Она бросила взгляд на документ и снова смочила губы коньяком. Этот напиток явно ей нравился. Мне все труднее становилось сосредоточиться.
— Он исчез два года… чуть меньше, год и восемь месяцев назад.
— Не попрощавшись?
— Да.
— Гм… А что это был за человек?
— Ничего особенного, — сказала она и вызывающе посмотрела на меня. — Уж точно не сказочный принц. — Она откинула голову на край дивана и уставилась в потолок. — Как-то раз мы попали под ливень и почти час стояли в подворотне. Он был мокрый насквозь, словно весь дождь был нацелен только на него. Я пригласила его к себе выпить, позволила остаться. Только не говорите мне, что я заслуживаю лучшего. — Она посмотрела на меня своими раскосыми малайскими глазами. — Мне двадцать шесть лет, и у меня нет никаких шансов. Я могу жить в свое удовольствие, но не хочу. Просто не хочу. Я готовила ему, мы иногда ругались, я то и дело выгоняла его, а потом принимала извинения. Так продолжалось год. Он спал на диване. Я не приходила к нему, но это я была активной стороной, он едва за мной поспевал. А я… Как и все женщины, я не поспеваю за цивилизацией. Свобода не шагает рука об руку с обедами, занавесками, детишками, черт побери.
Она одним глотком допила коньяк и энергично вскочила с дивана. Мелькнула стройная нога. Впервые в жизни я мечтал о том, чтобы коньяк действовал на меня успокаивающе. Я сделал глоток. Коньяк, однако, действовал по-старому. Мисс Ти вернулась на свое место, не глядя на меня. Я собрал воедино остатки самообладания.
— Чем он зарабатывал на жизнь? — спросил я, чтобы вывести ее из исповедального настроения. За свою жизнь я уже пережил несколько таких сцен и знал, чем они заканчиваются. Либо меня вышвыривали из дома, маскируя этим свое смущение и стыд, либо я выступал в роли ластика, стирающего в постели болезненные фрагменты биографии.
— Пособие и разовые работы. По профессии он был как-то связан с геологическим оборудованием. — Она поднесла к губам бокал и посмотрела на меня через стекло. — Хорошо, что вы меня вернули к сути дела. Так вот, о Харди. За два месяца до того, как исчезнуть, он ворвался в квартиру как ураган, принес с собой кучу ненужных подарков и еще немного денег. Сказал, что подписал контракт на какие-то исследования, почти на год. Потом уехал на две недели, вернулся на два дня и уехал снова. Больше я его не видела.
— Он не писал? Не звонил?
— Нет. То есть… он молчал полтора месяца, а потом позвонил мне в Академию. Сказал, что у него мешок денег, чтобы я собирала вещи и ждала его на следующий день. Что мы сразу отправимся в долгий прекрасный отпуск. Обязательно. Я немного на него злилась, но вещи собрала. Но он больше не появился. Его больше нет, — странно, но неожиданно точно закончила она.
— Почему вы так сказали? — спросил я.
— Моя прапрабабка была деревенской колдуньей. Кое-что из ее способностей иногда проявляется и у меня.
Она посмотрела на меня; это был полуминутный взгляд, тяжелый, словно пролет моста, и безапелляционный, словно наступление рассвета после ночи.
Я решил, что с этого мгновения буду принадлежать к той части мужчин, которые дают решительный отпор подобного рода взглядам. Я лишь не знал, что это так трудно. Чтобы прибавить себе решимости, я сделал еще два глотка коньяка.
— То есть в тот день, когда он звонил…
— Не совсем так. Это не был прямой разговор, телефон воспроизвел запись. Правда, из того, что он говорил, следовало, что запись он сделал в тот же день…
— А когда вы сообщили в полицию?
— Неделю спустя. Они приехали через три часа, разговаривали со мной десять минут, осмотрели вещи Скайпермена и, поскольку я об этом попросила, забрали их. Так выглядело наше прощание.
— Это правда, что у него были искусственные передние зубы? — спросил я; мне было интересно, действительно ли она знает о нем все.
— Да, он потерял их в какой-то драке в молодости. Это одна из тем, на которые он любил говорить.
— У него были знакомые? Вы кого-нибудь из них знаете?
Она покачала головой:
— Только мимолетные знакомства, ничего интересного. Такие, на какие обречен тот, у кого нет работы. Скайпермен насчет них не распространялся, а я не настаивала.
Она закинула ногу на ногу. В средние века она сделала бы карьеру, одним лишь своим видом открывая ворота осажденных крепостей. Я почувствовал, что какая-то часть меня бросилась на поиски белого флага, вторая же изнутри выламывает ворота. Я поставил бокал и встал, несмотря на то, что кресло тянуло меня вниз с силой в полкилотонны.
— Что ж… — Я нашел слово, для произнесения которого не требовалось особых усилий, и начал лихорадочно вспоминать, знаю ли я еще такие же, которые можно произнести даже в мчащейся с пятикратным ускорением ракете. — Спасибо. Я уже составил полную картину…
— Вам это чем-нибудь помогло? — спросила она, вставая.
Намного легче с ней было разговаривать, когда она стояла неподвижно.
— Не очень, — честно признался я. — Но большего я и не ожидал. Спасибо, — повторил я.
Я обошел ее и направился к двери, с каждым новым отделявшим меня от нее сантиметром чувствуя себя все лучше. Хорошо еще, что прапрабабка ничему ее больше не научила. У дверей я обернулся, чтобы одарить ее стандартной прощальной улыбкой.
— Вы не попросите меня, чтобы я дала знать, если что-то вспомню? Всегда так делается.
— Во второразрядных повестях и старых фильмах, — ответил я. — Кроме того, меня сложно поймать в конторе; я избегаю ее с тех пор, как узнал, что на месте работы умирает шестьдесят процентов граждан Штатов. До свидания.
Лишь выйдя на лестничную клетку, я позволил себе глубоко и облегченно вздохнуть. Сбегая по трем пролетам на улицу, я чувствовал себя свободным и полным радости. Лишь в отеле, в ванне, погрузившись в облако эвкалиптового пара, я услышал тихий вопрос: «А чему ты, собственно, радуешься, Оуэн?»
Я включил музыку, нашел канал с мелодиями моей молодости и сделал вид, что пытаюсь поправить себе настроение. Две банки пива сверх всяческих ожиданий удачно выполнили свою задачу. Затем меня рассмешил комп, напомнив, что я должен опрыскать башку новой порцией «Ремса» и проглотить еще две таблетки. Без точного соблюдения условий применения фирма не гарантирует положительного эффекта. Он также добавил, словно не веря собственным словам, что алкоголь ослабляет эффективность действия препарата. Хороший, самообучающийся комп. Я бросил взгляд на новую информацию от Хиттельмана и, оставив ее на потом, пошел поиздеваться над официантом. Я съел все, что заказал, а затем бесплатно научил бармена готовить напиток с звучным названием «Конь с копытами», который придумал тут же на месте, и в очередной раз убедился, что в этой области у меня несомненный дар.
Прежде чем приняться за изучение докладов ОБТ, я осторожно стер со своего бесценного президентского документа пепел, заменявший тушь, и удовлетворенно отметил, что подобным образом могу использовать его до бесконечности. Я взялся за чтение, каждый час отрываясь от потока информации и упаковывая все, что казалось мне того достойным, в собственную память. Затем выпивал банку пива и снова брался за дело. Закончив около двух ночи, я в очередной раз поменял дату в записи, в очередной раз выбросил старый и спрятал новый конверт. Даже не включая телевизор, я провалился в. сон, словно в густой кисель.
Комп разбудил меня в десять. Вырванный из сна громким сигналом, я полежал в постели десять минут, бесплодно пытаясь вспомнить мысль, которую, как мне казалось, держал в зубах всю ночь. Но перед тем, как проснуться, я открыл рот, и она улетела, дав втянуть себя в работавший на максимальных оборотах кондиционер.
Я брился, избегая смотреть себе в глаза — это всегда рассеивало мое внимание. Где-то на середине этого процесса я вспомнил, о чем хотел не забыть, побежал в комнату и, вызвав архив ЦБР, извлек из него
