– Вина нет, – вставил Виттенгер. – Это коньяк.
– Тогда другое дело, накладывайте, – велел я.
– Я уточню у химиков, но по-моему «Буйного лунатика» делают не из тухлых консервов.
Я развел руками:
– Ума не приложу, как такое могло случиться. Но я тоже наведу справки.
– Да, загадка… Пошли в комнату, – предложил он. Кухня, доверху заваленная пустыми упаковками из-под продуктов, двоих нас не вмещала.
Еду перенесли на стол в гостиной. Перед тем как поставить тарелки, стол следовало освободить. Валявшиеся на нем вещи – бумаги, пустые банки, кобуру и что-то из одежды – Виттенгер побросал на стул. Мне пришлось сделать вид, будто я не заметил, чт за детали мужской одежды валялись на столе.
Теперь выяснилось, что одному из нас не на чем сидеть. Виттенгер наклонил стул, и все вещи повалились на пол. Таким образом и стол и стул были освобождены полностью.
– Уборкой вы себя не напрягаете, – сказал я, окинув глазом царивший в квартире холостяцкий разгром.
– Кто б говорил! – всплеснул руками Виттенгер. – Черт, забыл… – Он побежал сворачивать матрац, лежавший в углу рядом с телевизором. Пояснил: – Врачи рекомендовали спать на жестком.
Давай, рассказывай, думаю я, врачи… Вы, инспектор, решили, что гостиной и кухни для одного вполне достаточно. Если позволить себе устраивать бардак сразу в четырех комнатах, то потом его ввек не разгребешь.
– Помогает? – спросил я.
– Да вроде… На беспорядок не обращай внимания. Ты ведь тоже… ну ты меня понимаешь…
Считает меня собратом по несчастью, – начинаю догадываться я. Искренне сочувствует. Может, он меня и готовить научит?
– Конечно, понимаю… Мясо, на мой взгляд, удалось.
Он, наконец, свернул матрац, куда-то его быстренько унес и вернулся за стол.
– Спасибо, ешь на здоровье. Кстати о пятнице и о консервах. Зачем ты на меня-то накинулся? Обзывал, цитирую: вороной-выскочкой с тигриным сердцем и раскрашенными перьями, подлейшим похитителем чужих строк, сотрясателем сцены и не помню еще кем. Конец цитаты.
– Я – на вас?! Впрочем, мне рассказывали… Приношу искренние извинения. А ворона-выскочка, вероятно, взялась из фильма про Роберта Грина. Грин так обзывал Шекспира. Фильм я посмотрел перед визитом в дом Корно. Потом у меня помутилось в голове и, наверное, я вообразил, что вы – Шекспир.
– Ага, а ты – Роберт Грин. Зачем смотреть такие тяжелые фильмы перед налетом на чужой дом?
– Для самообразования. Не верите – спросите у Яны.
– Спрошу, не сомневайся. Итак, ты посмотрел фильм и поехал трясти кабинет Корно… Ты ешь, ешь, не отвлекайся, это я так, сам для себя рассуждаю.
Я и не думал отвлекаться, а вилку положил только для того, чтобы взять соус. Виттенгер продолжил рассуждать «сам для себя»:
– Понятно, что обыскивать кабинет ты пошел по поручению клиента, господина Краузли. И понятно, что «Буйный лунатик» взялся не из консервов, а из баллончика, найденного Амиресом. Следовательно, ты явился в дом не один. Тот, с кем ты был, прихватил «Лунатика», чтобы избавиться от тебя или, говоря по-другому, подставить. Этот неизвестный икс нашел в кабинете то, что ему было надо, и прыснул на тебя «Лунатиком». Он рассчитывал, что Амирес, вернувшись утром, разбудит тебя, ты на него накинешься, как накинулся на меня, и убьешь. План отличный, но почему он бросил баллончик… Как ты думаешь?
– Когда я ем, я не могу думать.
– Ну ешь, ешь, – тихо бормочет инспектор. – Бенедикт… Помнишь Бенедикта?.. Помнишь, хорошо. Так вот, у Бенедикта нашли твою визитную карточку. Ты случайно не с ним обыскивал дом?
Я возразил:
– Один ходил. Баллончик остался в кармане с предыдущего дела – забыл выложить. Случайно нажал на распылитель.
– Это плохо, – пробормотал он, – если баллончик твой, то за разгром полицейского участка отвечаешь только ты. Придется компенсировать ущерб. Твоему Шефу это не понравится.
– Ну это наши проблемы, – ответил я, подкладывая салат.
– Не спорю, ваши. Вернемся к карточке. Если ты скажешь, что Бенедикт ее у тебя украл, то мне опять-таки есть, что тебе ответить: на карточке найдены твои следы, причем свежайшие… Ну, как салат? По-моему, я не досолил.
Я коварнейшим образом усмехнулся:
– Соли хватает и в вашей пище и в ваших словах, милорд. Ее так много, что впору вам вести солеторговлю, не тратя время на писанье строф. Из Лнкашира нет известий?
– Нет, – помотал головой Виттенгер. – А будешь паясничать, останешься без десерта. Так откуда у Бенедикта твоя визитная карточка?
– Не имею ни малейшего понятия. Но если вы мне расскажете побольше об этом Бенедикте, то, может, и вспомню. За что его таскали по врачам? Начните с Сорбонны.
Инспектор снова наполнил бокалы, пригубил, почмокал губами, потом почему-то поморщился.
– История, на мой взгляд, почти анекдотическая. Рассказываю, как написано в его медицинской карте, поэтому все претензии не ко мне. Как тебе известно, Бенедикт Эппель учился на лингвиста, изучал древние и первобытные языки. Учился, надо сказать, совсем не плохо, получил стипендию, подавал, как говорится, надежды. Бенедикт никогда не относился к науке поверхностно, всегда старался докопаться до сути. Преподаватели сперва в нем души не чаяли. Потом его чрезмерное рвение начало раздражать – Бенедикт все подвергал сомнению, постоянно спорил, обвинял преподавателей в умышленной фальсификации, сокрытии улик… тьфу… исторических фактов. Преподаватели в Сорбонне никогда не отличались долготерпением. Да и кто станет терпеть, когда студент во время лекции вдруг вскакивает с места и начинает кричать, что всё – вранье, что студентов нарочно обманывают… Обругав очередного лектора, он начинал выдвигать собственные идеи относительно того, как и что надо изучать. Лекции заканчивались скандалами вплоть до вызова охраны.
– И за это его выгнали?
– Нет, выгнали его за вандализм. Однажды ночью его застукали в парижском Пантеоне на коленях у статуи Нострадамуса с зубилом в руках.
– Что это за статуя: «Нострадамус с зубилом в руках».
– Тьфу на тебя! Не Нострадамус с зубилом, а Бенедикт был с зубилом, есть такая скульптура…
– Святой Бенедикт с зубилом?
– Ильинский, десерта ты уже лишился. Сейчас лишишься и коньяка. Ты все отлично понял. Бенедикт держал в руках зубило и молоток и пытался отковырять от статуи Ностродамуса книгу, которую Нострадамус держал раскрытой на коленях. Книга была каменной, как и сам Нострадамус. У Эппеля есть очень своеобразная теория. Согласно его теории, в скульптурном портрете человека с книгой, главным персонажем является книга. И иногда ее можно прочитать или хотя бы узнать название. Эппель уверял, что каменный Нострадамус держит на руках неизвестную доселе книгу. В нее Нострадамус записал свои неизвестные доселе предсказания. Ты ведь знаешь, что Нострадамус был предсказателем?
– Ага, его бы к нам вместо Нимеша.
– Нимеша? А чем у вас занимается Нимеш?
Давно замечено, что сколько бы Виттенгер ни выпил, информацию он фильтрует четче иного трезвого. Я отмахнулся:
– Так, забудьте. Почему Бенедикт не воспользовался лазером?
– Если бы он воспользовался лазером, то угодил бы не в психиатрическую клинику, а в тюрьму. Лазер, по словам Бенедикта, не годится. Лазер режет ровно по прямой, а скалывать каменные страницы надо по сохранившимся внутри камня неоднородностям – так станет виден текст.
– А что написано на тех страницах, где раскрыта книга?
– Ничего. Пусто. Но Бенедикта это не волновало. Он говорил, что в средние века авторы
