чертами.
Ты тот, кого называют зер Феликс Рыжий?
— Д-да, — выдавил из себя Борел, чувствуя, как ледяные иглы страха пронзают его внутренности.
— Я — зер Шургез. Мне стало известно, что в мое отсутствие ты вступил в связь с шергой Зердаей. И посему я называю тебя гнусным предателем, подлым негодяем, мерзким мошенником, низким механиком и злодейским иностранцем! И всё вышеперечисленное я намерен доказать на твоем нездоровом и безобразном теле нынче же, после обеда, на турнирном поле. Получай, ничтожная тварь! — с этими словами зер Шургез снял латную рукавицу и легко швырнул ее в лицо Борелу.
— Мы будем драться! — выкрикнул тот в неожиданном приливе вспыльчивости. —
Феликс вспомнил еще несколько гозаштандских ругательств и бросил рукавицу обратно Шургезу, который ловко поймал сию деталь своих доспехов, усмехнулся и удалился строевым шагом.
— Вот так-то, — промолвил Кубанан. — Впрочем, я уверен, что столь храбрый и опытный рыцарь, как вы, сделает из этого хвастуна отбивную. Мне поручить пажам перенести золото в ваши покои, пока мы обедаем?
Борел почувствовал желание сказать: «Не хочу я никакого обеда», но рассудил, что это будет противоречить политесу. Его ум, оправившись после мгновенного паралича, вызванного ужасом, снова заработал. Ну чем он заслужил такое? Зачем вступил в этот паршивый клуб, где вместо того, чтобы обжуливать друг друга в карты, как подобает джентльменам, забавляются жестокими и варварскими методами? Он же всего-навсего развлекал Зердаю, пока этот чурбан был в отъезде...
Затем Феликс взял себя в руки и попытался придумать какой-нибудь способ выйти из создавшегося затруднительного положения. Не следует ли просто отказаться драться? Это означало снятие кожи заживо. Может, сослаться на якобы растянутую ногу? Да, но вокруг куча рыцарей, которые уличат его во лжи. Ну почему он не сказал этому доброжелательному идиоту Волхаджу, что смертельно болен?
Как бы просто смыться с золотом? Оно наверняка слишком тяжело для его коляски — потребуется большой экипаж с двумя айями в упряжке, а его за пару минут не купишь. Да и как тут улизнешь, когда со всех сторон — эти проклятые дорогие друзья-братья...
А карарума засыпали его добрыми советами:
— Я знал одного рыцаря, который начал атаку с опущенным копьем, а потом закрутил им, словно дубиной...
— Когда зер Вардао убивал того хмыря из Гозаштанда, он вообще отбросил копье и взялся за булаву...
— Если сможешь обхватить его одной рукой за шею, бей кинжалом в пах...
Все это казалось Феликсу полным бредом, так как единственное, что он хотел бы сейчас услышать, это каким образом сбежать из этого акрополя и дать тягу в Новуресифи с третью орденской казны.
Проглотив последний безвкусный лакомый кусочек, он извинился:
— Простите, пожалуйста, любезные зеры. Мне надо кое-что сказать доверенным друзьям.
Зердая плакала в постели. Борел взял ее на руки и поцеловал. Девушка горячо откликнулась (данный земной обычай кришняне переняли с большим рвением).
— Полно, — утешал он, — не так уж все и плохо.
— Но я люблю только тебя! — неистово прильнула к нему Зердая. — Я не могу без тебя жить! И я так надеялась отправиться с тобой на далекие планеты...
Тут в душе Феликса проснулись остатки совести, и он выпалил в редкой вспышке откровенности:
— Видишь ли, чем бы ни закончился бой, твоя потеря будет невелика. Я вовсе не тот блистательный герой, за которого ты меня принимаешь. Более того: многие люди считают меня отъявленным негодяем.
— Нет! Нет! Ты добрый и хороший...
— Даже если я выживу, мне, возможно, придется тебя оставить и бежать одному.
— Но тогда я умру! Я никогда не смогу вернуться к этому скотскому Шургезу...
У Борела мелькнула мысль поделиться с девушкой золотом, все равно ведь все мешки ему не увезти. Впрочем, орден, руководствуясь своими коммунистическими принципами, наложит лапу на подаренные ей деньги. После некоторых колебаний он отшпилил от груди пару-тройку медалей поярче и протянул Зердае со словами:
— Это тебе на память!
Подарок, казалось, совершенно доконал ее.
Затем Феликс разыскал Ереваца и распорядился:
— В случае, если бой сложится не в мою пользу, бери столько золота, сколько унесешь, и быстренько сматывайся из города.
— Но чудесныя господина должен победить!
— Ну, это уж как звезды решат. Надейся на лучшее, но готовься к худшему.
— Но, господина, когда же подавать коляска?
— Моего айю тоже оставь себе. Волхадж дает мне для предстоящей потасовки своего, крупногабаритного. И вот еще что: когда поедешь на турнирное поле, спрячь где-нибудь под одеждой один из этих мешков.
Час спустя слуга застегнул последний ремень одолженных тем же Волхаджем доспехов. Это защитное вооружение было составным: кольчуга на сочленениях и пластинчатые латы. Данная сбруя сковывала движения Борела значительно меньше, чем он ожидал, когда прикидывал ее вес перед облачением.
Он вышел из шатра на своем краю поля. Волхадж держал под уздцы рослого айю, который повернулся и подозрительно посмотрел на будущего седока исподлобья. На противоположном конце площадки Шургез уже оседлал своего скакуна. Борел, хотя и выглядел внешне спокойным, отчаянно ругал себя за то, что не подумал о массе предосторожностей. Во-первых, в качестве оружия следовало выбрать пистолет. Во-вторых, надо было купить биштара и с высоты его слоноподобного тела расстреливать противника в упор из арбалета, самому оставаясь вне пределов досягаемости. В-третьих...
Еревац засуетился у седла, прилаживая принесенный с собой мешок. Он пытался провести данную операцию незаметно, но звон золота привлек внимание Волхаджа, и тот поинтересовался, зачем это.
— На удачу, — соврал Борел, пробуя стремя. Первая его попытка перекинуть ногу через спину скакуна провалилась из-за добавочного веса доспехов, и секундантам пришлось подсадить своего рыцаря. Слуга подал ему островерхий шлем, который Феликс осторожно нахлобучил на голову. Все внешние звуки сразу же сделались приглушенными и едва просачивались сквозь сталь.
Затрубил рог. Подражая виденным им в предыдущем бою рыцарям, Борел пришпорил скакуна и медленно двинулся к выехавшему навстречу противнику. Слава богу, на Земле он научился справляться с лошадью! Здесь все было похоже, за исключением того, что седло располагалось прямо над промежуточной парой ног айи, а это создавало неприятную тряску.
Выражение лица Шургеза скрывал наносник шлема, и Феликс тешил себя мыслью, что его собственные эмоции также скрыты. Без единого слова они свернули к той стороне поля, где сидел в своей ложе Великий Магистр. Шагом оба подъехали к трибуне и выслушали напутственную речь зера Джувейна. Борел отметил, что сей достойный зер тратит чрезвычайно много слов, объясняя общеизвестные вещи. Высокопарная речь Джувейна сводилась к тому, что в поединке дозволяются любые приемы.
Рядом с Великим Магистром сидел Кубанан. До самых последних слов выступления он сохранял каменное выражение лица, но в конце подмигнул Борелу. Боковым зрением Феликс заметил среди зрителей Зердаю, поймав его взгляд, она неистово замахала рукой.
После напутственной речи Магистр взмахнул жезлом, игра началась. Противники развернули скакунов и разъехались рысью обратно к своим шатрам. Волхадж подал Борелу копье и круглый щит,
