– Что? – не сразу понял Луи.
– Ты как-то сказал, что цыгане с рождения верят в такие вещи, над которыми смеются обычные люди. Что ты имел ввиду?
– В счастье, удачу, судьбу, талисманы…
– Но не только цыгане верят во все это.
– Наверное. Хотя подобных людей не так уж много. А главное – у нас больше практики в этих делах, – он усмехнулся. – И у нас лучше получается.
Мариана обхватила колени руками.
– Ты – первый цыган, которого я встретила в своей жизни…
– И тебе не хватает красного кушака и всхлипывающей скрипки?
– Нет. Прежде чем отыскать тебя, я много успела узнать о цыганах. – Заметив, что Луи насмешливо вскинул брови, Мариана поспешно добавила:
– Ну, конечно, не все, а только самое главное…
Он покачал головой:
– Ты могла увидеть только рябь на поверхности воды. Самое главное обо мне ты узнала здесь.
– Может быть, – Мариана задумчиво посмотрела на него. – Никогда не видела тебя таким расслабленным и спокойным. Даже в Дарсебо ты не был таким.
– Я счастлив, – просто ответил Луи. – И это ты сделала меня счастливым.
– Неужели я? – Впрочем, Мариана и сама чувствовала это. Ведь она так страстно хотела сделать его счастливым, хотела, чтобы жизнь его стала совершенно безоблачной. – Как… хорошо!
– Больше, чем хорошо, Мариана! Ты заставила меня поверить тебе, и если теперь…
– А этот медальон, что ты носишь на шее, – талисман? – поспешно перебила она.
Луи пристально посмотрел на нее, но не стал возвращаться к прерванному разговору.
– Да. Он всегда был на мне, сколько я себя помню.
Ребенком я воображал, что родители повесили его мне на шею для того, чтобы узнать меня, когда я найдусь. – Он усмехнулся. – Я очень долго отказывался посмотреть правде в глаза.
– Какой правде?
– Что они продали меня Джино и никогда не станут искать…
Мариана широко раскрыла глаза.
– Нет! Такого не может быть! Увидев, с каким ужасом она смотрит на него, Луи покачал головой.
– Это произошло много лет назад. Сейчас это уже не имеет для меня никакого значения.
Но Мариана не могла в это поверить. А главное – было страшно представить себе, какие страдания перенес мальчик, узнав правду о своих родителях.
– Да перестань же ты так огорчаться! – воскликнул Луи. – Если ты сейчас расплачешься, я буду просто в отчаянии и никогда себе не прощу, что испортил тебе такой чудесный день.
– С чего ты решил, что я собираюсь плакать? – встряхнула головой Мариана. – И я не представляю, что ты можешь впасть в отчаяние. По-моему, это совершенно не свойственно тебе.
– Всякое в жизни случалось. Кстати, в такие моменты мне очень помогал мой талисман. Я, собственно, и ношу его, чтобы не упустить ни единой возможности зацепить свое счастье.
– Неужели ты действительно веришь в это?
– О, да! Подумай сама: из самых низов общества – из бедности и нищеты – я поднялся до того слоя, где не знают, что такое отказать себе в чем-либо. Конечно, мне помогали страстное желание выбиться в люди и упорство, но никогда нельзя сбрасывать со счетов магическую помощь и магическую власть.
Мариана не могла понять, шутит он или говорит серьезно.
– Вряд ли ты сам веришь в свои слова.
– А почему бы и нет?
– Потому что это неразумно! Мне кажется, чего-то можно добиться только при помощи ума, упорной работы и…
– Хочешь сама убедиться?..
Мариана нахмурилась, пытаясь догадаться, к чему клонит Луи, а он аккуратно положил свою удочку на землю и поднялся.
– Подойди сюда.
Мариана пожала плечами, оттолкнулась от сосны и подошла к нему. Луи расстегнул фланелевую рубашку и приложил ее руку к медальону.
– Сожми его в руке и закрой глаза. Мариана усмехнулась:
– Но это же так глупо!
– Закрой глаза, – повторил Луи, и она послушно исполнила его приказ.
– А теперь загадай желание.
– И я должна сказать тебе, что я загадала?
– Нет, ни в коем случае! Иначе не исполнится. Мариана стояла с закрытыми глазами, прижав руку к его груди, и слушала, как над ее головой щебечут какие-то неизвестные птицы. Мелодия, которую они старательно выводили, была нехитрой, но веселой и жизнерадостной. Птицы радовались солнцу, свежему воздуху, покою… Ветер донес до нее запах сосны, а еще – лимонного лосьона, которым пользовался Луи после бритья. Этот запах был таким знакомым; руки ее ощущали тепло его тела, теплым был и медальон, висевший у него на груди. Боже мой, как же ей хотелось, чтобы это мгновение длилось до бесконечности, чтобы ей не пришлось оставлять Луи!
– Ты уже задумала желание?
Мариана постаралась придать своему голосу как можно больше твердости:
– Нет, конечно! Все это такая чепуха…
– Сделай это ради меня, – голос его прозвучал как-то по-особенному напряженно.
– Хорошо, – пожала плечами Мариана. Ей не нужно было что-то специально придумывать: на свете существовала только одна вещь, которую она хотела по-настоящему. – Все. А теперь можно мне открыть глаза?
– Нет. Теперь ты должна постараться мысленно исполнить его.
– Неужели недостаточно просто загадать?
– Исполни!
И опять Мариана удивилась требовательности, прозвучавшей в его голосе. Она помолчала мгновение.
– Ну вот. Теперь можно?
– Ты исполнила его всем сердцем?
– Всем сердцем! – ответила Мариана торжественным тоном.
– Тогда открывай.
Она открыла глаза и встретила его взгляд, устремленный прямо на нее. И в его глазах была такая нежность, любовь, забота, что Мариана почувствовала, как ее окутывает непередаваемое тепло. «Вот это и есть настоящая магия!» – подумала она.
– А теперь ты задумай желание, – сказала Мариана дрогнувшим голосом.
– Уже, – ответил он, накрывая ладонь, в которой она сжимала медальон, своей. – И все будет, как мы загадали.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что я – владелец талисмана! – в глазах Луи неожиданно блеснули озорные искорки. – А на чьей территории он находится, те желания и исполняет.
– Так ты меня обманул! – Мариана стукнула его кулачком по груди. – А я в какой-то момент чуть было не поверила тебе!
– И правильно сделала. Я великодушен – значит, твое желание сбудется.
– Ну да! Когда пятница поменяется местами с субботой.
– Нет, согласно воле Луи Бено! А теперь нам пора идти. – Он принялся сматывать удочку. – Солнце уже начинает садиться. Если мы не припустим бегом, то не успеем засветло добраться до места.
Какое-то мрачное предчувствие сжало ее сердце, но Мариана заставила себя расслабиться.
