всему, никто не обращал на это особого внимания, тем более что чистый, пронизанный солнцем воздух очень быстро высушивал пропитанные влагой одежды. Все чаще стали попадаться возделанные поля, хотя пастбищ по-прежнему было заметно больше. Время от времени какой-нибудь похожий на бесформенное пугало раб, единственный наряд которого составляли драная мешковина да толстый слой грязи, отрывался от своих трудов, чтоб проводить взглядом молодцевато шагающую команду Кухулина и нерешительно помахать ей рукою.
Наконец, в очередной раз подняв взгляд над лошадиными гривами, Ши увидел, что они приближаются к крепости, окруженной частоколом из массивных бревен, с огромными двойными воротами.
Оглядев ее критическим взором, Бельфеба шепнула на ухо Ши:
— Взять ее можно запросто — одними только стрелами зажигательными!
— Насколько мне известно, по части стрельбы из лука они тут полные профаны, — прошептал он в ответ. — Надо им к тебе на курсы записаться!
Ворота, створки которых уже расталкивали по сторонам бородатые стражники, со скрипом распахнулись. Стражники радостно орали:
— Привет тебе, Кухук! С удачею, Пес Ульстерский!
Ворота были достаточно широки, чтоб в них пролезла колесница с торчащими по бокам косами и прочим снаряжением. Как только экипаж с громыханием вкатил внутрь, Ши углядел множество строений самого разного облика и калибра, большинство из которых, судя по всему, представляло собой конюшни и амбары. Самое внушительное, крыша которого, крытая толстым слоем соломы, опускалась почти до самой земли, высилось посередине.
Лойг натянул поводья. Кухулин выпрыгнул на землю, взмахнул рукой и крикнул:
— Муртемн приветствует вас, американцы!
Все присутствующие, как один, разразились аплодисментами, словно он изрек нечто особо выдающееся.
Кухулин едва успел повернуться, чтобы переброситься парой слов с каким-то толстяком, одетым явно получше прочих, когда из центральной усадьбы вышел еще один человек, который быстрым шагом направился к ним. Это был худой мужчина среднего роста, пожилой, но энергичный, немного сутулый, опирающийся то и дело на длинный посох. У него была длинная седая борода, а пурпурный покров укутывал его от головы до пят.
— Лучший из дней тебе, Катбад, — сказал Кухулин. — Счастливый час привел тебя сюда, но где же дражайшая моя Эмер?
— Эмер в Эмайн-Махе, — ответствовал Катбад. — Конхобар призвал ее...
— Ара! — рявкнул Кухулин. — Иль раб я ему, коли король может послать за моей женою всякий раз, когда в голову ему это взбредет? Он...
— Окстись, окстись! — замахал на него руками Катбад. — Призывает он также и тебя, и именно с такой целью послал меня, а не Левархам — ибо известно ему, что способен ты и мимо ушей слово ее пустить, ежели вобьешь в голову свою упрямую приглашения ослушаться. Ведомо королю, что одному лишь мне под силу гейс на тебя наложить, чтоб ехал.
— А с чего это Сам в Эмайн-Махе возжелал видеть нас столь срочно?
— Мне ли ведать тайны сердца королевского?
— Это вы придворный друид? — встрял Ши.
Катбад только сейчас обратил на него внимание, и Кухулин представил обоих друг другу. Ши пояснил герою:
— Мне кажется, король желает твоего присутствия при дворе для твоей же собственной безопасности — чтоб его друиды не дали колдунам королевы Медб наложить на тебя свои чары. А именно так она и собирается поступить.
— Откуда ведомо тебе сие? — вопросил Катбад.
— От Пита — вот он, неподалеку. Иногда ему дано знать о том, что должно приключиться — причем здорово задолго до того, как это действительно происходит.
Кухулин сморщил нос.
— Прислужнику сему безобразному?
— Да, ему самому! — сказал Бродский, подходя к собравшимся. — А ты лучше следи за каждым своим шагом, красавчик, потому как кое-кому до смерти охота взять тебя за задницу, а до этого верняк дело дойдет, если ты на этот счет не озаботишься.
— Ежели так предопределено, никто и ничто сего не изменит, — сказал Кухулин. — Фергус! Нагрей воды для купанья! — Он повернулся к Ши. — Когда будешь ты как следует вымыт и облачен, то вид обретешь вполне достойный, чтобы за стол усесться в доме моем прекрасном. Одолжу я тебе кое-какие одеяния поприличней, ибо невыносим мне вид лохмотьев твоих фоморских!
3
Часть пространства в главной зале усадьбы была отгорожена плетеными ширмами, образующими нечто вроде уединенного алькова. Там и стояла ванна Кухулина — крупное и добротное бронзовое изделие. Процессия служанок, нагруженных кувшинами, потянулась туда от колодца. Кувшины один за другим опорожнялись в ванну, в то время как мужчины суетились возле очага на противоположном концы залы, укладывая в огонь камни в пять-десять фунтов весом.
Бродский бочком приблизился к Ши, который стоял вместе с Бельфебой и пытался хоть как-то сориентироваться в полутьме.
— Слышь, не хочу зря поднимать шухер, но ты лучше особо не расслабляйся! У них тут такой обычай, что этот парень в своем собственном доме имеет полное право приударить за Бельфебой, и все будет по закону. Жаловаться тут некому.
— Именно этого я и опасаюсь, — с несчастным видом отозвался Ши. — Глянь-ка туда!
«Там» он успел обнаружить ряд деревянных пик, торчащих из стены, и на большинство этих пик были нацеплены человеческие головы. Покуда они беседовали, Лойг притащил свой жуткий мешок и добавил к коллекции последние приобретения, крепко напяливая их на острия. На некоторых более-менее свежих экземплярах, уже имевшихся в этом обширном собрании, еще оставалось немного плоти, хотя большинство провисело здесь так долго, что представляло собой только голые черепа с жалкими клочками волос.
— Эге-ге, — протянул Бродский, — будешь выступать, он и твою башку сюда пришпилит. Дай подумать... Наверняка есть способ, как его по-тихому обломать.
«Дорогу!» — рявкнул какой-то бородатый здоровяк. Все трое едва увернулись, когда он пробегал мимо, придерживая двумя кадушками еще дымящийся камень, только что вынутый из очага. Здоровяк ворвался в альков, вслед за чем незамедлительно последовали всплеск и громкое шипение. Он был уже на обратном пути к очагу, когда к алькову рысью проследовал другой прислужник со вторым камнем. Через несколько минут все камни уже оказались в ванне. Ши заглянул за ширмы и увидел, что над водой поднимается парок.
Кухулин вразвалочку зашел в альков и пытливо сунул в воду палец.
— Сойдет, дорогуши!
Прислужники при помощи все тех же кадушек извлекли камни из воды и сложили их в углу, после чего исчезли за ширмой. Кухулин принялся было стаскивать тунику, но тут же заметил Ши.
— Я собираюсь раздеться для купанья, — любезно сообщил он. — Надеюсь, что не вздумал ты остаться тут навеки?
Ши поспешно удалился, и как раз в этот самый момент Бродский с довольным видом шлепнул себя кулаком по ладони.
— Просек!
— В каком это смысле — «просек»? — уточнил Ши.
