отругал жену. Обезумев от ярости, он даже чуть не ударил ее. До сих пор она не понимала, каких действий ждет от нее муж по отношению к Джеффри Фиц-Вильяму. Казалось, короля одинаково злило и что юноша пребывает в добром здравии и что остается при этом несчастным.
Все это чрезвычайно раздражало Изабеллу. Ну что могла она поделать, если этот ублюдок стал объектом насмешек ее пажей и был так неосторожен и неловок, что ей часто приходилось наказывать его? Естественно, Джон и не надеялся, что она будет из кожи вон лезть ради укрепления положения внебрачного чада его брата. Что касается убийства Джеффри… что ж, если король хочет именно этого, пусть справляется с подобной задачкой сам! Изабелла совсем не желает лишать себя места в раю даже во благо своему мужу! Если юноша не заболеет и не умрет естественной смертью либо не покончит с собой, это будет только его виной, а не ее, королевы. Конечно, она не собирается чинить на пути Джеффри препятствия…
Изабелла подошла к пределу ненависти, который допускала ее бесстрастная натура и к Вильяму Солсбери, и к Джеффри Фиц-Вильяму, но ни на того, ни на другого не собиралась нападать открыто. Однако она не упускала возможности обронить в их адрес язвительное словцо или оказать им медвежью услугу.
Джон и епископ Винчестерский нисколько не удивились реплике королевы — Изабелла не отличалась особым умом, но ей хватало сообразительности не только не перечить мужу, но всегда нахваливать его государственный ум. Зная характер Джона, Изабелла некоторое время помолчала и заговорила снова, лишь когда почувствовала, что привлекла к себе достаточное внимание мужчин.
— Милорду епископу известно, что любые намерения моего мужа заручиться поддержкой баронов безрезультатны лишь из-за их трусости и предательства. Но стоит ему окрепнуть и справиться со всем самому, как они тотчас же приписывают его славу себе.
— В этом есть доля правды, — усмехнулся Джон. — Когда я располагал лишь королевской стражей, они предпочли бросить меня и не плыть со мной в Нормандию. Когда же у меня появилась хорошая армия, готовая к покорению Ирландии, тут все и бросились мне на поддержку. Даже те, кого вообще не звали. Так же было и при походе на север, когда пришел час усмирить Шотландию.
Питер де Роше не стал возражать королю. Бароны отказались плыть в Нормандию, ибо восставший Филипп Французский, осадивший все провинциальные крепости, только и ждал, чтобы растерзать их на части. А от похода на Ирландию никто не отказался, потому что Вильям, граф Пемброкский, сражался там уже два года и к 1209 году Ирландия была почти покорена им. Когда король Джон прибыл туда со своей армией, ему оставалось лишь пройти всю страну форсированным маршем, принимая вассальную присягу ирландских лордов…
В сущности, то же можно было сказать и относительно предстоящего похода на Уэльс.
— Не думаю, что вам следует сомневаться в готовности ваших баронов поддержать короля в войне против валлийцев. — Епископ Винчестерский решил не упоминать о былом. — Я не хочу подозревать их в нелояльности к вам, милорд. В их же интересах послужить вам в этом деле.
— Исключая тех, кто связал себя любовью к этому уэльскому дьяволу, — проворчал король.
Епископ Винчестерский не стал утруждать себя напоминанием, что всего год назад король называл лорда Ллевелина своим «дражайшим сыном», когда «уэльский дьявол» женился в 1204 году на внебрачной дочери Джона, Жанне. Он только сказал:
— О ком это вы? А, очевидно о лорде Иэне де Випоне. Я знаю, вы не любите его, но…
— Он сбежал в Ирландию, теперь ему не обязательно отзываться на мой призыв.
— Вот тут вы не правы, милорд. Я высоко ценю Иэна де Випона и знаю о его намерениях, так как ездил на помолвку его дочери с вашим племянником. Мы говорили с ним о предстоящей войне. Его люди, все до одного, будут здесь. Их возглавит молодой Джеффри Солсбери.
Епископ, хорошо знавший короля, не смог все же уловить смысл выражения, промелькнувшего у того на лице. Однако, прежде чем он успел задать вопрос, который прояснил бы ему мысли Джона, в разговор вмешалась Изабелла.
— Этот плаксивый ублюдок?! — воскликнула она. — Он же…
— Что ты, любовь моя, — спокойно перебил ее король, — Джеффри — смелый и довольно способный юноша. Я неоднократно говорил тебе, что его происхождение не имеет никакого значения. Но он молод. Это тяжелая ответственность для него.
— Мне кажется, что настоящий груз падет на плечи вашего брата Солсбери, — равнодушно заметил епископ Винчестерский.
— Ну нет! — улыбнулся король. — Я уверен, что Джеффри сам поведет и своих людей, и людей де Випона.
Обсуждение этой темы вселяло в Питера де Роше все большую тревогу. Король всегда казался безразличным, по крайней мере не заинтересованным в судьбе незаконнорожденного сына своего брата. Но это непроницаемое выражение лица, ласковый тон голоса… Весьма опасный признак. Брат короля безумно любит своего внебрачного сына. Вильям Солсбери — главный оплот королевства, но граф не будет хранить верность королю, если что-то случится с Джеффри и хотя бы тень подозрения падет на Джона. Неизменная слепая привязанность графа к своему брату уже не такая сильная, как прежде. Графа глубоко потрясла смерть жены и сына Вильяма Браозе.
Епископ Винчестерский заерзал в кресле и потупил глаза. Лучше и не вспоминать о прошлом. Эта смерть потрясла и его. Теперь он понимал ошибку короля и не питал к нему особого расположения. Джон все чаще проявлял равнодушие и беззаботность, показывая истинную глубину своей деградации. Он не делал тайны из своего приказа заточить леди Браозе с ребенком в башне, без пищи и воды. Да, муж совершил предательство, а жена содействовала этому, подстрекая глупыми, надменными речами, но обречь людей на голодную смерть — ничем не оправданная жестокость. Разве повинен мальчик, которому едва исполнилось тринадцать лет, в деяниях отца? Тогда граф Солсбери на коленях молил короля за сына Браозе, предлагая в заложники своего законнорожденного наследника…
Питер де Роше вздохнул. Он тоже уговаривал Джона, надеясь, что король скорее внемлет просьбам брата, если в нем еще теплится хотя бы искорка милосердия, но успеха не добился. Через несколько недель мучений ребенок и мать умерли.
Но это еще не все. Джон постоянно нарушал правила морали в отношении жен и дочерей знати. Раньше он ограничивался связями с женщинами, которые шли на это по доброй воле, либо с теми, кого можно было соблазнить или принудить. С недавних же пор король даже не утруждал себя заботами о внешней маскировке своих амурных делишек. Он просто посылал за женщиной, к которой вдруг начинал испытывать влечение, а если она не приходила, приказывал привести ее силой.
Епископ Винчестерский открыто выступал против таких порядков, называя их грехом. Джон лишь смеялся над ним, ссылаясь на то, что, отлученный папой от церкви, уже не обречет себя на более страшные муки. Король только презрительно усмехался про себя. Страх греха? Уж коли ему отпустили грехи, такие, как пренебрежение волей папы и, еще хуже, присвоение церковной собственности, то изнасилования и убийства и подавно простят!
— Значит, этот ублюдок помолвлен… — Это Изабелла нарушила ход мыслей епископа Винчестерского. — Вспомните, милорд, я говорила, что ваш брат проигнорирует ваши предложения по поводу возможного брака. Он обручил своего сына с дочерью вашего врага!
— Ты не понимаешь Вильяма, — ответил Джон тоном более резким, чем обычно в разговорах с Изабеллой. — Его цель — покрепче привязать де Випона ко мне кровными узами.
— А эта девушка все такая же рыженькая, как лисица? — спросила королева. — Я помню ее по тем дням, когда она приезжала ко двору с леди Элой.
— Да, — ограничился кратким ответом епископ.
Похвалить другую женщину в присутствии Изабеллы? Что может быть неблагоразумнее!
— И, конечно, такая же сучка, как ее мать? — поинтересовался Джон.
— О нет! — опередила Изабелла епископа, еще подыскивавшего подобающий случаю ответ. — Это далеко не так. Она не в меру благочестива, стыдлива и послушна, как верный пес. Чего еще ждать при такой матери? Леди Элинор всегда и все решала за нее.
Тут епископу Винчестерскому стало не просто не по себе: его обуял животный страх. От его острого глаза не могло укрыться, что, несмотря на свои скромные манеры, Джоанна не подвергается никакому
