он был десятником на нефтепромыслах в Техасе, – объяснил принц, задумчиво улыбаясь своим воспоминаниям. – Надо сказать, его американизмы зачастую были гораздо более крепкими, чем твои. Медок.
– Довольно странный выбор воспитателя, – удивилась Хани. – Скажи, у вас в Седикане так принято, чтобы принцев и наследников шейха воспитывали американцы с таким… с таким богатым прошлым?
– Если бы ты получше знала Карима Бен Рашида, деда Алекса, ты бы так не удивлялась, – сдержанно ответил принц Руби. – Это хитрый старый бандит, который питает слабость ко всему американскому. Кроме того, шейх Карим боится растерять свои богатства, а сохранить их совсем не так просто, как может показаться. Правда, Седикан фантастически богат нефтью, но именно в этом и кроется главная опасность. Сколько я себя помню, на границах постоянно происходили вооруженные стычки, да и политическое маневрирование… оно подчас бывает еще более опасным, чем прямое столкновение с врагом. Не знаю, почему шейх остановил свой выбор именно на Кленси, но он, очевидно, показался ему наиболее подходящей кандидатурой. Насколько мне известно, Кленси успел побывать наемником, контрабандистом и Бог знает кем еще, прежде чем лет двадцать назад он появился на нефтепромыслах Седикана. Мне было десять, а Алексу – двенадцать лет, когда Карим Бен Рашид передал нас в его 'ласковые' руки со строгим наказом сделать из нас настоящих мужчин.
Принц Руби снова улыбнулся, и в его глазах заплясали лукавые огоньки.
– Методы, к которым прибегал Кленси для воспитания двух принцев, были достаточно… нетрадиционными, но старого шейха они вполне устраивали, – продолжил он. – Кленси научил нас всему – начиная с тактики партизанской войны и заканчивая навыками по укрощению нефтяного фонтана. Помню, в четырнадцать лет я участвовал в настоящей пограничной стычке… Да, Кленси определенно знал, что такое настоящая жизнь!
– А твои родители? – удивилась Хани. – Как они отнеслись ко всему этому? Неужели им было все равно, что шейх Карим и этот… Кленси подвергают тебя таким опасностям?
Губы принца скривились в циничной усмешке.
– Тамровия, как и любая другая страна, очень нуждается в нефти. Шейх Карим хорошо знал, за какие ниточки следует потянуть, чтобы у его наследника был достойный товарищ детских игр. Кроме всего прочего, он считал, что я способен как-то воздействовать на вспыльчивый характер Алекса, который достался ему в наследство от всех предыдущих Бен Рашидов… – Ланс Руби пожал плечами. – В конечном итоге для всех, кого это касалось, подобное решение оказалось самым разумным. Видишь ли, я с детства доставлял своим родителям массу хлопот. Они привыкли вести спокойную, размеренную жизнь, а мне этого было мало. Да что там говорить – я всегда чувствовал себя в Седикане лучше, чем в Тамровии! Страна Бен Рашида стала моей второй родиной, да и Алекс мне ближе, чем мог бы быть родной брат.
– А что сталось с Кленси Донахью? Он все еще в Седикане? – с интересом спросила Хани, внимательно разглядывая бронзовое лицо Ланса, которое то озарялось мигающим багровым светом, то снова скрывалось в трепещущей тени.
Голос принца звучал достаточно спокойно и умиротворенно, но в его взгляде ей почудилась застарелая горечь.
– Кленси? – задумчиво переспросил принц Руби, и – Хани готова была поклясться чем угодно – на его лице появилось выражение самой настоящей любви и суровой нежности. – Кленси теперь официально числится в свите Алекса. Обычно он сопровождает его по всему свету, но в эту поездку Алекс его не взял. Слышала бы ты, как Кленси рвал и метал!.. – Принц негромко усмехнулся. – Но Алекса можно понять: дело в том, что к старости Кленси стал слишком подозрителен. Ему повсюду мерещатся заговоры, а меры, которые он предпринимает, чтобы предотвратить возможное покушение… гм-м… они несколько не соответствуют имиджу цивилизованного джентльмена, которого Алекс старается придерживаться во время своих деловых поездок.
– Наверное, как раз в эту поездку ему все-таки следовало взять мистера Донахью с собой, – с упреком заметила Хани и нахмурилась. – Если он не признает официальную программу и не хочет, чтобы его охраняла я, тогда… Он же может оказаться в очень неприятном положении, и ему будет просто некому помочь!
– Мы с Алексом и так неплохо справляемся – что вдвоем, что поодиночке, – отмахнулся принц. – А к тебе он, по-моему, отнесся очень хорошо. Во всяком случае, насколько я заметил, за ужином Алекс был чрезвычайно внимателен и предупредителен. Если так пойдет и дальше, то со временем он, возможно, и разрешит тебе предпринять кое-какие меры безопасности. Из чистой любезности, разумеется.
Хани с сомнением покачала головой.
– Твой брат, конечно, был очень мил, но, боюсь, он способен терпеть меня только в качестве соседки по столу.
Впрочем, она не могла не признать, что до сих пор вечер был весьма приятным. Они ужинали втроем, и Хани чувствовала себя удивительно свободно и непринужденно в обществе принца и Бен Рашида. Следить за их шутливой пикировкой и пытаться угадать истинные мысли и чувства, скрывающиеся за этим фонтаном остроумия, было на редкость увлекательно. Они понимали друг друга с полуслова, и теперь, когда принц Руби признался, что Алекс Бен Рашид стал ему ближе, чем родной брат, у нее не возникло ни малейших сомнений в его правдивости. Стоило только внимательнее вглядеться, и под маской легкой конфронтации, которую они носили на людях, можно было различить взаимное уважение, привязанность, преданность и искреннюю, неподдельную любовь.
Их отношения были такими давними и такими тесными, что любой в их компании должен был бы почувствовать себя посторонним. Однако Хани, к своему огромному удивлению, довольно скоро обнаружила, что ее признали за свою. Очевидно, это Ланс незаметно, исподволь ввел ее в их тесный круг, а Алекс – пусть с дерзкими шуточками и насмешками – согласился с его решением. К тому времени, когда они, поужинав, покинули номер, Хани уже, не стесняясь, называла по имени не только Ланса, но и Алекса, а узы дружбы, в саму возможность существования которых она ни за что бы не поверила всего несколько часов назад, успели согреть ей сердце и душу.
Хани не сразу заметила, что все это время принц Руби пытался сдерживать свою пылкую чувственность, чтобы дать ей время освоиться с непривычной ролью. Когда же она наконец поняла это, ею овладела искренняя признательность.
– Ты, кажется, сказала, что Алекс был очень мил? – нарочито грозно воскликнул принц, отвлекая Хани от ее мыслей. – Я хотел, чтобы вы подружились, но ты, черт возьми, не должна была находить милым его! Это я должен был очаровать тебя своим умом и ослепить блеском мужественности! Ну что ж, придется впредь действовать другими методами…
Он ловко придвинулся к ней вместе со стулом, так что Хани почувствовала, как его твердое, мускулистое бедро прижалось к ее ноге, и опустил ей на колено руку.
– Ну что, теперь я завладел твоим вниманием? Хани решительно сняла его руку со своего колена и, положив ее обратно на скатерть, слегка похлопала сверху ладонью. Она просто не могла сердиться на Ланса, когда он вот так задумчиво глядел на нее своими голубыми глазами, в глубине которых все равно прятался резвый, озорной бесенок.
– Мне кажется, что за свою жизнь ты слишком привык к женскому вниманию, Ланс, – сказала она. – Интересно, ты хоть помнишь всех своих женщин по именам?
– Не всех, – откровенно признался он. – Только самых последних.
На лицо Хани наползла тень, и принц это заметил. Накрыв ее руку другой ладонью, он сказал удивительно мягким тоном:
– Почему я должен помнить их. Медок? Они ничего для меня не значили. То, что я чувствую к тебе, это совсем другое…
Хани опустила взгляд и посмотрела на свою руку, которая оказалась зажатой между его большими ладонями, словно листик салата в сандвиче. Она надеялась, что ее опущенные ресницы скрыли от принца боль и обиду, вызванные его необдуманными словами.
– С моей стороны было бы глупо верить всему, что ты скажешь, – холодно проговорила она. – Я уверена, что через месяц ты повторишь те же слова другой женщине и даже не вспомнишь, кто такая была Хани Уинстон.
Теперь уже в его глазах промелькнула тень обиды.
