айсбергов, гул подвижек в глубинных слоях — все эти грозные звуки могучей ледяной реки подолгу висят над спокойной гладью озера, отражаясь от покрытого лесом склона горы напротив. На этом склоне мы просидели несколько часов, пока не дождались, когда рухнет одна из башен — звук был такой, будто столкнулись два поезда со стеклотарой. На маленьких куличков Pluvianellus, бегавших по берегам озера, весь спектакль не произвел ни малейшего впечатления — сразу после обвала они устремились к воде, чтобы собрать выплеснутую волнами на скалы живность.
В лесу мы ничего интересного не обнаружили. Стада зайцев-русаков уничтожили всю траву и кустарник, и единственными, кроме них, обитателями склонов были чилийские орлы Geranoaetus melanoleuca.
Вечером Паоло уехал на автобусе в Буэнос-Айрес — в понедельник ему надо было выходить на работу, а до Сан-Паулу отсюда пять дней пути. Я вернулся на Панамериканское шоссе, где полицейский посадил меня в грузовик на Пунта-Аренас, столицу чилийской провинции с романтическим названием Ultima Esperanza (Последняя Надежда). Водитель-серб очень спешил, но до границы мы добрались, когда КПП уже закрылся. Пришлось мне ночевать на диване в здании таможни, где самые южные в мире летучие мыши — кожанчики Histiotis
— ловили мух прямо в зале.
Утром я оказался на чилийской территории, а там проблем с автостопом нет. Меняя попутки, я быстро двигался на запад, радуясь возможности болтать с шоферами на нормальном испанском, а не аргентинском. Аргентинцы говорят очень торопливо и при этом часть согласных глотают, а часть произносят не так: например, слово carabineros (ГАИ) звучит как «каинежос». Степи с пасущимися стайками страусов — малых нанду (Rhea darwini) сменились лесом низкорослых буков. Голые ветви были покрыты изумрудным лишайником и сладкими золотыми шариками, похожими издали на ягоды облепихи — паразитическим грибом Cittaria darwini. Кое-где деревья сохранили свои игрушечные листочки в осенней раскраске — ярко-желтые у Notofagus betuloides и алые у N. pumilio.
Чем дальше, тем выше становились горы, но ветер не стихал, а усиливался. Анды здесь разбиты на отдельные массивы и не защищают от западных ветров — наоборот, проходы между кряжами превращаются в «аэродинамические трубы». Как и повсюду в Патагонии, земля была поделена низкими проволочными изгородями на частные владения, но на многих из них за десятки километров пути можно было увидеть одну-две маленькие отары. Чаще встречались груды дохлых овец, на которых кормились кондоры. Они не обращали внимания на машины, но если я шел по дороге пешком, то птицы замечали меня за милю и, взлетев, уносились по ветру за горизонт.
Под вечер меня высадили на последней развилке в 25 километрах от национального парка Torres del Paine. Ловить попутку дальше было уже поздно, и я пошел пешком.
Ветер здесь был такой, что не только узкие морские заливы, а даже мелкие озерца и лужи покрылись белой пеной. Над скалистыми вершинами гор висели «блинчики» — чечевицеобразные штормовые облака. За все время, проведенное мной в парке, они не изменили ни формы, ни расположения. Более фантастическое зрелище, чем эти стаи «летающих тарелок», освещенные закатным солнцем, и нарочно не придумаешь.
Из-за ветра я держал руки в карманах, а фонарь включал только тогда, когда видел или слышал что-нибудь подозрительное. Один раз в ночи мне повстречалась золотистая в черный горошек кошка Felis geoffroy, а около полуночи луч света вдруг отразился в целой россыпи больших светящихся глаз, но это были всего лишь овцы. Я добрел до избушки туристского приюта, расстелил на полу спальник и успел неплохо выспаться. Вокруг лежали в мешках какие-то люди, но утром я ушел на рассвете и ничего про них не знаю.
Пейзаж, который осветили лучи утреннего солнца, можно увидеть на рекламных картинках почти так же часто, как альпийский пик Маттерхорн или Долину Монументов в США. Передо мной вздымался над буковым лесом могучий горный массив, увенчанный острыми скальными «клыками» тысяче-метровой высоты — «Рогами Пайне».
Я подошел к их подножию и в глубоком овраге встретил парочку небольших серых пум — они прятались от ветра, попутно обследуя каменные россыпи в надежде поймать шныряющих повсюду патагонских вискач (Lagidium wolffsohni). Изящные кошечки были так увлечены охотой, что даже «мыльницей» мне удалось снять их крупным планом.
Восточнее горы было сравнительно тихо и тепло, даже распустились первые цветы — «башмачки», которые часто растут у нас в горшках (желтая Calceolaria uniflora и красная C. biflora). Но когда я поднялся на небольшой хребтик, обогнул синее ледниковое озерцо и вышел на перевал, начались «приключения». Тут я ощутил по-настоящему, что такое Великие Западные Ветра, которые дуют круглый год в Субантарктике, захватывая Патагонию весной. Идти против ветра удавалось с огромным трудом и только галсами. Кое-где на склонах встречались места, где не было даже травы — словно «комариные плеши» в «Пикнике на обочине» Стругацких.
Достаточно было ступить на такую «лысину» — и ветер мгновенно сбивал с ног.
Иногда налетал шквал — туча песка и камней — и приходилось падать ничком на землю, чтобы не улететь и не остаться без глаз. Но гуанако здесь встречались целыми стадами, видимо, чувствуя себя в безопасности: пумы, наверное, не выносят такого ветра. При моем приближении они и не пытались бежать — сразу бы опрокинуло — а уходили мягким крадущимся шагом, старательно следуя впадинам рельефа.
Я вышел к большому, совершенно белому от пены озеру. По берегу вилась дорога, а на обочине был установлен щит «Гуанако» с описанием их биологии. Оказывается, иерархию в стаде можно легко определить по тому, как животные держат голову.
Доминирующий гуанако — «альфа» ходит с поднятым носом и прижатыми ушами, а самый забитый «омега», наоборот, ниже всех опускает голову и поднимает уши торчком.
Двигаясь со скоростью не больше километра в час, я буквально выполз на западную сторону горного массива и увидел «Башни Пайне» — горы идеально правильной формы с параболическими склонами и плоскими макушками. Над ними висел «суперблин», точнее, целая стопка блинов, похожая на атомный гриб. Тут было чуть потише — на солнышке грелись ящерки, по берегам луж гуляли кулики-сороки (Haematopus leucopodus). Мне до смерти надоело бороться с ветром за каждый метр, поэтому, когда из-за поворота появился микроавтобус, я поднял руку и через минуту катил дальше на юг.
Мы уже выехали из парка и проезжали мимо ободранного оползнями, голого склона горы, когда стекла вдруг заныли от особенно сильного шквала. Не прошло и секунды, как туча песка и камней взмыла с горы и накрыла нас, так что мы оказались в полной темноте. Среди грохота камней и шипения песка в бок машины неожиданно полетели овцы — дохлые и отчаянно блеющие полуживые. Все окна с правой стороны оказались выбиты, и ветер ворвался внутрь, мгновенно заполнив все песком. Автобус протащило поперек дороги и опрокинуло. К счастью, он упал боком на насыпь, так что мы легко поставили его обратно на колеса, когда все кончилось. Если бы дорога в этом месте не шла по выемке, все могло бы быть несколько хуже. На Панамериканском шоссе в это время года ветер иногда опрокидывает даже тяжелые грузовики.
Вскоре перед нами открылась синяя гладь Магелланова пролива. Португалец Фернан Магальеш, величайший мореплаватель в истории, сумел когда-то провести парусник по этому извилистому лабиринту с его туманами, мелями, приливными течениями и шквалами. Но это требовало такого искусства, что после него проливом почти никто не пользовался — разве что «Бигль» капитана Фитцроя. Остальные предпочитали огибать мыс Горн, встречая в проливе Дрейка западный ветер во всей его мощи.
Иногда приходилось больше месяца дожидаться спокойной погоды, чтобы проскочить в Тихий Океан. Лишь с появлением пароходов, более маневренных, чем парусники, путь по проливу стал сравнительно простым.
Я заглянул в знаменитую Пещеру Милодона, где когда-то был найден скелет гигантского зверя, обрывки шкуры и каменные загончики, в которых древние индейцы держали последних милодонов про запас. Потом дошел до городка Puerto Natales и наутро сел на катер, который возит туристов к леднику Balmacedo.
Сам ледник не так красив, как Перито Морено, но дорога к нему очень интересная.
Огромные компании черношейных лебедей встречаются в воздухе с великолепными альбатросами,
