компом, результатом чего стал маленький матричный принтер, предложенный мне сверх стандартного набора. В сумке, заполненной содержимым контейнера из котловины, я нашел конверт с президентским документом, вставил его в принтер, из которого вынул картридж с тушью, и поставил принтер на ребро. Посыпав листок пеплом, я набрал и отпечатал нужный мне текст, сдул неиспользованные излишки, проверил, что буквы держатся, и упаковал документ в прозрачный конверт. Часть плана была реализована. Решив немного расслабиться, я немного понаблюдал в бинокль и сфотографировал какую-то китаяночку, выходящую из подъезда ЭТВИКС. Чтобы наловчиться, я слегка поиграл с аппаратом, а когда мне удалось за несколько секунд навести его на надпись на очках девушки, я счел, что достиг своей цели.
Для перехода к следующей части плана нужно было проверить, какое положение в служебной иерархии занимает Дуг, но еще в моем времени я поклялся, что скорее дам руку на отсечение, чем стану выяснять судьбу кого-либо из известных мне людей. Если бы кто-то спросил меня, зачем я подавляю собственное неукротимое любопытство, я бы ответил, что подобное подглядывание за будущим кажется мне более отвратительным, чем копрофагия или насилование пятилетних девочек. Если бы о том же спросил кто-то из друзей, я мог бы добавить, что, по теории Хейруда, а до сих пор у нас не было причин сомневаться в ее истинности, каждое, даже самое мелкое, вмешательство оставляет после себя след. Мне не хотелось бы вернуться в свое время и узнать, что Саркисян работает воздушным гимнастом в цирке, а Оуэн Йитс кончил свои дни на виселице в Мексике.
Я надел чистую одежду — черт побери, я вынужден был признать, что она оказалась удобной, — и включил комп.
— Соедини меня с…
Вот именно. Лучше всего было бы с ЦБР, но вдруг там я попаду на… С полицией будет безопаснее. Только с кем? С комиссаром? Сразу станет известно. Но низшие чины могли быть воспитаны в духе полной субординации. Может, с каким-нибудь специальным отделом?
— Отменяю. Дай мне схему городской полиции. У меня полномочия «двадцать три нуля».
Я посмотрел на схему. Сразу бросились в глаза три находившихся чуть в стороне отдела, и я нашел то, что мне было нужно, — Отдел по Борьбе с Терроризмом. Любимый терроризм! Не вымер, золотой ты мой! Дождался раздираемого сомнениями Оуэна. Ах ты мой сладкий!..
— Соедини меня с начальником Отдела по Борьбе с Терроризмом. Стоп! Как его зовут?
— Тандерберд Хиттельман. Соединять?
Я наверняка не знал никакого Тандерберда, а тем более человека, который мог бы назвать сына в честь модели автомобиля двухвековой давности. Какое-то время я пытался вспомнить, как называлась машинка, пластиковый кузов которого могли бы разорвать на куски две непослушные девочки: «вагант»? «бирбант»? «Трабант»! Да, «трабант»! Мне стало смешно при мысли, что я мог бы дать сыну имя Трабант. Трабант Йитс. Я решил как можно быстрее забыть о подобном способе давать имена детям. Впрочем, Филу имя дала Пима. А если бы, например, Пиму звали…
— Хватит! Э-э… Соедини меня с мистером Хиттельманом. И включи изображение.
Я ждал полминуты. Танди, видимо, допивал кофе или застегивал ширинку. Увидев его недовольную физиономию, я лишь уверился в собственных догадках. Сохраняя смертельно серьезное выражение лица, я наклонил голову:
— Добрый день. Я говорю с начальником ОБТ?
— Да. — При виде моего каменного лица он явно заинтересовался.
— Я бы хотел с вами встретиться. Это займет несколько минут, но место встречи должно быть полностью экранировано.
— Довольно странное предложение, вам не кажется? — спросил он, что выглядело не менее странным для шефа антитеррористического отдела. Разве что по этой фразе включалась запись разговора.
— Странно, что вы удивляетесь. У вас нет помещения для встреч с осведомителями?
Теперь он уже по-настоящему удивился.
— Осведомителями? — повторил он. — Да кто же сейчас так говорит? Если бы кто услышал…
— Наверное, не имеет значения, как это называется? — Я едва удержался, чтобы не стереть пот со лба. — Где и когда? Это должно быть сегодня, как можно быстрее. Не буду утомлять вас уверениями, что дело серьезное и требует решительных действий.
— А могу я узнать, с кем имею честь? — Он поскреб подбородок, похоже, лишь затем, чтобы бросить взгляд куда-то вниз.
— Прошу сохранить наш разговор в тайне, — четко проговорил я. — Я мог бы постараться связаться с вами и не раскрывая своих данных, а раз я этого не делаю, значит, доверяю вам и вашему профессионализму. Прошу немедленно стереть запись. Где и когда?
Он несколько раз коротко энергично кашлянул и сделал быстрое движение рукой.
— Через час начинается матч «Небоскребов» с «Таксами». В кассе вас будет ждать билет, на вашу фамилию… — Я был прав, он успел определить мои данные во время разговора. — Место справа займет мой человек. Он проводит вас ко мне.
— Хорошо.
Часть этого часа я потратил на знакомство с более или менее интересными фрагментами футбольных матчей. Правила остались без изменений, мяч нафаршировали датчиками, гигантские экраны обрушивали на зрителей целый потоп сведений: «…пробежал с мячом столько-то сантиметров, после чего ударил по нему с силой…», «удар придал мячу ускорение…», «тела игроков … и … столкнулись с силой…» Однако в самой игре были моменты, от которых порой замирало сердце.
За тридцать минут до матча я проверил, каким образом можно попасть на стадион, оставил «трафальгар» в руках гостиничной обслуги и частично пешком, частично — уже на территории Спортпола — по движущемуся тротуару добрался до касс стадиона. Практически все ограждение было одной большой кассой, которая поспешно глотала оплату и исчезала, пропуская болельщика. То, что я два дня назад принял за ошеломление видом разноцветных карнавальных костюмов, как оказалось, было лишь следствием моего невежества и провинциальной отсталости. Я позавидовал дальтоникам, отскакивая с дороги у парочки молодых людей, упакованных в толстые надувные матрацы. Они бежали, не обращая внимания на испуганно рассыпающуюся толпу, каждые полтора десятка метров бросались головой вперед, отталкивались от асфальта, сохранившегося здесь в качестве пола, летели по инерции, каким-то чудом приземлялись на ноги и неслись дальше. До меня начало доходить, что, столь спокойно шагая на матч, я выделяюсь из толпы, словно девственница на площади Четырех Мельниц. На фоне надписи «Бар Дух» я вытянул вверх руку и рявкнул:
— В гроб!
— Смерть! — подхватила сорокалетняя пара, шедшая справа от меня.
— В клочья! — добавил я.
— В клочья! — повторили чьи-то голоса сзади.
Я сообразил, что не знаю, о какой команде идет речь. Пришлось оперировать общими выражениями.
— Уничтожим их!
— У-ни-что-жим!
— Уни-чтожим!
— У-НИ-ЧТО-ЖИМ!
Взревели уже несколько сотен глоток. Я присел, якобы чтобы поправить носок. Мне удалось скрыться с глаз находившихся в эпицентре стихии, которую я сам же и вызвал. От курения я воздержался, будучи, похоже, единственным рабом дурной привычки в этой чертовой толпе. Я немного подождал, желая быть уверенным, что меня не схватит за руку безмозглый, жаждущий крови поклонник одной или другой команды и не потребует продолжения ритуала. Сохраняя дистанцию, я обогнул самое большое скопление болельщиков и подошел к ряду касс-входов в относительно свободной части ограждения.
— Хоуэн Редс, — прошептал я в отверстие автомата.
Из горизонтальной щели тотчас же высунулся розовый жетон, совсем как язык изо рта непослушного ребенка. По примеру других болельщиков я приложил жетон к датчику и вошел на территорию стадиона. Минут пятнадцать я потратил на то, чтобы преодолеть полную водоворотов и ложных
